Питерские палачи

— И где же ты ее нашел? — майор закинул голову вверх.

Крисман молча указал на одну из секций второго от потолка яруса. Радченко и Кругляков огляделись по сторонам.

— Одну пулю мы извлекли из стены возле двери, — Кругляков указал на дыру в штукатурке. — Еще одна попала в саму дверь, мы ее подобрали почти в проходе. Третья лежала радом с этим стеллажом: угодила в стальной уголок.

Крисман, спустившись со стремянки, прикидывал к своему росту тот ярус, на котором нашел пулю. Получалось на уровне головы.

— Он что, в каске был? — предположил капитан.

— Ага, — кивнул Радченко. — В кайзеровской, с рожками — для пущего устрашения.

И задумчиво посмотрел на дверь.

— Борис Михайлович, — обратился он к Круглякову. — А что если найденная капитаном пуля отскочила от двери?

— Такое возможно, — согласился эксперт. — Тогда откуда взялась та, которую мы подобрали с пола? Никаких подходящих вмятин и дыр здесь больше нет.

— Вмятина ушла с преступником, — заверил Радченко. — Он был в пуленепробиваемом жилете. Ниндзя носят такие?

Кругляков поглазел на дверь, пол и стеллаж, едва слышно произнес:

— Наши что угодно на себя напялят.

Майор хмыкнул, вдруг спохватился.

— Вы сказали, что «звездочки» почти не попадались в вашей практике. Значит, бывало?

— Один раз. Но это несерьезно: один подросток, насмотревшись фильмов, попытался отомстить школьным обидчикам, изображая из себя ниндзя. «Звездочку» он купил в каком-то магазине, торгующем всякой восточной атрибутикой.

— Такой можно было натворить то, что сделал наш нынешний «клиент»?

— Если заточить как следует — вполне, — кивнул Кругляков.

Радченко глянул на часы.

— Пожалуй, нам с Крисманом пора. Не будем больше отвлекать вас…

— Геннадий Алексеевич, — Кругляков взял майора за рукав вновь и увлек за стеллаж к окну, где шепотом спросил: — Раз вы здесь, значит, это имеет отношение к недавнему убийству с коллекционным кинжалом?

— По нашим сведениям, эти люди могли работать на Хана, — ответил Радченко. — А что?

Кругляков понурился.

— Значит, вы были правы, говоря, что все будет намного хуже, чем в девяносто девятом.

— Мы выйдем через подвал, — сообщил Радченко Хасьянову, подводя Крисмана к двери, и глянул на сидящих за стареньким круглым столом двух экспертов. — Они снова в вашем подчинении, лейтенант.

За дверью было совсем темно и сыро. В проходе между убогими кладовками валялись горы влажного мусора. Их питали теплой влагой протекающие водопроводные трубы.

— О, уже вцепились! — буркнул Радченко, пролезая через проем над трубами в подвал соседнего подъезда.

— Кто? — оторопел Крисман, останавливаясь.

— Кто, кто… Блохи, естественно! Не ниндзя же…

Они прошли подвал до самого последнего, четвертого подъезда. Радченко теперь знал, что преступник мог выйти откуда угодно. Скорее всего, никто его не заметил или просто не обратил внимания.

После вонючего подвала на улице было удивительно свежо. В полумраке позднего вечера двор казался не таким уж замусоренным, как всего час назад.

Возле одной из служебных машин Радченко увидел белобрысого мужчину. Он был очень хорошо одет, с навороченным цифровым диктофоном, и расспрашивал о чем-то одного из сотрудников. Майор знал этого человека, ему принадлежала какая-то малоизвестная криминальная газетенка. Он частенько мелькал на различных делах, имел свои источники в полиции, но в основном среди младшего состава. Наверх почему-то никогда не обращался. Радченко ни разу с ним не разговаривал.

— Крисман, как его фамилия?

«Кэп» напряг память, но вспомнить не смог. Он тоже знал газетчика только визуально.

— Спросить?

— Не надо, — махнул майор. — Потом разузнай между делом. И, знаешь что… Собери-ка на него все, что сможешь найти. Несколько газет его тоже раздобудь.

— Сделаю!

Почти у самой машины майора перехватил настырный Шеховской.

— Товарищ следователь, — он поманил Радченко за угол дома. — Я — ценный информатор.

— Иди, капитан, я сейчас…

Потомок-алкаш раздражал майора, от него разило сильнее прежнего (видимо, успел «подзаправиться»), но слово «информация» действовало на следователя примерно так же, как сыр на Рокфора из мультфильма «Чип и Дэйл спешат на помощь». По многолетнему опыту Радченко хорошо знал, что свидетели бывают самые необычные, часто вспоминают что-нибудь крайне важное через несколько часов, а то и дней после самых подробных показаний.

— Помогите, товарищ следователь! — взмолился мужичок, прижимая руки к впалой груди. — Мне без этой книги не жить, а деньги сперли. Девять рублей!

Радченко досадливо закатил глаза.

— Обратитесь в участок по месту жительства. Напишете заявление…

— Конечно, конечно! — закивал Шеховской. — Тока вы уж похлопочите, а? Ну, кто из-за девяти рублей возюкаться-то станет? А я вам подмогну.

Потомок воровато осмотрелся по сторонам, заговорчески подмигнул майору.

— Я не все рассказал этим фиглярам! Знал, что на такое дело приедет настоящий ментяр… следопыт, в смысле… Вы — это он! Я сразу прочухал…

— Ладно! — оборвал путаные дифирамбы в свой адрес Радченко, достал из бумажника червонец и протянул его доходяге. — Возьмите…

— Ну, что вы, — очень неубедительно запротестовал Шеховской, ухватившись за купюру. — Я ж не в этом смысле… У меня и сдачи нет…

— Сдачи не надо.

Потомок сунул банкноту в задний карман джинсов, не глядя на следователя, попросил:

— Тока вы уж найдите ту гадину, что сперла мои кровные. Таперыча они ваши!

— Договорились. Что за информация ждет меня?

Шеховской снова оживился.

— Значицца так! Все, че я рассказал для протокола — эт правда. Но не вся. Концовку я не досказал. А она шибко интересная!

Выждав короткую эффектную паузу, Шеховской вдруг полулег на асфальтовую окантовку цоколя.

— Ща покажу все в натуре. Чтоб как на видеокамере… Это Мамоня так валялси, када я притопал. Лежит и хрипит.

Шеховской прижал руки к груди и изобразил глухой хрип человека с пробитым легким.

— То есть, он был еще жив… В протоколе этого нет.

— Ну, дык я ж сказал, что не все сказал!

— Хорошо, увидели вы его — что потом? Он что-нибудь сказал?

— Ну, умен, чертяка! — осклабился Шеховской, помахивая указательным пальцем. — Сказал! И че сказал! Всего три слова — но какие!

Радченко вытянул шею, глядя на алканавта, упивающегося возможностью продемонстрировать свой актерский дар. Изобразив умирающего Гамлета, тот просипел:

— Мудак в черном… С сабелькой…

Валдис вышел на звонок в прихожую, без лишних слов впустил подмокшего Казбека в дом. Гость понял, что шеф не в лучшем расположении духа, и тоже помалкивал. Небрежным жестом ему было велено садиться в одно из кожаных кресел напротив искрящегося камина в специальном закутке между гостиной и кухней-столовой, оформленном в викторианском стиле. Нечто вроде кабинета, где Валдис обычно предавался размышлениям. На столике под рукой стояли тяжелая хрустальная пепельница, бутылка виски Jameson и пара бокалов, один из которых был пока что пуст.

— Очень в тему, — произнес Казбек, кивая, налил себе, и глянул на залитые дождем окна. — Поганейшая погода!

Говорил он с резким кавказским прононсом.

— Да уж… — Валдис машинально плеснул еще немного в свой бокал и поставил бутылку в центр столика. — Залив, наверное, штормит. Настроение…

По усилившемуся акценту и недосказанности Казбек понял, что «бригадный» действительно чем-то крепко недоволен. Он достал из кармана перекинутой через спинку кресла кожанки маленькую алюминиевую тубу с надписью Romeo y Julieta, открутив колпачок, извлек из нее выкуренную на треть сигару и со знанием дела раскурил. Валдис хоть и не курил, но не имел ничего против слабости старого приятеля. Он даже любил аромат хорошего табака и иногда, особенно сидя у камина, сам просил его закурить.

— Хан начинает злиться, — произнес Валдис после продолжительной паузы.