Мегрэ и ленивый вор

Мегрэ колебался, раздумывая про себя: ведь он должен был где-то продавать драгоценности и другие краденые предметы. Он не контактировал с профессиональными скупщиками краденого. А так как тратил на себя немного, наверняка имеет где-то отложенные деньги. И к тому же крупную сумму. Да! Но где?

И вслух сказал Жюстине:

— Поскольку сын давал вам деньги на жизнь нерегулярно, время от времени, чтобы вы сделали, если бы он вообще перестал вам их давать?

Она невольно вздрогнула, и в ее глазах отразилось беспокойство.

— Я никогда не боялась этого, — ответила она не без гордости. Оноре хороший сын!

Она не сказала на этот раз: «был хорошим сыном». И закончила так, как если бы он был жив:

— Я уверена, что он не оставит меня без средств к существованию.

В ее голосе звучала глубокая убежденность.

Минуту спустя Мегрэ произнес вполголоса, как бы про себя:

— Кто его убил? Ведь не какой-то случайный бродяга, наверняка нет. И не сообщник из мести. Сообщников у него никогда не было. Что же в этом кроется? Ведь это не какое-то обычное убийство…

Старуха не спрашивала, откуда он это знает, а он сам ей не объяснял. У бродяги не было бы повода изуродовать тело, и уж наверняка незачем ему было с особой злостью глумиться над его лицом или тщательно опорожнять карманы, чтобы не осталось ни одной мелочи, такой, как трубка или зажигалка, которые могли бы облегчить опознание.

Убили его и не представители преступного мира: убийца был кто-то такой, кто не знал, что Кюэнде сидел в тюрьме по уголовному делу, а значит, без труда его отпечатки пальцев отыскались бы в картотеке лиц, имевших судимость.

— Тот, кто его убил, не знал Оноре раньше. Все-таки у убийцы были какие-то причины, чтобы его прикончить. Вы меня понимаете?

— А что я тут должна понимать?

— То, что когда мы будем знать, какую кражу планировал Оноре, в каком деле, в чьей квартире, нам легче будет напасть на след убийцы.

— Это не вернет к жизни моего сына.

— Вы мне позволите взглянуть на его комнату?

— Я не могу вам запретить.

— Я хотел бы, чтобы мы сделали это вместе.

Когда она шла за ним, двигались ее узкие плечи и колыхались огромной ширины бедра. Рыжая собачка, ворча, семенила за ней.

В комнате Оноре с выходящим во двор окном, через которое проникал слабый свет, царил полумрак, как в часовне. Отсвечивало только белое стеганое покрывало на железной кровати.

Мегрэ открыл дверцу зеркального шкафа: три костюма — два серых, один темно-синий — аккуратно висели на плечиках, внизу стояли составленные в ряд туфли, а на полке лежали рубашки, поверх которых был положен пучок сушеной лаванды. На этажерке — книги: Уголовный кодекс в красной обложке, сильно истрепанный, купленный наверняка у какого-нибудь букиниста на набережной Сены или на бульваре Сен-Мишель. Какие-то романы конца девятнадцатого века, том Золя, том Толстого. План Парижа, которым наверняка часто пользовались…

В углу на полке — стопки иллюстрированных журналов. При виде их комиссар невольно нахмурил брови. Они странным образом не подходили ко всей остальной меблировке. Это были толстые, дорогие журналы, напечатанные на мелованной бумаге, с цветными снимками самых красивых замков Франции и великолепных интерьеров.

Мегрэ перелистал несколько из них в надежде, что найдутся какие-нибудь заметки или хотя бы места, подчеркнутые карандашом. Быть может, они наведут его на какой-нибудь след…

Живя в Лозанне, в мансарде, молодой Кюэнде, будучи учеником слесаря, присваивал все, что попадало ему под руку, даже предметы, не имеющие цены.

Позднее, когда он оказался в Париже и жил на улице Сент-Антуан, он стал более разборчивым, но тогда еще, проникая в маленькие магазинчики или скромные квартиры в своем районе, он делал это наугад, без предварительной разведки.

В последнее время он поднялся на более высокую ступень: если планировал кражу, то уже на ином уровне — на квартиры богачей, там, где могут оказаться и крупная сумма денег, и драгоценности.

Мать, сама того не желая, навела комиссара на верный след: он вспомнил, что ее сын читал ежедневно четыре или пять газет.

Мегрэ был уверен, что Оноре не искал в газетах политических новостей и не углублялся в рубрику происшествий, а выискивал информацию из светской хроники: о том, что происходило в высшем свете, вчитывался в описания приемов, свадеб и тому подобного.

Разве в этих сообщениях он не выискивал с восхищением сведения про количество драгоценностей, которые были на женщинах высшего света?

Иллюстрированные журналы, которые Мегрэ в этот момент просматривал, наверняка приносили Кюэнде еще более важную для него информацию: не только подробно освещали план комнат в частных домах, но даже помещали цветные фотографии, показывающие, как они обставлены.

Так, значит, сидя в уголке и греясь у печки, Оноре раздумывал, взвешивал все «за» и «против», мысленно производил выбор.

Позже он отправлялся на прогулку в присмотренный район, снимал комнату в гостинице или, если ему удавалось найти что-то соответствующее, отдельную квартиру, как это было на улице де ля Помп.

Во время последнего следствия, длившегося несколько лет, было обнаружено, что он просиживал в различных кафе и пивных, а в некоторых стал постоянным посетителем. О нем говорили: «Человек очень спокойный, часами сидел где-то в углу со стаканчиком белого вина, читал газету, глазел на улицу…»

А на самом деле он внимательно наблюдал, кто и когда выходит и возвращается домой как хозяева, так и слуги, запоминал их привычки и порядок занятий, и потом, из окна своей комнаты, следил, что они делают, когда находятся уже дома.

Через какое-то время благодаря этим наблюдениям дом напротив не имел от него никаких тайн.

— Благодарю вас, мадам Кюэнде!

— Жюстина!..

— Извините, мадам Жюстина… Я очень… Он не окончил фразы, ища соответствующего слова. «Симпатизировал» было бы уж слишком, «интересовался» — нет, такая формулировка была бы для нее непонятной…

— …уважал вашего сына.

Это слово тоже не было точным, но ведь ни вице-прокурор, ни судебный следователь не услышат их из его уст.

— К вам скоро придет инспектор Фумель. Если что-нибудь понадобится, прошу обращаться прямо ко мне.

— Мне ничего не будет нужно.

— Если вы случайно узнаете, в каком районе Парижа Оноре провел последние недели своей жизни…

— Сомневаюсь, — пожала она плечами. Мегрэ попрощался с Жюстиной Кюэнде и начал осторожно спускаться по истертым ступеням лестницы.

Через минуту его охватили пронизывающий холод и шум улицы. В воздухе висела как бы белая пыль, но снег не шел, не видно было его следов на тротуарах.

Едва он вошел в комнату инспекторов, Люка объявил:

— Вам звонил Моэрс.

— Когда?

— Полчаса назад.

— Он не говорил, по какому вопросу?

— Просил, чтобы вы ему позвонили.

— Ничего нового о Фернане?

Мегрэ не забыл, что его самым важным заданием было найти участников вооруженного нападения. Поиски могли продолжаться неделями, если не месяцами! Сотни полицейских и жандармов имели фото находящегося сейчас на свободе Фернана. Инспектора ходили от квартиры к квартире, как коммивояжеры, рекламирующие электрические пылесосы, и спрашивали, показывая его фото, не знает ли кто этого человека.

Следственная бригада занималась гостиницами и пансионатами, полиция нравов расспрашивала проституток. На вокзалах пассажиры не раз ловили на себе внимательные взгляды.

Нет, не Мегрэ вел следствие по делу Кюэнде. Ведь это же не его задание. Он должен заниматься чем-то иным. Ему нельзя отрывать своих людей от выполнения их обязанностей. Но как сочетать собственный горячий интерес с чувством необходимой в этих делах добросовестности?

— Поднимешься наверх, — обратился он к Люка, — и потребуешь последний или хотя бы не очень старый снимок Кюэнде. Попросишь сделать отпечатки. Пусть каждый из инспекторов, разыскивающих Фернана, а в особенности те, которые разрабатывают кафе и гостиницы, имеет при себе и его снимок тоже. И пусть спрашивают при случае, не знает ли кто Кюэнде хотя бы в лицо.