Солнечный удар

  - Колоть.

  - Ну, да. И она приведет нас к банде. Ясно?

  - Во многом притянуто за уши, даже не хочу разбирать по пунктам. Да и Погремушкин в любом случае отработает это направление, если оно разумно.

  Юля расстроилась. Когда Полынцев говорил о преступлениях, он, во-первых, переходил на официальный тон, от чего становился деловым и серьезным, а во-вторых, собственные догадки начинали казаться ей глупостью. И как же теперь быть? Упрямый ты мальчик, Андрюша, ох, и упрямый. Но что-то же можно придумать?

  - Понимаю, - грустно сказала она, опустив глаза. - Была бы я такой же красавицей, как эта официантка со вставными зубами, ты, наверное, взялся бы за любое дело, только, чтоб вместе. А так... извини, что оказалась не в твоем вкусе. - Она поднялась из-за стола и понуро побрела к выходу.

  Полынцев опешил. Ему это послышалось?! Она не считает себя красавицей?! Вот же идиот, не заметил в девушке такую тонкую душу! Быстро расплатившись с официанткой (и что в ней было красивого?), он бросился вдогонку за Юлей.

Глава 6

  Есть ли на свете что-нибудь приятней первого поцелуя? Нет, не того, что в школе с одноклассницей, а в зрелом возрасте, с незнакомой девушкой. Когда ты еще ни разу не касался ее губ, рук, волос, не чувствовал аромата ее дыхания и в один прекрасный момент вдруг окунался в неизведанное. В такие минуты кровь стучала в висках, как грузовой состав по рельсам, голова отключалась перегоревшей лампочкой, а душа пела соловушкой и порхала бабочкой даже у матерых циников. Таков он, первый поцелуй.

  Так вот, ничего подобного вчера у Полынцева не было. А, значит, могло произойти сегодня. Потому и скоблил он с утра щеки станком с двойным лезвием, выравнивал по линейке височки, начищал уши ватными палочками, точно шомполом ствол. И к обеду был готов.

  На вахте в пансионате сидела другая дежурная, это Андрей отметил, взбегая на этаж. Проходя мимо комнаты грузина, услышал за дверью громкие голоса. Не мешало бы зайти, вчера даже поздороваться не успел, неудобно.

  - Можно к вам? - спросил он, заглядывая в номер.

  - Конечно, - хором ответили Вахтанг и Елисей, сидевшие за столом, украшенным скромной закуской и, наполовину выпитой, бутылкой водки.

  Могила наполнил стопку.

  - Яночку поминаем, присоединяйся.

  Не успел Полынцев опорожнить рюмку, как в номер без стука вошла Виктория.

  - Вот, собрала все, что было в холодильнике, - недовольно сказала она, положив на стол большой куль с продуктами. - Привет, Андрей. И тебя уже с утра накачали?

  - Куда накачали? - Заглянула в комнату Юля.

  - Да твоего спозаранок уже подзаправили.

  Елисей Федулович, приняв 'твоего' на свой счет, повеселел, приосанился и, горделиво откинув кудрявый чуб назад, обвел друзей взглядом деревенского гармониста: куда, мол, вам до меня - шантрапа.

  - Та-ак, - нахмурила брови синеглазая красавица. - Ну-ка, быстро идем отсюда. Забыл, о чем вчера договаривались? - Она схватила Полынцева за руку и в два счета вытащила его в коридор.

  Могила удрученно 'скинул с плеч гармошку', стряхнул шевелюру обратно.

   Юля завела Андрея в свой номер и, усадив за стол, налила чашку крепкого горячего чая.

  - Вот, что по утрам нужно пить, а не водку.

  Полынцев скорчил кислую гримасу.

  - Ой, да я вообще не пью - это с вами тут немного расслабился.

  - Правильно, - согласилась красавица, - детей надо делать на трезвую голову.

  - Детей? - встрепенулся он, залившись румянцем.

  - Каких детей? Я сказала: дела надо делать на трезвую голову. У тебя что-то со слухом?

  Но Юля оговорилась не случайно. Ей не понравилась вчерашняя прогулка. После обеда в кафе они долго бродили по набережной, сидели на лавочках, ели мороженое, пили соки. И ни разу, слышите, ни разу этот плебей не попытался ее обнять, а уж тем более, поцеловать. Нет, девушки, конечно, не любят, когда молодые люди распускают руки. Но, простите, если они их вообще в карманах держат - это еще большее хамство. Ничего интересного рядом, что ли?

  - Слушай, а ты долго будешь со мной на вы разговаривать? - спросила она, подбоченившись.

  - Не знаю, как получится, - снова зарделся Полынцев.

  - Ну да, ясно. А у тебя вообще, когда-нибудь, получалось?

  - Конечно, тысячу раз.

  - А что так скромно, почему не миллион?

  - Вы о чем?

  - А ты?

  Андрей и вовсе растерялся.

  - Понимаете, я не могу общаться с вами, как с простой девушкой. Выходит, что использую ситуацию в личных целях. Это как-то... не очень.

  - Полынцев, ты, на самом деле, такой благородный? - красавица подошла к нему поближе и, опершись бедром о край стола, игриво отставила ножку. - Или...

  Но закончить мысль ей не удалось, потому что в дверь, громко постучав, вошла пожилая, в фиолетовом халате, горничная.

  - Убраться можно?

  - Да, да, проходите. Мы как раз хотели вас кое о чем расспросить, - Юля наступила на кроссовок Полынцева. - Не тормози.

  - Здравствуйте, я из милиции, - предъявил он удостоверение. - Представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут?

  Казалось, последнее предложение было излишним. И без того понятно, что нужно называть свою фамилию. Но оно содержало психологическую посылку, выступало в роли красной (теплой) стрелки компаса. Если выражение 'Представьтесь' звучало сугубо официально (синяя, холодная, стрелка) и настраивало человека на серьезный лад, то конечный вопрос сглаживал строгость и располагал собеседника к доверительному общению. Этому простенькому приему Андрей научился у старых участковых, которые могли разговорить даже дворовую собаку.

  Женщина пристально рассмотрела фотографию, детально сличила ее с оригиналом, тяжко вздохнув, присела на стул.

  - Симонова я, Алевтина Петровна. Меня же вчера допрашивали, больше, вроде бы, нечего добавить.

  - Скажите, пожалуйста, Алевтина Петровна, когда вы утром пришли, дверь в номер эстонки была открыта?

  - Почему открыта - на ключе. Я постучалась сперва, как и всегда делаю, никто не ответил, тогда своим отперла, думала хозяйка на море убежала или еще куда. Она редко в комнате сидела, гуляла больше.

  - Когда вы вошли, не обратили внимания на балкон?

  - Ой, не обратила, - покачала головой уборщица. - Разве ж до того было.

  - Значит, фотоаппарат на тумбочке тоже не заметили?

  - Да что ты, миленький. Какой аппарат. Я, как ее на полу увидела, так сразу за дежурной побежала.

  - Назад вместе вернулись?

  - Нет, она меня попросила на вахте посидеть. Пост же не бросишь, мало ли, кто придет или позвонит.

  - Когда она сверху пришла, ничего в руках не держала?

  - Не помню я, у нее лучше спросите. Она послезавтра будет работать. Это мы тут каждый день, а они, аккурат по сменам.

  - Адрес ее знаете?

  - Конечно. Это, здесь недалеко, на Береговой, 3.

  Андрей сделал знак Юле, чтоб приготовила ручку с бумагой. Пока девушка, гремя парфюмерией, копалась в тумбочке, горничная усиленно терла пальцами переносицу, будто что-то вспоминая.

  - Кажется, у нее подмышкой было полотенце, - наконец, просветлела женщина. - Я толком разобрать не успела.

  - Спасибо, это очень важная деталь, - поблагодарил Полынцев. - Давайте-ка, теперь кое-что запишем.

  Улица Береговая, и, правда, находилась недалеко от пансионата, но зато глубоко. Вереницы частных домов выписывали вдоль побережья такие замысловатые вензеля, что голова шла кругом, и заплетались в косичку ноги. Юля с интересом заглядывала в местные подворья, где копошились куры, гуси, индейки, утки. Все такие милые, пушистые, игривые. Хотелось взять какого-нибудь утеночка на руки, погладить, потискать, чмокнуть в клювик. Но Полынцев шел, как заведенный, и приходилось бежать за ним вприпрыжку, не до телячьих нежностей. Нет, странный он, все-таки, человек: то никак раскачаться не может, то мчится без остановок, будто след взял. К тому же, по кругу.