Доктор Z
Доктор Z читать книгу онлайн
В этой книге действует один из любимых героев Хеллера, доктор Циммертюр из Амстердама. Доктор Циммертюр — психоаналитик, его профессия — исследование душевной жизни пациентов, толкование их снов и поступков. Профессия сводит его с самыми разными людьми, в том числе и со злоумышленниками. Однако с помощью психоанализа и редкостной наблюдательности доктор Z раскрывает немало загадочных преступлений…
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
3
Полтора миллиарда человек дышали, каждый, в среднем, двумя легкими; самые необычайные питательные вещества питали их материальное «я»; самые необычайные мысли питали их нематериальное «я». А на Хееренграхт в Амстердаме доктор Циммертюр старался разгадать те их мысли, которые казались им странными и тревожными и мешали в их борьбе за существование с полутора миллиардами со-человеков.
В один прекрасный день доктор вспомнил своего вспыльчивого пациента с Пийльстег. Сам он тоже слегка увлекался коллекционерством. Пациент этот интересовал его. Он решил нанести ему визит непрофессионального характера.
Пийльстег — узкий переулок с домами пятнадцатого века, который идет от Биржевой улицы параллельно Дамстрат. Старинный погребок Боля находится на этой улице, и наискосок от него доктор увидал лавку господина Хейвелинка.
Лавка была такой, какой он себе ее и представлял: старинное узкое помещение с витринами, столами, полками. В глубине находилась дверь в жилую комнату. Когда зазвонил звонок, дверь отворилась и владелец лавки высунул голову.
— Сейчас! — сказал он коротко и исчез в задней комнате.
Несмотря на то что сгущались сумерки, свет в лавке еще не был зажжен, и вряд ли господин Хейвелинк узнал вошедшего покупателя. Доктор Циммертюр обратил внимание, что голос у антиквара был взволнованный и что дверь в заднюю комнату он затворил за собой очень тщательно. Доктор начал осматриваться.
Подбор товаров у господина Хейвелинка был и разнообразен, и содержателен. Здесь был китайский и французский фарфор; тут были и столы с инкрустацией, и старые голландцы в позолоченных рамах; наконец, витрины, одна возле другой, с редкими монетами. Доктор с интересом осматривал все это. Но вдруг его усталый взор загорелся, и лицо покрылось слабой краской. На столе, заваленном разной мелочью — статуэтками, книгами, фарфором, лежала массивная серебряная монета необычного вида.
— Неужели это возможно? — пробормотал он про себя и вынул из кармана лупу.
Из перламутровых сумерки сделались синевато-сиреневыми, и доктору пришлось поднести монету к окну, чтобы рассмотреть ее. Он внимательно осмотрел форму, чеканку, взвесил ее на руке и обратил внимание на оттенок. Насколько он понимал, монета, безусловно, была самая настоящая. На стертой и окрашенной временем лицевой стороне красовались два древних символа церкви — око и треугольник; на оборотной стороне надпись «Florentia Respublica Dei О. M.». Перед его усталыми глазами пронеслись видения: царство Лоренцо Великолепного, разрушенное черным монахом; опрокинутые мраморные статуи; Флоренция, Божья республика, управляемая Савонаролой, и, наконец, пылающий костер… Он стоял, погруженный в свои мысли, когда дверь задней комнаты отворилась.
— Да, да, строго конфиденциально! — услыхал он голос. — Строго конфиденциально, клянусь вам!
Господин Хейвелинк стоял на пороге вместе с молодым человеком, изысканно одетым. Щеки у него были нежные и гладкие, как слоновая кость; волосы, прекрасно причесанные, — черные и блестящие. Судя по всему, единственное его занятие в жизни заключалось в том, чтобы питать себя, холить, расчесывать волосы и делать маникюр. Он любезно пожал антиквару руку и хотел было уже уходить. Вдруг господин Хейвелинк взглянул на коробку, которую тот держал в руках, и пронзительным голосом воскликнул:
— Но ведь у вас было пять… а здесь только четыре!
— Одну вы положили сюда, — сказал молодой человек благозвучным голосом, указывая на стол.
— Да, но тут ее нет! Великий Боже, ее здесь нет! Что это значит? В лавку зашел какой-то господин… неужели он…
Голос господина Хейвелинка поднимался все выше, словно пение жаворонка. По-видимому, он не заметил ученого, стоявшего у окна и наполовину скрытого портьерой. Доктор Циммертюр откашлялся.
— Простите, но я рассматриваю ту самую вещь, которую вы ищете, — сказал он. — Я увидал на столе эту монету и в полной уверенности, что она предназначена для продажи, взял ее сюда, чтобы…
Что-то в звуках его голоса пробудило воспоминания в душе антиквара. С быстротой молнии он повернул выключатель и узнал доктора.
— Это вы! — закричал он, дрожа от негодования. — Зачем вы здесь? Уж не воображаете ли, что мне нужны еще консультации по тридцать гульденов? Не думаете ли, что мне нужны ваши дерзости? Зачем вы сюда пришли?
Лицо его исказилось от охватившего волнения. Он вырвал серебряную монету с таким видом, точно собирался вступить в драку.
— Зачем вы здесь? Отвечайте!
Доктор Циммертюр повернулся к молодому человеку:
— Милостивый государь, вы являетесь свидетелем сцены, которая, по всей вероятности, удивила вас еще больше, чем меня. Я психиатр. Прощайте, господин Хейвелинк. В качестве покупателя я к вам больше не приду. Но если я понадоблюсь вам как врач, я к вашим услугам, несмотря на ваше поведение.
Он поклонился и ушел. Господин Хейвелинк хотел проводить его до двери, но молодой человек положил ему руку на плечо и удержал.
— Ради бога… строго конфиденциально! — проговорил он шепотом.
4
Спустя два дня приемная доктора Циммертюра еще проветривалась, когда человек с густыми бровями и смуглым цветом лица прорвался мимо прислуги в кабинет. Доктор стоял возле книжной полки и перелистывал энциклопедию. Его мятежный гость ни секунды не колебался в выборе приветственных слов:
— Вы были с ними в заговоре! Вот отчего вы не хотели объяснить мне сна! Вот почему вы третьего дня зашли ко мне в лавку! Но вы…
Доктор положил книгу и пошел навстречу своему нежданному гостю.
— В чем дело? — спросил он. — Почему вы приходите до приема? И что это за вздор вы несете?
Господин Хейвелинк не остался перед ним в долгу:
— Вы отлично знаете, в чем дело! Вы знали тех людей и знали, что они собираются делать! Вы были с ними заодно, ноя…
Лицо антиквара было искажено судорогой. Он поднял руку как бы для того, чтобы ударить.
Хлоп! Прозвучала пощечина в его правую щеку. И прежде чем он успел отвернуться, снова раздался звук пощечины — хлоп! Удары были несильные, но они имели такое же действие, как слабый окрик на лунатика. Антиквар, точно пробудившийся от сна, смотрел на своего противника, который был слабее физически, моргнул несколько раз и вдруг разразился громкими рыданиями. Доктор подошел к стенному шкафу, вынул из него граненый графинчик и налил господину Хейвелинку рюмку.
— Я поставил диагноз: болезненная подозрительность и склонность к навязчивым идеям, — сказал он. — Уж не страдаете ли вы еще и манией преследования? Чем иначе можно объяснить то, что вы врываетесь ко мне и осыпаете оскорбительными инсинуациями?
Господин Хейвелинк отхлебнул глоток коньяка и протянул ему письмо.
— Вот это, — всхлипнул он, — вот это письмо пришло сегодня рано утром, я бросился в гостиницу… генеральный директор уехал… и я побежал к моему приятелю Кольхофену… но у него они не были… и к моему приятелю Круппенику… у него они тоже не были… и они смеялись надо мной… и тогда я пошел к вам!..
Доктор Циммертюр взял письмо. Оно было из Парижа. На конверте красовалась печать другого антиквара и надпись: «Личное. Конфиденциально» — крупными буквами. Он прочел:
Дорогой друг и коллега.
Я получил твое письмо, в котором ты на прошлой неделе спрашивал меня о возможности получить флорентийское скудо эпохи Савонаролы. Должен сказать, что надежды найти эту монету очень мало. Как тебе самому, вероятно, известно, в музеях и коллекциях всего мира вряд ли наберется двенадцать или пятнадцать штук. Последняя цена — тысяча восемьсот гульденов в голландской валюте.
Твое письмо меня очень встревожило, и не без основания.
Недавно ко мне в магазин зашел весьма приличного вида пожилой господин, купивший у меня кое-какие мелочи — кажется, на триста франков, — после чего он задал мне тот же вопрос, который задал и ты в своем письме: могу ли я достать для него флорентийское двойное скудо времен Савонаролы? Я ответит отрицательно и дал ему те пояснения, которые только что привел тебе, дорогой друг и коллега. Он кивнул головой, как бы говоря, что этого и ожидал, но на всякий случай попросил меня записать его имя: генеральный директор Себастиан Халльман, Стокгольм, и адрес: гостиница «Континенталь». Если мне удастся достать для него эту монету, он согласен заплатить мне две тысячи гульденов и даже больше.
Через два дня после этого ко мне пришел очень элегантный молодой человек, который попросил меня уделить ему минутку для конфиденциального разговора. Он назвался маркизом ди Сан-Марчано из Флоренции. Маркиз дал мне понять, что материальное его положение оставляет желать лучшего. Он проигрался и в настоящее время так стеснен, что вынужден продать часть своих фамильных драгоценностей. Среди них была небольшая коллекция двойных скудо времен Савонаролы. Словом, он предложил мне купить ее. Что касается цены, то он готов был удовольствоваться суммой, соответствующей тысяче пятистам гульденов за штуку. Но прежде всего он настаивал на строжайшей конфиденциальности.
Ты, конечно, понимаешь, дорогой друг и коллега, что я не отказался наотрез от его предложения и решил посмотреть «товар» маркиза. Он принес мне скудо на следующий день, и в течение нескольких часов я подверг монеты — их было шесть штук — всем пробам и испытаниям, какие только находятся в распоряжении лиц нашей профессии. Но не мог найти ни одного дефекта. Вес был верный, чеканка тоже; монеты были избиты по краям и стерты, каковыми им и полагается быть через четыреста лет. И наконец, у них был и требуемый оттенок. Я знаю, точно так же как и ты, дорогой друг и коллега, что в Италии существуют наглые обманщики, которые заставляют гусей и индюков глотать такие монеты, чтобы они приобрели в их внутренностях требуемый оттенок. Но знаток сейчас же может обнаружить его животное происхождение: древние, настоящие монеты приобрели свой оттенок от соприкосновения с кожей человека! Как бы то ни было, а монеты маркиза и с этой стороны показались настоящими, и я купил всю коллекцию за сумму, соответствующую девяти тысячам гульденов. Я уже чувствовал себя владельцем прибыли по меньшей мере в три тысячи гульденов и сейчас же поспешил в гостиницу «Континенталь».
Там меня ожидал первый удар. Генеральный директор из Стокгольма уехал (я удостоверился в том, что он действительно проживал в гостинице и пробыл там около месяца). Однако этот удар был ничто в сравнении с теми, которые поразили меня в ближайшие дни. Чтобы не утомлять тебя понапрасну, скажу тебе прямо, какие это были удары: генеральный директор и маркиз оказались двумя необыкновенно ловкими фальшивомонетчиками, которые специализировались на древних монетах вместо современных ассигнаций. Чеканка монеты безупречна, вес правильный, сплав верный, но им нелегко было бы найти себе жертву, если бы они не придумали двух утонченных трюков для того, чтобы придать своим фальшивым монетам тот потертый вид и тот оттенок, который ввел в заблуждение также и меня. Чтобы добиться первого, они брали маленький бочонок, наполненный железными стружками и каким-нибудь жиром, клали туда монеты, и от тряски бочонка во время их постоянных поездок монеты приобретали потертый, вековой вид. И — в довершение всего — у них в запасе была еще одна хитрость. Бедные крестьяне в Италии, как тебе известно, обматывают себе ноги длинными холщовыми обмотками, которые они не меняют с той минуты, как их надели, и до тех пор, пока тряпки не свалятся с ног. За несколько сольдо они охотно позволили генеральному директору и маркизу уговорить себя привязать любое количество монет к ноге в непосредственной близости к коже… Вот откуда у монет появился тот «человеческий» оттенок, которого нет у обычных подделок, и благодаря которому они могли быть пущены в продажу в качестве скудо Савонаролы и куплены такими доверчивыми людьми, как я.
Дорогой друг и коллега, от всего сердца надеюсь, что твое письмо по поводу скудо Савонаролы не имеет никакого отношения к тому обстоятельству, что двое мошенников скрылись из Парижа и, по слухам, уехали на север по направлению к Бельгии и Голландии. Эту надежду выражает
твой, пораженный несчастьем, друг и коллега
Луи Схрамек.
P. S. Утешением для меня является лишь то, что не я один попал в беду. Двенадцать других антикваров Парижа разделяют мое горе. Пусть это письмо придет вовремя, и да послужит оно тебе предостережением.
