Летучие мыши появляются ночью. Та, которой не стало. Табакерка императора

Она стиснула ему руку, открыла ворота и побежала по дорожке к своей двери; кучер испустил усталый вздох облегчения; что касается Дермота, то он стоял на мостовой и глядел на ее дом так долго, что у извозчика зародились новые опасения, а потом опять влез в коляску.

– Гостиница «Замок», mon gars [9]. И на этом ваши труды закончатся.

Возле гостиницы он расплатился с извозчиком, добавил неимоверные чаевые и, сопровождаемый потоком благодарности эпического масштаба, поднялся по лестнице. В холле, честно выдержанном в стиле средневекового чертога, уже замечались признаки пробуждения.

Дермот прошел в свой номер Он вынул из кармана ожерелье из бриллиантов и бирюзы, полученное от мосье Горона; он приготовил заказной пакет, чтобы вернуть ожерелье префекту, и вложил туда записку, в которой сообщал, что должен на сегодня отлучиться. Потом он побрился, принял холодный душ, чтоб прийти в себя, и, уже одеваясь, заказал завтрак в номер.

Из холла ему сообщили по телефону, что мосье Этвуд находится в 401–м номере. Позавтракав, Дермот направился туда и, по счастью, столкнулся с гостиничным врачом, который как раз только что осматривал Неда.

На доктора Буте визитная карточка Дермота произвела сильное впечатление. Однако же он выказывал некоторое нетерпение. Стоя в слабо освещенном коридоре под самой дверью Неда, он отвечал на расспросы без особой охоты.

– Нет, мосье, мосье Этвуд не пришел в сознание. По двадцать раз на дню является кто–нибудь из префектуры или полиции, и все задают тот же вопрос.

– И, разумеется, вообще нет никаких гарантий. Но ведь, с другой стороны, он может очнуться в любой момент?

– Судя по характеру повреждения, это возможно. Я покажу вам рентгеновские снимки.

– Буду премного благодарен. Значит, есть надежда?

– По–моему, да.

– Он что–нибудь говорил? В бреду?

– Он иногда вдруг смеется. И только. Да я и не так часто у него бываю. Лучше расспросите сиделку.

– Можно мне к нему?

– Конечно.

Хранитель тайны лежал в затененной комнате как труп. Сиделка была монашка: ее огромный головной убор выделялся четким силуэтом на светлом фоне жалюзи.

Дермот разглядывал больного. «Красивый, черт», – горько подумал он. Первая любовь Евы Нил, а возможно… но он отогнал неприятную мысль. Если Ева все еще влюблена в этого малого, даже и не отдавая себе в том отчета, тут уж ничего не попишешь. Он пощупал пульс Неда; в мертвой тишине отчетливо раздавалось тиканье часов. Доктор Буте показал ему рентгеновские снимки, со смаком приговаривая, что чудо еще, как его пациент до сих пор не отправился на тот свет.

– Что–нибудь говорит? – повторила сиделка вопрос Дермота. – Да так, мосье, иногда бормочет.

– Да?

– Но говорит–то он по–английски. А я английского не понимаю. А то вдруг засмеется и кого–то начинает звать.

Дермот, направившийся уже было к двери, резко обернулся.

– Звать? Кого?

– Ш–ш–ш, – вмешался мосье Буте.

– Не могу вам сказать, мосье. Все слоги вроде одинаковые. Я б с удовольствием, мосье, но не могу показать, как это произносится, – глаза ее тревожно блестели в полутьме. – Но если надо, я могу в другой раз записать.

Ну вот и все. Больше тут Дермоту пока делать было нечего. Оставалось только еще кое–кого порасспросить по разным барам гостиницы; один официант с большим увлечением говорил о мисс Дженис Лоуз; сам сэр Морис, оказывается, в день своей смерти заглядывал в шумный бар первого этажа и удивил бармена и официантов.

– Ну и глаза у него были! Как он разволновался! – грохотал бармен. – А потом Жюль Сезнек вдруг видит его в зоопарке, у обезьяньей клетки. Он с кем–то говорил, но с кем, Жюль не разглядел, тот стоял за кустом.

Прежде чем заказать билет на английский самолет, вылетавший из Ла Банделетты в половине одиннадцатого, Дермот успел еще позвонить метру Соломону, своему приятелю–юристу из фирмы «Соломон и Кохен», Остаток дня впоследствии вспоминался ему как ночной кошмар. В самолете он соснул, чтоб набраться сил для самого главного. Автобус тащился из Кройдона бесконечно долго; Лондон после нескольких дней отлучки поразил его копотью и вонью выхлопных газов. Дермот взял такси и отправился по некоему адресу. Полчаса спустя он чуть не кричал от радости.

Он доказал то, что требовалось доказать. Когда под желтым вечерним небом он входил в самолет, отлетающий в Ла Банделетту, он уже не ощущал усталости. Ревели моторы; самолет пошел на разгон; воздушной струёй от пропеллеров прибивало к земле траву; а Ева была спасена. Держа портфель на коленях, откинувшись в кресле, Дермот под шум вентиляторов в душном салоне следил, как Англия сводится сперва к серым и красным крышам, а потом к движущейся карте.

Ева была спасена. Дермот строил планы. Он все еще строил их, когда самолет нырнул вниз, к аэродрому. В отдалении, в городе мигали огни. Проезжая по аллее тесно посаженных деревьев, дыша сосновым запахом сумерек, Дермот унесся в мечтах от сегодняшних мытарств к будущему, когда…

В «Замке» играл оркестр. Яркий свет и грохот вывели его из задумчивости. Его окликнул регистратор.

– Доктор Кинрос. Вас весь день спрашивали. Минуточку! Кажется, и сейчас двое дожидаются.

– Кто?

– Мосье Соломон, – ответил регистратор, заглянув в блокнот, – и мадемуазель Лоуз.

– Где они?

– Где–то тут, мосье, – он позвонил в колокольчик. – Вас проводят. Хорошо?

С помощью мальчишки–коридорного Дермот нашел Дженис Лоуз и метра Пьера Соломона в одном из уголков якобы готического фойе. Якобы старинные и голые каменные стены были увешаны якобы средневековым оружием. Вдоль стен тянулась мягкая скамья, а посередине стоял столик. Дженис и метр Соломон мрачно забились подальше друг от друга, но оба тотчас поднялись, завидя Дермота; и его поразило выражение упрека на их лицах.

Метр Соломон был высок, толст, смугл, внушителен и говорил низким басом. Он весьма странно взглянул на Дермота.

– А, вы вернулись, мой друг, – констатировал он замогильным голосом.

– Конечно! Я же вам говорил, что вернусь. Где же миссис Нил?

Адвокат внимательно разглядывал ногти на своей руке, поворачивая ее то так, то эдак. Наконец он поднял глаза.

– Она в ратуше, мой друг.

– В ратуше? До сих пор? Что же они ее так долго держат?

Лицо метра Соломона окончательно омрачилось.

– Ее сунули в камеру, – ответил он. – И я сильно опасаюсь, старина, что ее очень не скоро оттуда выпустят. Мадам Нил арестована по обвинению в убийстве.

Глава 16

– Скажите, старина, – продолжал метр Соломон с искренним интересом, – между нами. Как мужчина с мужчиной. Вы что – морочите меня?

– Или морочите ее? – вставила Дженис. Дермот смотрел на них во все глаза.

– Я ничего не понимаю.

Метр Соломон ткнул в Дермота пальцем и помахал им, словно задавал вопрос на суде.

– Подучивали вы мадам Нил, чтоб она повторила полиции свою историю слово в слово, как рассказывала ее вам? Да или нет?

– Да, конечно.

– Ага! – загремел метр Соломон с глубоким удовлетворением. Он расправил плечи и запустил два пальца в жилетный карман. – Вы, видимо, рехнулись, мой друг? Безнадежно спятили?

– Послушайте…

– До самого сегодняшнего вечера и еще во время допроса мадам Нил в полиции были почти уверены в ее невиновности. Почти! Вы заставили их поколебаться.

– Ну?

– Но в тот самый момент, когда она дает последние показания, все колебания прекращаются. Мосье Горон и следователь переглядываются. Мадам Нил допустила ошибку до того грубую, до того изобличающую ее в глазах всякого знакомого с уликами, что в ее виновности не остается никаких сомнений. Баста! Конец! Все мое искусство – даже мое – не в силах ей помочь.

На столике перед Дженис Лоуз стояли до половины отпитое мартини и три составленных одно на другое блюдечка, свидетельствовавшие о трех предшествующих порциях. Дженис присела, покончила с мартини и еще больше раскраснелась. Будь тут Елена, она бы много чего могла сказать. Но Дермота эта черта в ее дочери не интересовала. Он снова посмотрел на метра Соломона.