Плохие парни (сборник)

Тоцци сделал это. Опять произнес «мы» и «нас», заговорив об агентах Бюро. Гиббонс потупился и уронил локти на колени.

– Идеальная ситуация, – пробормотал он. – Но чего они при этом сумели добиться? Показания Варги обескровили нью-йоркскую мафию. Луккарелли и Мистретта осуждены и отправлены в тюрьму, а Джиовинаццо заперт в тюремном госпитале и строит из себя сумасшедшего, пока адвокаты пытаются продлить его агонию. Все ключевые фигуры угодили за решетку, а немногие оставшиеся на свободе ударились в бега. Так чего же они, выходит, добились? Ни черта себе, идеальная ситуация!

– Об этом я постоянно и думаю, Гиб, и знаешь, к какому выводу я пришел?

– К какому же?

– Это не имеет значения.

– Вот как?

– Единственное, что имеет значение, это наличие ублюдка, агента-перевертыша, в наших рядах, и нам необходимо его обезвредить.

– Кого это ты имеешь в виду «нам»?

– Мы ведь не можем передать дело в Бюро. Мы не знаем, кому там сейчас можно доверять.

Гиббонс покачал головой.

– Ты не просто сукин сын, ты еще и параноик. Тебе об этом уже говорили?

Лицо Тоцци потемнело от гнева, дрожащие руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Будешь ты меня, наконец, слушать или нет? Дерьмо, которое эти хреновы панки покупают на улицах, становится с каждым днем все хуже. Практически каждую неделю в общественных местах вспыхивает перестрелка. Страдают невинные люди. Просто Дикий Запад! И как же ты прикажешь вычислить и обезвредить этого мерзавца в Бюро, если мы не начнем действовать на свой страх и риск? А перевертыш так и будет сдавать своих мерзавцам вроде Клементи. Конечно, нынешние бандиты не так безумны и верны дурацким традициям, как былые семейства, но зато у них отсутствует хотя бы малейшее представление о чести, которое было у тех.

Гиббонс еще раз посмотрел на фотографии: лица людей, которых он знал, с которыми вместе работал, лица людей, которые держат цветные фотографии собственного семейства в рамочке над рабочим столом.

– Ну и конкретно, Тоцци, что ты можешь предложить?

– У меня есть кое-какие зацепки, но мне необходим оперативный простор.

– Другими словами, ты хочешь, чтобы Бюро от тебя отвязалось. Ты хочешь, чтобы я послужил посредником между тобой и ими.

Тоцци кивнул.

– А еще мне нужен доступ к картотеке Бюро.

Гиббонс вздохнул.

– Просто замечательно. Преступное использование конфиденциальной информации, содержащейся в картотеке Бюро, добавит нам знаешь сколько? Еще по десять лет в тюрьме, когда нас сцапают.

– Но этого не произойдет, если мы сцапаем их первыми.

На лице у Тоцци вновь заиграла широкая нервная улыбка.

Гиббонс еще раз бросил взгляд на фотографии.

– Если бы я решился помочь тебе... – подчеркиваю, если бы! – я не стал бы работать, не будучи посвящен во все подробности, ясно?

– Мы напарники. Гиб. Мы всегда были напарниками.

Гиббонс взглянул туда, где стояла фотография в рамочке, – малыш, сидящий верхом на шотландском пони, сущая обезьянка. Он понимал, во что вляпывается: пособничество Тоцци превращало в дезертира его самого. В груди у него защемило. Но Тоцци прав, другого выхода просто не было.

В конце концов Гиббонс неторопливо кивнул, и Тоцци с благодарностью положил руку ему на плечо. Гиббонс мрачно уставился на нее. Он не любил, когда его трогали руками.

– Так объясни мне, Шерлок, что у тебя за зацепки?

– О'кей. Ландо, Блэни и Новик работали, будучи внедрены в разные семейства, но убили всех троих явно в ходе одной операции. Для мафии такое крайне нетипично. Случаи такого сотрудничества практически неизвестны. Конечно, во все семейства могла поступить информация о внедренных агентах, но с какой стати устраивать им общую экзекуцию?

– Понятно. Ну что же?

– Не знаю, но мне кажется, что между семействами должно существовать связующее звено – человек, в равной мере хорошо посвященный в дела Луккарелли, Мистретты и Джиовинаццо.

– Ричи Варга?

– Вот именно. Он был их любимчиком, пока всех не заложил. Они все им восхищались. Мне кажется, Варга должен кое-что знать.

Гиббонс оглушительно расхохотался.

– Ну и в дерьмо же ты вляпался, парень! Ты когда-нибудь пробовал допросить человека, находящегося под опекой Программы по обеспечению безопасности свидетелей? Если ты захочешь добиться этого законным путем, тебе надо изложить свою просьбу в письменном виде и отправить ее в министерство юстиции. И потом, когда и если она пройдет через все инстанции...

– К черту министерство юстиции, – ухмыляясь, сказал Тоцци. – У меня есть свои каналы.

Гиббонс покачал головой и хитро прищурился.

– Да уж, не сомневаюсь, – сказал, он.

Глава 8

Джоанна Коллесано-Варга лизнула Тоцци в ухо.

– Просыпайся, мистер Томпсон, – промурлыкала она. – Мне пора на службу.

Тоцци завозился под простыней, потер свой нос. Приемник с будильником на ночном столике с ее стороны кровати был настроен на станцию, передававшую классическую музыку. Музыка была негромкой – струнный квартет, исполняющий нечто современное и, следовательно, атональное, – но все же достаточно сложной, чтобы вызвать у него раздражение.

– Выруби это дерьмо, – взмолился Тоцци.

– Только не рассказывай мне, что ты по утрам любишь слушать рок. Мне казалось, ты не таков.

Она выглядела несколько разочарованной.

– Не таков, – солгал он.

На самом деле он бы с удовольствием послушал сейчас Брюса Спрингстина или еще что-нибудь в этом роде. И трахнул бы под такую музыку Джоанну еще разок.

Он повернулся к ней, притянул к себе поближе, поцеловал – и еще раз невольно подивился горькому табачному вкусу ее губ. Сам он не курил, ну что ж, придется потерпеть. Да и кто бы не потерпел, учитывая все остальное?

Он погладил ее затылок, ощутил под рукой густые великолепные волосы и, целуя ее, невольно усмехнулся. Джоанна была первой женщиной, похожей на истинную итальянку, с которой ему довелось переспать за всю свою жизнь.

Она медленно высвободилась из его объятий.

– Мне пора на службу, – прошептала она.

– Ты ведь вице-президент компании. Тебе не укажут на дверь, если ты опоздаешь. Позвони, что ты заболела, и мы проведем в постели весь день.

Она покачала головой и насмешливо улыбнулась. Прядь жгуче-черных волос упала ей на глаза, вследствие чего он испытал очередную эрекцию.

– Это весьма соблазнительное предложение, мистер Томпсон, но...

– Какие еще «но»? Тебе никогда не было так хорошо! Признайся!

Под простыней она пробежала ноготочками по его члену.

– С Ричи не было, это уж точно.

– Несчастный ублюдок, – сказал Тоцци. – Такая жена, а у него не стоит. Просто трагедия.

– К несчастью, он относился к этому несколько иначе.

– Вот как?

– Надежда ведь всегда умирает последней. Даже если ничего не можешь. Мы пытались, у него каждый раз ничего не выходило, а потом он избивал меня, чтобы избавиться от унижения. Такое случалось не часто... но все же достаточно часто.

– А он избивал тебя по-настоящему?

– Один раз избил.

Тоцци покачал головой. Эти чертовы скрипки его с ума сведут, это уж точно.

– Не могу поверить, чтобы твой отец позволил ему так с тобой обращаться. Мне кажется, старина Жюль заставил бы его всю жизнь раскаиваться в том, что он один-единственный раз осмелился поднять руку на его любимицу дочь.

– Ричи был всеобщим любимчиком, судя по всему, наследником. Жюль Коллесано приказал своей дочурке вернуться к мужу и хорошенько постараться и тогда, мол, не беспокойся, все получится. Мой отец взял сторону этого ублюдка. – Она легла на спину и уставилась в потолок. – Ричи был как собачонка: всегда у ноги, всегда преданный, всегда готовый сделать все, что прикажет ему мой отец. Вот почему отец любил Ричи: потому что тот никогда его не разочаровывал. Пока это дерьмо не сдал его прокурору; в том-то и дело. Но до той самой поры отец считал его сущим сокровищем. Да Господи, он же знал Ричи с тех пор, как тот был еще ребенком.