Плёвое дельце на двести баксов

— Причина, говоришь? Какая у тебя, блин, может быть причина?! Вот у меня причина, так причина, — и он как-то безнадежно махнул рукой.

В принципе я уже разобрался в обуревавших его чувствах, и сам начал испытывать схожее состояние.

— Баба, что ли, от тебя сбежала? — с тоской спросил я.

— Точно. — Его муторный взор озарило чувство неподдельного удивления. — А ты как догадался?

— И не только ушла, но и обшмонала тебя напоследок. А ты даже не знаешь, где ее искать. Так?

— Твою мать! Ну ты, прямо, Нострадамус! Слыхал про такого? — Я кивнул, но, видимо, не слишком уверенно, и Петр Иванович дал мне небольшую справку: — Этот ловкач на прошлой неделе в нашем районе выступал, в кинотеатре. Запросто угадывал, кто что задумал и сколько у кого бабок в кармане лежит. Объявится в здешних местах — обязательно сходи на его выступление, не пожалеешь.

— Боюсь, как бы со мной у твоего Нострадамуса облом не приключился: у меня денег вообще никаких в кармане нет, — и я в подробностях осветил недавний визит, а точнее будет сказать, налет его подруги на снимаемую мной жилплощадь.

— Ну, ты и придурок! — подвел Петя категорический итог моему печальному повествованию. — Кому поверил? Лахудре какой-то занюханной! Ее и на порог-то не следовало пускать! У нее же на роже написано, что она аферистка, а ты даже ее документы не проверил. Где теперь эту суку искать?

Я так понял, что и Петр Иванович, проведя с ней энное количество времени в непосредственном контакте на собственной квартире, тоже не заглянул в ее паспорт и ко всему прочему дал этой даме избыточное количество информации, не получив от нее никаких сведений о себе. Я даже засомневался, что он знает, как свою зазнобу зовут, но счел за лучшее промолчать — не следовало нагнетать киловатты.

— Ладно, ты сам во всем виноват, потому будь так добр: гони бабки за квартплату, а не то — выметайся, — после недолгого размышления объявил Петя свой приговор.

Крыть было нечем, однако один нюанс все же имелся.

— Но мы договорились платить по двенадцатым числам, а сегодня десятое.

— Какая на хрен разница! Я тебе говорю: меня обокрали, и бабки мне нужны немедленно.

— Ну, ты точно — не Нострадамус. Я ж тебе намекнул: нету их, бабок-то, — развел я руками как можно шире, чтобы выглядело доходчивее. — Похоже, твоей подруге они оказались еще нужнее, чем тебе. Двенадцатого приходи.

На том мы и порешили.

… Да, Ольга здорово изменилась. Эдакая эволюция от Памелы Андерсон до Кейт Мосс. И куда только все у нее подевалось.

Впрочем, и того, что осталось, мне хватало с избытком: как ни крути, Ольга не перестала быть женщиной моей мечты. Даже похудевшая, если не сказать — истощавшая, она выглядела исключительно сексуально. Именно та самая, как сказал один поэт, горизонтальная сущность прямо так и перла из этой женщины…

А прикид ее, даже на мой легкомысленный вкус, имел вид, чрезмерно вызывающий. Сохранивший остатки былого величия бюст был, можно сказать, открыт для всеобщего обозрения. Ее сарафанчик больше походил на неглиже и не скрывал цвета трусиков — фиолетового. В тон им была и прическа Ольги, и лак на ногтях ее рук.

Светлана Васильевна казалась крайне озабоченной, взволнованной и даже какой-то отчаявшейся. У Ольги было достаточно серьезное выражение лица — не более того.

Я провел их в комнату и предложил сварить кофе — все, что у меня имелось из благ цивилизации.

Но обе дамы предпочли сразу преступить к делу — то есть Светлана Васильевна зарыдала, а Ольга стала ее успокаивать.

Я терпеть не могу бабских слез, но мне ничего не оставалось делать, как ждать, когда сеанс психотерапии даст результаты.

Наконец сквозь всхлипы прозвучало с подвыванием:

— Максимка, сынок мой, пропа-а-л!

— Куда пропал? — спросил я как-то автоматически, и рыдания возобновились с еще большей силой, будто мой нелепый вопрос придал им новый импульс. — Расскажи что к чему, — предложил я Ольге.

Ее повествование было предельно кратким:

— Две недели назад Макс не пришел ночевать, и с тех пор я его не видела.

— И я тоже, — вклинилась Светлана Васильевна, у которой истерика прекратилась так же внезапно, как и началась.

— Так вам надо обратиться в милицию, — пожал я плечами.

— Понятное дело, мудрый ты наш. На четвертый день и обратились. Только от милиции пока никакого проку нет, и Светлана Васильевна полагает, что и не будет. Она считает так: ты — как давний друг и земляк Максима, вместе с ним прошедший чеченскую войну, должен нам помочь разыскать его. Ну и ко всему прочему ты — бывший милиционер.

Ироническая интонация Ольги меня слегка задела, но зато сразу стали ясны позиции сторон: мать Максима Крайнова надеется только на меня, а его жена — похоже, вообще ни на кого.

Ну, что Макс является моим старым корешем и это меня обязывает к великим подвигам во спасение земляка — тут Светлана Васильевна перехватила. В Перми мы с ним знакомства не имели. В Чечне служили полгода в одном взводе, было дело, но только и всего. А как дембельнулись — виделись друг с другом считанные разы: слишком загордился, видать, пацан, когда его в крутизну потянуло.

Но похоже на то, что у Крайнова вообще не было близких знакомых мужского пола и его мать никого из парней, кроме меня, в своем доме не видела. Отсюда и обращение ко мне, эдакая мольба отчаявшейся матери оказать помощь в спасении своего чада.

Можно ее понять, можно. Вон с какой надеждой она на меня смотрит. Пришлось даже глаза отвести.

Но вот Ольгу я понять не мог. Да, вышла замуж она не за Крайнова, а за его деньги. Классический случай. Женщина больше боится нищеты в старости, нежели мужчина, и тут она в своем праве. Но почему сейчас Ольга так, чуть ли не демонстративно, инертна? Обращение ко мне за помощью — исключительная инициатива Светланы Васильевны, это очевидно. А Ольга практически была вынуждена поддержать действия своей свекрови.

Может, жена Максима Крайнова считает, что я попросту не захочу ввязываться в это темное дело как лицо, в общем-то, стороннее? И в таком случае, надо отметить, она практически не ошиблась.

Но более вероятным выглядит другой вариант: ей вообще наплевать на своего опостылевшего супруга. Как говорится, помер Максим, и хрен с ним. Деньги-то его наверняка жене достанутся.

И я, некоторым образом даже негодуя и глядя исключительно на Ольгу, забыв при этом, что получил от нее по телефону многозначительный намек на возможное восстановление наших прежних отношений, произнес с совершенно дурацкой назидательно-иронической интонацией:

— Я, конечно, готов помочь по мере своих возможностей. Но возможностей этих у меня немного. Почему бы вам ни обратиться к профессионалам сыска? Сейчас частных розыскных бюро в Москве больше, чем общественных туалетов. Я думаю, приличный детектив-частник найдет Максима в течение одной рабочей пятидневки. Быстрее, чем бог сотворил землю. Для этого нужна только одна вещь — приличный гонорар. Ну, может быть, еще одна вещь — очень приличный гонорар.

— Возможно, ты и прав, Игорек, — печально улыбнулась Ольга, — но ни у меня, ни у Светланы Васильевны на профессионального частного детектива попросту денег нет. — Видимо, на моем лице отразилось столь искреннее изумление, а может быть, и недоверие к ее словам, что она сочла необходимым добавить: — Было время, у Макса действительно водились деньги. Он работал брокером, профессионально играл на бирже. Но однажды — что-то у него случилось на этой самой бирже. Что — я не знаю, не вникала в его дела. Однако после того, как он взял в банке кредит под залог нашей квартиры на Кутузовском проспекте, стало ясно, что Максим разорен. А вскоре после этого он исчез. — Тут Ольга отвернулась, мне показалось, чтобы скрыть слезы. — Я нищая, Игорек. У меня скоро даже заложенную квартиру отнимут.

Все же человек — по своей натуре, существо довольно-таки сволочное, и я, должен признаться, в этот момент испытал прилив самого настоящего злорадства. Судьба сурово наказала Ольгу за измену — променяв меня на бабки, она теперь осталась на бобах.