Смертельный удар (сборник)

– То, что на нем смерть этой молодой женщины – как ее, Сериз? – никому и никогда не удастся доказать, хотя Мак-Гоннигал и сообщил мне, что у них обнаружена пропажа какого-то количества героина, Изъятого примерно за месяц до этого. Он считает, что управление будет стоять на этом. И все.

– А что Бутс? – спросила я. – Как его предвыборная кампания в следующем месяце?

Мюррей скривился в гримасе:

– Это же Чикаго, моя дорогая. Вчера на заседании окружного совета его встретили овацией… Аплодировали стоя, можешь себе представить? И деньги на избирательную кампанию продолжают поступать. Слишком много тех, кто всем обязан Бутсу. Они не собираются покидать этот корабль, пока вода не поднялась выше ватерлинии.

– Он не отступился от Роз?

– И здесь то же самое. Она слишком популярна в латиноамериканских кварталах Чикаго. Если Бутс ее выставит, ему придется распроститься с голосами Гумбольдт-парка и Логан-сквер. Кроме того, ее поддерживают и мексиканцы за пределами Чикаго.

– Тогда почему же она так тряслась? – взорвалась я. – В чем тут дело, в конце концов? Чего она так боялась – вот что не давало мне покоя с самого начала. Я уж думала, там двоемужество или, скажем, куча незаконнорожденных детей. А здесь… все тот же бизнес. Пусть и незаконный, но для Чикаго это обычное дело. Меня уже тошнит от всего этого. Но чего же она все-таки боялась?

Мюррей пожал плечами.

– Ну, может, чувствовала себя недостаточно защищенной. Все-таки первая женщина, которую Бутс по-серьезному решил поддержать. Первая латиноамериканка. Может, опасалась, что для нее будут другие правила игры. Я думала, ты лучше, чем кто-либо другой, можешь понять, в чем тут загвоздка.

А я вдруг почувствовала себя смертельно усталой, такой усталой, что не смогла вразумительно ответить на его вопрос об Элине. Кажется, стала засыпать на его последнем слове.

– Иди ложись, детка. «Женщина-чудо» еще раз спасла свой город. Иди поспи. – Он погладил меня по плечу и ушел, безмерно благодарный мне за ту журналистскую славу, которая ему досталась за мой счет.

Ближе к вечеру – я успела немного поспать – зашла Вельма Райтер. Когда Лотти объявила, кто пришел, мне захотелось спрятаться обратно под одеяло. Но вместо этого я доковыляла до гостиной и приготовилась к казни. Вельма стояла посреди комнаты и нервно вертела в руках последний номер «Стар».

– Неплохую историю ты тут раскопала, – проговорила она сухим, скрипучим голосом.

– Не думаю, чтобы это сильно повредило Роз, – устало произнесла я. – До выборов еще целый месяц.

– Даже не знаю, на кого я больше зла, – сказала она. – На Роз – за то, что проделала такое, или на тебя – за то, что выволокла это на свет Божий. За то, что пошла против сестры.

– У меня нет ответа на этот вопрос, Вельма. А что, быть феминисткой означает поддерживать абсолютно все, что делают твои «сестры»? Даже если это не согласуется с твоими собственными принципами?

– Но ты же могла поговорить с ней в частном порядке. Разве не так?

– Я пыталась. Она не пошла на это. Слишком уж ей хотелось золотых яблок, и только для себя одной. Но в яблоках могут быть черви, об этом она не подумала?.. И все же она справится с этой работой. Справится лучше любого другого, Вельма, я уверена.

Вельма вскинула руки.

– Нет, для меня это слишком. Лучше мне было заниматься своей фотографией. Намного спокойнее и надежнее.

Я взглянула ей прямо в лицо.

– Вельма, у тебя очень хорошие, честные фотографии. И они тоже требуют риска, я бы сказала, эмоционального риска. Этого ты ищешь и в каждой женщине, которую снимаешь. Я тоже этого ищу. И не прощаю, когда меня пытаются обвести вокруг пальца или когда спекулируют на старых привязанностях. Или когда заставляют… иметь дело с червями.

– Ты же знаешь, она это делала не ради денег.

Я ответила нетерпеливым жестом:

– Знаю-знаю, она пошла на это ради своего двоюродного брата, ради семьи, ради соплеменников… ради того, чтобы испаноговорящее население получило большой кусок пирога… Мотивы самые распрекрасные, и все же мне это не нравится.

Вельма долго, не мигая, смотрела на меня.

– По тебе, Варшавски, видно, что ты не боишься рисковать. Отдаю тебе должное. Я сегодня ушла от Роз, уволилась. Она, она… – ее большие полные губы искривились. – Она… ты не поверишь, она говорила со мной, как родная мать, которая поет своему младенцу колыбельную. И подумать только, что было на самом деле… Даже думать об этом не хочется. В общем, я должна была уйти.

Я молча кивнула. Вельма проглотила слезы, резко повернулась и вышла из комнаты.

Глава 48

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

В субботу, по дороге к мистеру Селигману, я заехала в дилерскую контору «Понтиак» на улице Вестерн и купила себе ярко-красный «транс-ам». У меня никогда еще не было нового автомобиля, тем более такого, в сто восемьдесят лошадиных сил и с двумя выхлопными трубами. Я не очень ясно себе представляла, где взять деньги, чтобы расплатиться за нее, но когда машина тронулась с места и я набрала скорость пятьдесят, буквально дунув на газ, мне стало ясно – вот та машина, о которой я мечтала всю жизнь.

Надо бы ехать в Норвуд-парк. Айлин все-таки решила не отменять день рождения – она столько времени к этому готовилась и столько людей ожидали этого праздника… Соседи даже предоставили свои лужайки для пикника.

Сначала я позвонила Айлин и сказала, что не в силах видеть Бобби, но она стала умолять меня прийти:

– Пожалуйста, Вики, попытайся понять. Майкл – его крестник; он для Бобби все равно как седьмой ребенок, и, кроме того, он был его опорой в управлении. Бобби кричал на тебя только потому, что ему было слишком больно.

– Я не могу, Айлин… Майкл пытался убить меня, и ему это почти удалось. Знаешь, к концу нашего разговора с Бобби у меня сложилось впечатление, что он именно этого и хотел.

– Что ты, Вики, не смей так думать! – Ее звучный голос задрожал. – Дочь Тони и Габриелы! Ты что?! Это он не на тебя, он на себя кричал. За то, что позволил так себя обмануть. Он… он хороший человек, Вики. И хороший полицейский, ты сама это знаешь. Иначе бы Тони никогда не взял его к себе. Но он… он не очень хорошо разбирается в таких вещах. Он силен в другом. И я тебя прошу – нет, умоляю – понять его и быть лучше, чем он. Это так важно. Не только для него, но и для меня.

Вот так и получилось, что вскоре я уже миновала рекламный щит на углу улицы Негл – огромный потрет улыбающегося Бутса и надпись под ним, возвещающая, что «Бутс – это и есть Чикаго», – и въехала в предместье, где жил Бобби. И Майкл. Предместье, откуда вышли и Бутс, и Рон, и Эрни… Здесь они росли, дружили и помогали друг другу выбираться из всяких передряг. А это очень важно, особенно в Чикаго, где каждый думает только о себе.

Когда въезжаешь в Норвуд-парк, появляется такое чувство, будто пересек невидимую границу и попал совсем в другое царство. Небольшие аккуратные домики-бунгало, ухоженные лужайки… Благополучие, мир и покой. Этот сказочный мир, кажется, не имеет ничего общего с огромным, расчерченным граффити, заваленным всевозможным мусором городом на юге.

Сегодня, однако, предместье как будто вымерло. В сером октябрьском воздухе на фоне черного неба дома выглядели бесцветными и убогими. Даже лужайки и клумбы в ухоженных двориках не могли оживить пейзаж. В общем, очень скоро я пожалела, что приехала сюда.

Перед домом Бобби было полно машин – они даже перегораживали улицу. Я поставила свою новую игрушку в ряд с другими. Билетов никто не спрашивал. Откуда-то из-за дома слышались голоса и звуки трубы. Я медленно, нехотя пошла туда. В этот момент несколько человек показались из-за дома на Передней лужайке. Они улыбались мне, махали руками, звали… Этакое веселое содружество. Я помахала в ответ – пусть все будет, как положено.

Я прошла за дом. Народу полным-полно, аж травы не видно. Гости заняли не только участок Айлин, но и два прилегающих соседних участка. В центре из цветных лампочек было выложено имя Бобби. Ни музыкантов, ни одного знакомого лица я пока не видела. Вдруг неизвестно откуда явилась Айлин и крепко прижала меня к своей необъятной груди.