Кровь за кровь

— Ну, что же, товарищ Панков, — проговорил Семенчук, как только дверь за Пашкой закрылась. — Я с большим нетерпением ожидал твоего приезда!

— Странный тип! — кивнул Панков на дверь. — Что это он так гнусавит?

— За это его и прозвали «Пашка-гнус»! Хитрый, бестия, до невозможности! — Федор покачал головой. — До революции специализировался по квартирным кражам…

— «Домушник»?

— Вот-вот, «работал» всегда один и считался хорошим профессионалом среди своих: следов не оставлял и ошибок не делал… Поймать его было почти невозможно, тем более что он никогда не забывал делиться «доходами» с полицией… А незадолго до революции его выдал полиции конкурент, которому он отказал в содружестве…

— И его, наконец, удалось посадить? — подхватил Сергей.

— Нет! — едва ли не с восхищением воскликнул Федор. — И тут ему удалось ускользнуть: откупился, почти все отдал, но откупился… И в этот самый момент судьба Сталкивает его с Валентином Громовым, который и уговаривает его податься на золотые прииски. Оказавшись на мели, Пашка долго не раздумывает и соглашается. Фортуна улыбнулась: напали на богатую жилу, которая могла обеспечить их на всю оставшуюся жизнь, но… революция перечеркнула планы: продав какому-то чудаку свой участок, они возвращаются в город…

— Вы, наверно, всю его биографию выучили! — улыбнулся Сергей.

— Пришлось… По некоторым сведениям, они намыли — гам очень много золота, а оно, ох, как нужно стране!

— Зачем же вы его отпустили? — воскликнул удивленно Данков. — Удерет же…

— Никуда он не денется… Он Грома боится как огня, золото от него утаил, а в городе — будто под охраной. — Комиссар дружелюбно положил руку на его плечо.

Только сейчас Сергей мог внимательно рассмотреть Семенчука: крепкого телосложения, высокого роста. Заметив на его грубой руке выколотый якорь, Сергей спросил:

— Море покинули… разочаровались?

— Глазастый! — одобрительно заметил комиссар. — Нет, кто хотя бы раз выходил в море — никогда его не забудет! Ушел потому, что партия так решила! — Он задумался на мгновение, потом сказал: — Вовремя ты приехал сюда! Правда, ничего нового сообщить не могу. Ничего… Но об этом позднее: устройся, отдохни с дороги, потом и задумаемся вместе…

В этот город Сергей Панков был направлен не случайно, и о его задании здесь знал только один человек — Федор Семенчук. Несколько недель назад арестовали связного из контрреволюционной группы Союза вольной интеллигенции. Программа этого союза была довольно обширна: сеть террористических акций против Советской власти до захвата самой власти.

К сожалению, арестованный знал очень мало, но на одном из допросов упомянул о неком Седом, являющемся руководителем Центральной боевой группы СВИ. Органам ЧK было известно это имя: о нем рассказывали и другие арестованные. Его никто не видел, но все в один голос отзывались о нем положительно и не без страха в голосе. По их словам, это был жестокий и умный человек, а благодаря своей осторожности он никогда не оставлял свидетелей, ему удавалось спокойно избегать арестов. Удалось выяснить, что Седой работает в каком-то советском учреждении и пользуется авторитетом у властей. Особый отдел ВЧК сумел нащупать тоненькую ниточку, ведущую к руководству СВИ, но она неожиданно оборвалась, а следы вели в город, в который и решено было направить Сергея Панкова…

— Вообще-то я не устал… — начал было Сергей, но комиссар перебил его:

— Отдыхать… Еще успеешь наработаться! — Выглянув в коридор, крикнул: — Василий!

Через мгновение в дверь просунулась рыжая голова молодого парня. Заметив Панкова, он вошел и закрыл за собой дверь.

— Звал, товарищ Федор? — стараясь казаться солидным, произнес он.

— Проходи, Василь… Вот, познакомься: товарищ Панков, из Москвы…

— Зарубин… Василий, — важно проговорил тот, затем, шмыгнув своим веснушчатым носом, крепко пожал Сергею руку.

Этот невысокий парень с ясными голубыми глазами сразу чем-то понравился Панкову. Ответив на рукопожатие, он улыбнулся и сказал:

— А меня — Сергей.

— Ты голоден? — спросил Семенчук.

— Да нет! — несколько поспешно ответил Панков.

— Хотя что я спрашиваю: конечно, голоден… Вот тебе талон: пообедай в нашей столовой, это на заводе, Василь покажет, потом получи в финансовом отделе все, что полагается, а жить… — Комиссар задумался, потом хлопнул по столу. — Жить будешь у учителя Лановского… И рядом и надежно, лучше не придумаешь! В общем, устраивайся, а у — в исполком… Василь, вот тебе бланк, завизированный уже предисполкома: выпиши ордер к учителю и покажи все, что нужно. Я в исполкоме буду, если что…

Василий взял бланк и, важно кивнув Сергею, направился к двери. Комната, куда они вошли, находилась рядом с кабинетом комиссара и мало чем отличалась от него. Разве только тем, что вместо одного стола здесь стоял ещё один да отсутствовал портрет Дзержинского.

Василий присел на мягкое кресло за одним из столов.

— Давай мандат, — сказал он и не спеша взял ручку. Взглянув на перо, провел им по своим рыжим волосам, снова посмотрел и, удовлетворенный состоянием пишущего «инструмента», решительно обмакнул его в чернильницу, этакое массивное бронзовое сооружение, отображающее сценку из охоты на медведя.

Сергей смотрел на Василия и с большим трудом удерживался, чтобы не рассмеяться: затаив дыхание, нахмурив брови, усиленно помогая себе языком, он старательно выписывал буквы ордера, пока, наконец, не вырисовывалось слово. За это время выражение его лица менялось несколько раз. Написав слово, Василий глубоко вздыхал и снова склонялся над бумагой…

Не в силах больше сдерживаться, Сергей встал и отошел к окну. Оно выходило во двор, на маленький сквер с беседкой. Несколько деревьев, окружавших беседку, переливались всеми цветами радуги: листья крепко держались за своего родителя, как слабый больной ребенок. Более всего Сергей любил весну и осень: именно тогда ярче всего замечаешь течение жизни, когда весной все распускается, а осенью — отмирает… Но отмирая, природа блистает такими красками, что совершенно забываешь о смерти. Может быть, от природы люди взяли обычай украшать церемонию похорон…

Пот градом струился по лицу Василия, когда он окончил свои писательские мучения. Достав из стола печать, подышал на нее и профессионально стукнул по бумаге. Полюбовавшись ордером, а точнее тем, как написан текст, протянул его Сергею.

— Все! — Вздохнув с чувством выполненного долга, Василий смахнул пот со лба, затем неожиданно спросил: — Москвич, значит?

— Значит! — улыбнулся Сергей. Сложив мандат и ордер, он сунул их в карман.

Василий внимательно разглядывал кожаную куртку. Сергей недоумевающе пожал плечами.

— Небось там у вас все в кожанах ходят? — полувопросительно проговорил Василий с открытой завистью. Потрогав куртку за рукав, добавил: — А уж у Ленина совсем, видать, знатный кожан?!

— Вот и ошибся! — вновь улыбнулся Панков. — Ленин вовсе в пиджаке ходит!

— В пиджаке? — подозрительно переспросил Василий. — Да ты что? — Он неожиданно обозлился. — Заливаешь небось? Да не на таковского напал… Ленин — в пиджаке?! — Он усмехнулся. — Так я тебе и поверил!

— Зачем мне тебя обманывать? Точно — в пиджаке! — обиделся Сергей. — Вот смотри. — Он достал из внутреннего кармана небольшой бумажный пакет. Бережно развернув его, протянул Василию типографский оттиск.

— В… Ульянов… Ле-нин… Ленин! — выдохнул удивленный Василий, и его глаза радостно заблестели. — Глянь-ка, и вправду — в пиджаке! — воскликнул он, бережно разглаживая портрет.

— Ну и чудак же ты, Василий! — рассмеялся Сергей и протянул руку за портретом. Василий тяжело вздохнул и нехотя вернул его. Так же бережно Панков завернул его в бумагу, затем спросил Василия: — А что представляет собой учитель Лановский?

— Ян Маркович? — не отрывая взгляда от пакета, который Сергей снова положил в карман, переспросил Василий. — Яна Марковича весь город знает… Свой в доску! Сам Строгое, наш предгубисполкома, его знает, а он-то человека насквозь видит… Ну что, пошли?