Плёвое дельце на двести баксов

Когда-то небольшое дачное поселение, в котором обосновался доктор Дерябин, находилось в километре от деревни Желдыбино, но постепенно пространство между ними застраивалось, и два населенных пункта теперь слились в одно целое под общим наименованием, позаимствованным у деревеньки.

Но на дислокации дерябинского дома такое объединение никак не отразилось — была его избенка на краю дачного поселка, стала располагаться на краю деревни, только и всего. Да и жилище молочницы как находилось в полутора километров от места обитания Владимира Евгеньевича, так и теперь оно там же.

Однако раньше он шел к Гале по тропе, проложенной на ржаном поле с редкими васильками под пение вольных пташек, а в нынешние времена брел по усыпанной гравием грунтовке между двухэтажных строений из красного кирпича под непрестанный брёх цепных собак с обеих сторон дороги. И вот это обстоятельство его некоторым образом нервировало.

Но сейчас, захваченный загадочной находкой на болоте, вырывавшей доктора из контекста его однообразного, в общем-то, бытия, он несся по деревенской улочке к дому молочницы, не обращая никакого внимания на окружающую действительность.

На дверях избы Гали он вдруг обнаружил висячий замок, и это пустяковое вроде бы обстоятельство повергло его в уныние. Детективное расследование сразу же натолкнулось на непреодолимое препятствие. Молочница жила одна, и дать информацию о ее нынешнем местонахождении никакие домочадцы не могли. Тогда, быть может, что-то подскажут соседи?

Но вскоре выяснилось, что оба соседних дома и изба напротив тоже закрыты на замки.

Что за черт? Деревенские жители крайне редко покидают свои дома, если только не копаются на огороде, но в этом случае они замки на двери не вешают. Да и не заметил Владимир Евгеньевич никакой деятельности на грядках и в садах.

Тут он обратил внимание, что деревня вообще выглядела как-то пустынно. Не наблюдалось даже местных пьянчужек обоего пола, в поисках нескончаемой опохмелки шастающих обычно от избы к избе в течение всего светового дня, прихватывая, впрочем, и сумерки, как утренние, так и вечерние.

Оглядев Желдыбино более внимательно, Дерябин обнаружил-таки на лавочке возле одного из домов древнего деда, которого все кликали Евсеич, — в потрепанной гимнастерке, увешанной орденами, медалями и сразу несколькими значками «Победитель социалистического соревнования».

Владимир Евгеньевич уважительно приветствовал ветерана войны и труда и незамедлительно приступил к расспросам:

— Что стряслось, Евсеич? Куда вся деревня подевалась?

Дед выдержал солидную паузу и потряс Дерябина неожиданным ответом:

— Всеобщая мобилизация, сынок.

Проведя последние сутки в непрестанных размышлениях о возможной судьбе Ирины Долинской, доктор не включал ни радио, ни телевизор и, соответственно, ничего не знал о каких-либо тревожных событиях, потрясших страну до такой степени, что пришлось объявлять экстренную и тотальную мобилизацию чуть ли ни всего гражданского населения. Однако за развитием международной ситуации Дерябин в принципе следил, и она, ситуация эта, никак не обещала столь грандиозных осложнений для родной страны.

Владимир Евгеньевич не слишком-то часто общался с Евсеичем — в последний раз и припомнить не смог, когда, — и у доктора появилось совершенно естественное опасение: а не подвинулся ли дедуля разумом в связи с преклонным возрастом и жизнью, полной военных подвигов и непосильной работы за липовые трудодни на местный колхоз «Желдыбинские зори»?

— И что же, прямо всех в один день и мобилизовали? — осторожно спросил он.

— Так точно. Прямо с утра.

— И собраться толком не дали?

— Где там! Кого посадили на военную машину — здоровую такую, кого на легковушки, а кто своим ходом… И с Богом! — Тут Евсеич осенил себя крестным знамением.

— А кто-нибудь в деревне, кроме вас, остался? — продолжая выдерживать сдержанный, как с опасным больным, тон, осведомился доктор.

— Таких тоже хватает. К примеру, из московских дачников никто не поехал.

Окончательно сбитый с толку, Дерябин отошел от деда в поисках более вменяемого собеседника и почти сразу же заметил приближающегося велосипедиста, а точнее, велосипедистку. Ею оказалась молочница Галя.

— Владимир Евгеньевич! — сразу же заволновалась, засуетилась она и, несмотря на свое, казалось бы, неподъемное тело, ловко и даже с элементами элегантности соскочила с транспортного средства на гравий. — Я же вам вечером молочка обещала! Не дождались?

— Гм… Я забыл у вас еще и баночку сметаны заказать. — Об Ирине Долинской он хотел расспросить как бы между прочим.

— Ой, Владимир Евгеньевич! — всплеснула она руками. — Готовой-то у меня и нет! Потерпите уж до завтра. Или вам срочно надо? Тогда я у Клавы попрошу. Клавка-то, она как раз спрашивала у меня, не нужно ли кому сметанки? — затараторила молочница.

— Нет, нет, Галя, ваша сметана вкуснее. Бог с ней, с Клавой! — отмахнулся Дерябин. — А куда, интересно, вся деревня пропала?

— Да к Долинскому, на стройку, — охотно пояснила разговорчивая молочница. — От него Гоша на своем джипе приехал, стал мужиков зазывать, да и бабам, говорит, работенка там найдется. Халтура на три дня. Мужикам по две тыщи в день, бабам — по одной. Вот почти вся деревня с места и снялась.

— Круто! — невольно переходя на современную молодежную лексику, подивился Владимир Евгеньевич. — На стройку, говорите? А почему бы Долинскому профессиональных строителей было не пригласить? Да и обошлось бы дешевле.

— Ну, для Льва Михалыча такие деньги — мелочь. А ему срочно небольшой домишко построить надо. Я слышала, для новых охранников. Пополнение прибывает.

— И с чего такая срочность?

— Точно не знаю, — пожала она плечами. — Но, видать, что-то стряслось.

— Уж не с Ириной ли? — ловко перешел Дерябин к волнующей его теме.

— Как раз с ней-то полный порядок. Здорово, видать, ваше лекарство помогло. Небось Лев-то Михалыч вас за Ирину щедро отблагодарил? — Галя с явным любопытством и, видимо, с надеждой на премиальные за свое посредничество в данном медицинском деле устремила неотрывный взор на несколько смутившегося при этом доктора.

— Полный порядок, говорите? Ну и слава богу. А я как раз собрался ее навестить. Ирина сейчас в особняке? — поинтересовался Дерябин, обойдя вопрос о гонораре: он считал, что двести долларов — сумма, о которой не стоит и говорить, не то что с нею делиться.

Галя сразу помрачнела, почувствовав себя вроде как обкраденной. Однако ссориться с постоянным клиентом она не хотела.

— Ирина вроде бы в Москве. В особняке ее точно нет, — вежливо, но все-таки с некоторой сухотцой в голосе ответила молочница.

— И давно ее нет в особняке? — продолжал допытываться Дерябин, поскольку судьба дочки олигарха так и оставалась для него неясной.

Галя пожала плечами:

— Да бог ее знает! Но, кажись, неделю назад я ее там видела.

Окончательно договорившись о молоке и сметане, Владимир Евгеньевич направился к своему дому, не переставая размышлять о том, что же в конце концов стряслось с Ириной Долинской? Может, ничего страшного с ней и не случилось, но как попала ее шляпка на болото?

Эти два вопроса не давали ему покоя, став для Дерябина настоящей идеей фикс. Ему казалось, что прямо-таки жизненно необходимо найти на них ответы.

Когда доктор дошел до дома, ему пришло в голову, что он теперь безбоязненно может осведомиться о состоянии здоровья Ирины и, между делом, о ее нынешнем местонахождении у самого Долинского — ведь, по словам молочницы Гали, его дочь совершенно натурально пошла на поправку.

Однако ехать к олигарху только для того, чтобы задать ему эти вопросы, причем без предварительного звонка, казалось Дерябину очень уж неудобным. Но как позвонить Долинскому?

Тут доктор вспомнил о звонке его секретаря. Как тот раздобыл телефон Дерябина, конечно, любопытно, но сейчас не это главное — мобильник Владимира Евгеньевича должен был зафиксировать входящий номер.