Ангел Бездны

Диалог Летуна с неизвестным противником был коротким. Незнакомец заявил, что знает о его, Летуна, способностях мага, требует, чтобы он покинул Межинск, угрожая в противном случае расправиться с ним.

Куликов никогда прежде не думал о себе как о маге, но, услышав такое определение, не удивился и попросил у незнакомца разрешения на встречу. Тот снова ответил, что ни о какой встрече речи быть не может и что Куликов должен уехать.

«Ты не сможешь уничтожить меня! — сказал Летун. — Я чувствую, что сильнее тебя».

«Я могу уничтожить любого, кто будет противодействовать мне, но тебя застану врасплох, когда ты не будешь готов ко встрече с опасностью. Все люди одинаковы! Ты должен есть, спать и встречаться с себе подобными. Когда ты расслабишься, я уничтожу тебя, и никакие заклинания тебе не помогут».

После этих слов контакт прервался, и Летун вынужден был вернуться в город. Составив шифртелеграмму и вручив ее связнику для передачи Михайлову, который один знал об истинных целях его прибытия в город, Куликов уединился в своей комнатенке. Он чувствовал, что пришла пора войти в состояние готовности к отделению духа от тела и дальнейшему путешествию в астрале. Хозяйка его улеглась, в доме наступила тишина. Куликов выключил свет и сосредоточился.

Пройдя две стадии выхода в астрал, он перешел в третью, но тут произошло нечто непонятное. Куликов отчетливо услышал чьи-то крики и мольбы о помощи. Крики были настолько громкими, что вывели Летуна из оцепенения, но тут же включился Третий глаз, внутреннее зрение Летуна, и он смутно увидел очертания огромной пещеры, в которой под потолком висели шары, светящиеся синим светом. В глубине пещеры Летун увидел силуэты людей, застывших в самых причудливых позах. Вдруг навстречу ему полетело НЕЧТО. Оно надвигалось с ужасающей быстротой, и Летун наконец разглядел, что это огромная голова какого-то идола. Голова надвигалась, Куликов стал задыхаться. Усилием воли он отключился от видения, и тут же смолкли крики и мольбы. Летун снова сидел на топчане в своей комнатке; в доме царила тишина. Но Куликов чувствовал по-прежнему присутствие чего-то страшного, могущего угрожать его жизни. Летун встал, резко потянулся, представил мысленно дома города, в который приехал, людей, спокойно спящих в них, ощутил тепло и добро, исходящее от этих людей.

Больше Андрей Дмитриевич не стал пытаться выйти в астрал. Он знал, что нужно дождаться утра и поразмышлять об увиденном спокойно, без каких-либо отрицательных эмоций, которыми мог подпитываться его противник. Кто этот противник, Летун не знал, но осознавал, что столкнулся с кем-то или чем-то весьма могущественным.

Андрей Дмитриевич спокойно лег и заснул, охраняемый энергетической завесой доброты, которую он тщательно собрал и окружил ею себя.

ПАНКРАТОВ

Алексей Панкратов приехал в Межинск через четыре дня. Осунувшийся и злой, он был полон решимости продолжить поиски убийц брата. Панкратов попросил в гостинице тот же номер, в котором останавливался прежде. Ему повезло — номер был свободен. Алексей бросил чемоданчик, внимательно осмотрелся. Все было как прежде, будто он и не уезжал, а только выходил на несколько часов. Администратор, правда, сказал ему, что в его отсутствие номер занимал какой-то турист, но, пожив пару дней и не обнаружив в городе ничего для себя интересного, съехал. Отправился, по его словам, искать места, где действительно процветают аномальные явления.

«Жаль, не видел он призрака, — подумал Панкратов, но тут же возразил себе: — А почему собственно посторонний человек мог здесь что-нибудь увидеть? Да видел ли я что-нибудь? Может, призрак Сергея лишь плод моего расстроенного воображения?»

Панкратов вышел из номера, постучал в комнату Батогова, никто не ответил. Он нажал на ручку, дверь была заперта. Славы, очевидно, не было. Алексей вернулся к себе, решил принять душ, побриться.

Через двадцать минут, посвежевший и полный сил, Алексей отправился первым делом в редакцию «Межинского вестника», справедливо рассудив, что к журналистам стекаются все слухи, сплетни и прочая полезная информация.

В «Вестнике» ему рассказали о расстреле «БМВ» с четырьмя пассажирами, о том, что Винникова, как оказалось, давно держали «под колпаком» МВД и ФСБ. Узнал Панкратов и версии причин убийства Винникова со товарищи. О ходе следствия по взрыву поезда никто ничего толком сказать не мог. В основном все придерживались прежней версии о бандитских разборках. Маньяк, убивший девушку Таню, больше, слава Богу, никак не проявлял себя, а оживших парней-туристов в эти дни никто не видел. Об эфирном террористе тоже говорили мало и как-то неохотно. Только секретарша Валечка, сделав большие глаза, шепнула ему, что «без нечистой силы здесь не обошлось», а на недоуменный вопрос Панкратова, зачем, собственно, нечистой силе выходить в эфир, ответила: «Зачем выходить в эфир не ясно, а вот то, что террорист не пользовался радиоволнами, а просто каким-то образом прервал работу их мощного передатчика и, как говорят там, — при этом Валя подняла пальчик вверх, — сам не пользовался никакими из известных на планете Земля радиопередающими устройствами, это факт, подтвержденный всеми профессионалами и радиолюбителями Межинска».

Панкратов поначалу отнесся к этой Валечкиной информации скептически, но коллеги-журналисты подтвердили слова секретарши, правда, признание опять-таки пришлось вырывать из них чуть ли не клещами. Тогда Алексей напрямую спросил Валерия, который занимался криминальной хроникой и, в частности, взрывом багажного вагона, почему он и другие журналисты так неохотно отвечают на вопросы о радиотеррористе. Парнишка отвел глаза, пожал плечами, подумал и, как показалось Панкратову, честно сказал:

— Сам не знаю, Алексей Павлович. Вроде кто-то из органов не велел распространяться по этому поводу… Точно не помню… Кто-то просил не трепаться… Но кто?… Ощущение такое, будто я сам себе велел держать язык за зубами, а почему, не знаю…

— Да, ребята, вы уже здесь заговариваться начали. «Кто-то велел», «я сам себе приказал»…

— Ну честно, Алексей Павлович, чувствую, что запрет есть на разговоры о террористе, а кто такой запрет выдал, не помню…

— Ладно, замнем… Вспомнишь, скажешь. Пойду, пожалуй, к ментам схожу, узнаю, что у них нового.

По дороге в милицию Панкратов решил, что милицейские новости узнает от Славы Батогова, а пока надо навестить того самого колдуна, о котором говорила ему раньше корреспондентка Марина.

Добравшись до Дровяной улицы на автобусе, Панкратов стал спрашивать у встречных, где живет «колдун Витя», но, к его удивлению, прохожие отнекивались или показывали рукой вперед — «там в конце улицы». Наконец какая-то старушка взялась проводить его и, указав на приземистый, но крепкий домик, аккуратно покрашенный в желтый цвет, сказала:

— Вот здесь он и живет. Мы его редко видим. Если и выходит Витя из дома, так сразу в лес идет. Там со зверьем и травами беседует.

— Колдует? — уточнил Алексей.

— Да нет. Это люди его колдуном прозвали. А если по-старинному, так Витя — ведун. Вы как познакомитесь, поймете, что он не плохой человек. Это колдуны могут недоброе сделать: порчу, сглаз или хворь какую наслать. А Витя нет! Витя все больше доброе творит.

— Спасибо вам большое, — поблагодарил Панкратов и направился к калитке домика ведуна. Собираясь перейти улицу и оглянувшись, Алексей увидел, как колыхнулась занавеска в доме, у которого они разговаривали с добродушной старушкой. Он еще раз оглянулся. Бесспорно, из окна кто-то за ним наблюдал. Панкратову не удалось разглядеть лицо наблюдавшего за ним человека, но несомненно это был мужчина.

Панкратов вошел в калитку, прошел по тропке к дверям домика, взошел на крыльцо и уже собрался постучать в дверь, как она распахнулась. На пороге стоял высокий, кряжистый старик, облик которого никак не вязался ни с прозвищем «ведун», ни с характеристикой бабуси — ведун. В представлении Панкратова ведун должен был быть с длинными волосами, заросший бородой и с пронзительным взглядом горящих глаз. А перед ним был обычный провинциальный старикан, больше похожий на дачника, горожанина, обосновавшегося в деревне.