Том 24. Куда исчезла Чарити

— У тебя здесь имеется прямой провод, Фредди? — заинтересовался я.

— Ну, это громко сказано, но все же есть возможность собрать по кусочкам информацию здесь и там… — Он усмехнулся. — Понимаешь, выяснилось нечто довольно интересное. Насколько я понял, Вагнер превратился в мономаньяка по вопросам чистоты морали за последние два-три года. В этом плане возникали трудности и у других звезд и даже директоров. Но когда я попытался раздобыть более детальную информацию в отношении этих самых затруднений, у меня ничего не получилось. Все было скрыто и замято, сказали мне, но с тех пор пункты моральности поведения, если можно так выразиться, приобрели для Вагнера первостатейное значение.

— Что именно тебе известно о личной жизни Фэбриеллы, Фредди? — спросил я как бы между прочим.

— Не больше, чем мне нужно знать, старина. Необходимый минимум, так сказать. У меня достаточно проблем со своей собственной личной жизнью.

— Ты знаешь Юджина Патрика, за которого она сейчас намеревается выйти замуж?

Он пожал плечами:

— Пару раз встречался с ним.

— Перестань скрытничать. Что именно тебе о нем известно?

— Это важно, Рик? — Он увидел выражение моего лица и кивнул. — Ладно, ладно, но важно ли это для Фэбриеллы, вот что я имею в виду?

— Да.

— Я почти ничего не знаю про Патрика, — осторожно повторил Хофман. — Он консультант по инвестициям, уж не знаю, что именно это означает. У него великолепный офис, разъезжает он постоянно в шикарном «роллс-ройсе» с личным шофером. Я не уверен, это всего лишь вывеска или же у него на счету в каком-нибудь банке лежит кругленькая сумма, оправдывающая все это. Но одно мне досконально известно, старина, что мне он не нравится. Я убежден, что одна половина у него фальшивая, а вторая порочная. Вообще-то нет ничего удивительного в том, что он является избранником Фэбриеллы. Но чисто по-человечески мне ее жалко: у нее выше головы собственных эмоциональных проблем и без этого Юджина Патрика.

— Ты, случайно, не знаешь, нет ли у него сестры?

— Ты имеешь в виду какое-нибудь двуглавое чудовище? — фыркнул Фредди, но, взглянув на мое неулыбчивое лицо, сразу смутился. — Извини, старина, этого я просто не знаю.

— Я встретился с ней вчера вечером, как мне кажется, — сказал я почти про себя. — Она весьма хитрая и лживая брюнетка, которая зарабатывает на жизнь работая в коммерческом телевидении, так она мне сказала.

— Это для меня какая-то абракадабра, Рик, — пожаловался он, — я ничего не понял.

— Полагаю, мы оба в одинаковом положении… Спасибо, что не пожалел на меня столько времени.

— Одним «спасибо» не отделаешься… Сейчас я просто не хочу знать, что свело вас вместе с Фэбриеллой, но, конечно, мне будет крайне интересно услышать, чем все это кончится.

— Если я все еще буду находиться неподалеку после своей встречи с Вагнером сегодня утром, я дам тебе знать, — обещал я ему со вздохом.

Он какое-то мгновение колебался.

— Коль скоро речь зашла о Вагнере, до меня дошло еще кое-что по моим скудным каналам. Весьма темная и запутанная история. Что-то о заблокированной иностранной валюте, которая накапливалась для компании, а потом двое основных акционеров заподозрили Вагнера в том, что он ухитрился оттяпать какую-то часть при помощи хитроумных, весьма изобретательных маневров, не отраженных в гроссбухах, и положить ее в собственный карман. Но никто не мог даже попытаться это доказать, потому что, когда двое основных акционеров тактично упомянули о такой возможности, Вагнер встал в позу и настоял на полной ревизии его личных средств нейтральной финансовой организацией. Проверка показала, что никаких нарушений в его счетах не имеется.

— Зачем бы Вагнеру понадобились деньги? Человеку с его положением?

— Кто знает? — Фредди пожал плечами. — Я хочу сказать, кому совершенно не нужны деньги?

— Ну что же, во всяком случае, благодарю за информацию, хотя в данный момент я не представляю, как она может мне помочь.

— Любая информация всегда оказывается нужной! В этом я уже давно убедился.

— Ага, теперь-то я понял, что означает выражение «Он за словом в карман не лезет». Ты же настоящий краснобай, приятель, а сказанное кстати словцо дорого стоит.

Коротко подстриженная платиновая блондинка с кукольным личиком и потрясающим бюстом бросила на меня мимолетный, но отнюдь не враждебный взгляд, когда я вышел из кабинета Фредди.

— Еще раз привет, мистер Холман! — Она улыбнулась, сверкнув белыми зубами, как барракуда. — Надеюсь, вам удалось успешно разрешить все ваши маленькие проблемы, так что вы можете смотреть на остальное с улыбкой и готовы на любые подвиги…

Я невольно взглянул на высокую грудь, которая так натянула орлоновое полотно ее свитера, что оно определенно достигало того состояния, из которого нет возврата.

— Золотко, вы не возражаете, если я вам задам сугубо личный вопрос?

— Ни капельки, мистер Холман… — Без тени сомнения она произнесла: — Тридцать девять с половиной дюймов.

— Выглядит гораздо больше, — пробормотал я.

— Все дело в контрасте с двадцатью тремя дюймами талии, — охотно объяснила она. — Признайтесь, не свела ли я вас почти с ума от эротического желания, мистер Холман?

— Нет! — ответил я откровенно.

Она вздохнула, и это походило на небольшое землетрясение, которое поколебало основание Тадж-Махала.

— Я разочарована. Это именно то, что мне всегда хотелось сделать с мужчиной с тех пор, как я вычитала эту фразу в какой-то книжке.

— Должно быть, книжка была потрясающая!

— Да! — Она пару раз кивнула. — В конце концов героиня организовала подобие мужского гарема, представляете?

— Ох? — растерянно пробормотал я.

— Мое настоящее имя Дороти Прентис, мои друзья зовут меня Дотти, — добавила она.

— «Дотти» означает «полоумная»? Ну что же, неплохо!

— В любое время, когда у вас окажется свободный вечер, звоните мне, ладно? — деловито произнесла она. — Мне кажется, я бы сумела довести вас до безумия от эротического желания. Откровенно признаться, мистер Холман, вы выглядите слабым игроком.

— Ну что же, людям свойственно ошибаться! — ответил я и поспешил откланяться.

— Прекрасно! — Она вновь одарила меня улыбкой барракуды.

Длинные, ярко освещенные коридоры административного здания гудели от кипучей деятельности, когда я проходил по ним в половине двенадцатого того же дня. Между мною и внутренним святилищем Ясона Вагнера имелся кордон из трех секретарей и двух личных помощников, но, когда я назвал свое имя, он моментально исчез. Меня ожидают, мистер Вагнер в своем офисе, не пройду ли я сразу же туда? Возможно, при других обстоятельствах я бы почувствовал себя польщенным, но тут мне было не до того.

В это утро он был облачен в самый обычный костюм, я догадался, что японский «счастливый» прикид существовал для особых случаев, когда он задерживался допоздна в офисе. В остальном все оставалось точно таким же, как накануне, вплоть до толстенной сигары, крепко зажатой в толстых пальцах.

— Вы опоздали на десять минут, Холман, — загремел он, — так что не тяните.

— Полагаю, что сейчас не время вспоминать о правилах этики, мистер Вагнер? — осведомился я.

— Какой еще этики? Я ваш клиент, поскольку позвонил вам вчера вечером! — Его глаза под тяжелыми веками впились в мое лицо, явно не одобряя увиденное.

— Вы сами избрали себя в мои клиенты. До вашего звонка у меня уже был клиент.

Сигара быстро описала круг в воздухе, очевидно расправившись раз и навсегда с моей этикой.

— Я вам сказал, — заявил он, — что мне нужно имя.

— Я тоже сказал, что не намерен сообщать его вам, — произнес я не менее твердо, — и я не передумал.

— В таком случае вы просто перестали работать в индустрии минуту назад, Холман, — загрохотал он. — Прощайте.

— Но я не перестал работать на своего первого клиента, мистер Вагнер, — напомнил я ему, — и чем больше я углубляюсь в данное дело, тем сильнее растет во мне уверенность, что в нем была замешана не только ваша личная секретарша.