Преследование праведного грешника

Линли хотел бы сказать себе, что в его просчете виноват долгий и трудный день, ложное чувство рыцарства и полное истощение сил. Но душевное беспокойство, которое он начал испытывать в тот самый момент, как увидел рекламную фотокарточку Никки Искушение, говорило также и о другом источнике его ошибки. И поскольку ему не хотелось размышлять ни о самом этом источнике, ни о том, что можно в нем почерпнуть, Линли спустился в кухню и долго рылся в холодильнике, пока не нашел контейнер с остатками паэльи, который сунул в микроволновку.

Прихватив бутылку «Хайнекена», подходящую к его импровизированной трапезе, он откупорил ее и отнес на стол. Устало опустившись на стул, Линли сделал добрый глоток светлого пива. Возле вазы с яблоками лежал тонкий журнальчик, и, дожидаясь, пока микроволновка сотворит чудо с его пищей, Линли вытащил из кармана очки и стал просматривать этот журнальчик, оказавшийся театральной программкой.

Судя по всему, Дентон умудрился опередить многих желающих получить билеты на последнюю нашумевшую премьеру сезона в Уэст-Энде. Одинокое слово «Гамлет» отливало серебром на черном фоне, а над названием пьесы были красиво размещены изображение шпаги и слова «Кинг-Райдер продакшн». Линли с усмешкой покачал головой, перелистывая глянцевые страницы с фотографиями. Насколько он знал Дентона, последующие несколько месяцев на Итон-террас станут нескончаемой демонстрацией основных музыкальных тем этой рок-оперы, звучащих в увлеченной театром душе дворецкого. Он припомнил, что предыдущий шедевр, «Музыку ночи», Дентон непрерывно озвучивал почти девять месяцев, как только переступал порог дома и снимал шляпу.

«По крайней мере, новая постановка не обязана своим появлением на свет музыкальному гению Ллойда Уэббера», — с оттенком благодарности подумал Линли. Однажды он даже всерьез рассматривал убийство как наилучшую альтернативу необходимости в течение нескольких недель слушать, как Дентон напевает главную — и, по-видимому, единственную — музыкальную тему мюзикла «Бульвар Сансет».

Микроволновка со звонком отключилась. Линли достал из ее недр контейнер и вывалил его содержимое на тарелку, после чего с жадностью приступил к ночной трапезе. Но процесс подцепления на вилку, пережевывания и заглатывания паэльи оказался недостаточно увлекательным, чтобы изгнать из его головы тяжелые мысли, поэтому Линли поискал какое-нибудь иное отвлечение.

Он нашел его в размышлениях о Барбаре Хейверс.

Должно быть, к этому времени ей уже удалось выяснить нечто полезное. Она сидела за компьютером с самого утра, и он мог лишь надеяться, что все-таки вдолбил в ее упрямую башку понятие о том, что она будет торчать в этих архивных файлах до тех пор, пока не представит ему полезный и плодотворный отчет.

Линли подошел к стоявшему на разделочном столе телефону и, невзирая на позднее время, набрал ее номер. Линия оказалась занятой. Он озадаченно взглянул на часы. Господи, да с кем же это Хейверс может болтать в полвторого ночи? Линли такого человека не знал, поэтому пришел к заключению, что эта чертова баба просто плохо положила трубку. Он вернул свою трубку на базу и предался вялым размышлениям о том, как ему дальше вести себя с Хейверс. Но подобное направление мыслей сулило ему лишь бурную ночь, что плохо отразилось бы на его завтрашней дееспособности.

Поэтому, закончив с едой, Линли вновь переключил свое внимание на программку «Гамлета» и мысленно поблагодарил Дентона за то, что тот обеспечил ему хоть какое-то развлечение. Интересно написанную аннотацию дополняли приличные иллюстрации. Самоубийство Дэвида Кинг-Райдера было еще достаточно свежо в памяти публики, чтобы придать атмосферу романтизма и грусти всему, что связано с его именем. Впрочем, такая атмосфера создавалась сама по себе при взгляде на соблазнительную девицу, исполнявшую в постановке роль Офелии. Талантливой находкой художника по костюмам стал выбор для ее предсмертного облачения столь бесплотного, почти прозрачного наряда, что он выглядел на героине чем-то совершенно излишним. Освещаемая сзади прожекторами, она застыла на берегу, готовая броситься в темные воды, — создание, пребывающее между двух миров. Призрачный наряд говорил о приближении ее души к небесам, а живое тело — во всей его чувственной красоте — удерживало ее на земле. Идеальное сочетание, воплощающее…

— Какой плотоядный взгляд, Томми! Мы женаты всего лишь три месяца, и ты уже вожделеешь к другой женщине?

Хелен, взъерошенная со сна, стояла в дверях и, щурясь от света, завязывала поясок халата.

— Только потому, что ты уже спала, — возразил Линли.

— Твой ответ прозвучал без всякой задержки. Подозреваю, что ты использовал его гораздо чаще, чем мне хотелось бы. — Она подошла к нему и заглянула через плечо, положив прохладную тонкую руку на его затылок. — Так-так, все понятно.

— Просто легкое чтиво за ужином, Хелен. Только и всего.

— Хм. Ну да. Она хороша, не правда ли?

— Она? А, ты имеешь в виду Офелию? Я даже не обратил внимания.

Он захлопнул программку и, завладев рукой жены, прижал ее ладонь к губам.

— Да, лжец из тебя плохой.

Хелен поцеловала его в лоб и, высвободив руку, прошла к холодильнику, откуда достала бутылочку минеральной воды «Эвиан». Прислонясь к краю стола, она стала пить воду, с любовью поглядывая на мужа.

— Выглядишь ужасно, — заметила она. — Ты хоть ел сегодня днем? Впрочем, можешь не отвечать. Наверное, это твой первый нормальный прием пищи после завтрака.

— Так мне отвечать или нет? — резонно спросил Линли.

— Не обязательно. Я прочла ответ на твоем лице. И как это тебе удается забывать о еде на целых шестнадцать часов, милый, когда я даже на десять минут не могу выбросить еду из головы?

— Такова разница между чистыми и грязными помыслами.

— Какая интересная точка зрения на обжорство!

Линли рассмеялся. Он встал, подошел к Хелен и заключил ее в объятия. От нее веяло ароматом цитрусовых и безмятежностью, и, прижавшись к ней, он ощутил щекой ее мягкие как шелк волосы.

— Я рад, что разбудил тебя, — ласково пробормотал он, наслаждаясь ее близостью и находя в ней огромное утешение.

— Я не спала.

— Неужели?

— Правда. Я пыталась уснуть, но, к сожалению, не слишком преуспела.

— Это на тебя не похоже.

— Не похоже. Я знаю.

— Что же не дает тебе заснуть? — Слегка отстранившись, он посмотрел на нее, отводя упавшие на лицо волосы. Ее темные глаза смотрели на него, и он пытливо заглянул в них, стараясь угадать, о чем они говорят и что пытаются скрыть. — Расскажи мне.

Хелен нежно улыбнулась и коснулась его губ кончиками пальцев.

— Как же я люблю тебя, — сказала она. — Гораздо сильнее, чем в день нашей свадьбы. И даже сильнее, чем в тот день, когда ты впервые затащил меня в постель.

— Рад слышать это. Однако что-то подсказывает мне, что твоя озабоченность связана с чем-то другим.

— Да. Меня волновало совсем иное. Но уже поздно, Томми. И ты слишком устал для разговора. Пойдем лучше спать.

Ему так и хотелось сделать. Приятнее всего было бы сейчас утонуть головой в мягкой подушке и найти успокоительное забвение во сне, лежа рядом с теплой и уютной женой. Но какой-то оттенок в голосе Хелен намекнул ему, что он поступил бы не слишком мудро, потворствуя своим желаниям. Ведь порой женщины говорят одно, а подразумевают совсем другое, и сейчас, казалось, был тот самый момент. Линли сказал, лишь слегка покривив душой:

— Конечно, я притомился. Но сегодня утром нам не удалось толком поговорить, и я просто не смогу заснуть, пока мы все не обсудим.

— Правда?

— Ты же знаешь меня.

Хелен внимательно посмотрела на него, и, видимо, ее успокоило то, что она увидела.

— На самом деле обсуждать-то особенно нечего. Всего лишь умственная гимнастика. Я целый день размышляла о том, на что готовы пойти люди, лишь бы не видеть чего-то, что должны видеть.

Линли слегка вздрогнул.

— Что с тобой? — спросила Хелен.

— Да просто дрожь пробирает. И что же сподвигло тебя на такие мысли?