Ведьма отлива

Так, Майкл, догадываюсь, что мы слышали именно этот телефонный разговор. Сегодня вечером я обедаю с мистером и миссис Боствик. Миссис Боствик говорила из Гайд-парк-Гарденз, так?

– Нет, сэр, из Хэмпстеда.

– Из дома полковника Селби?

– Во всяком случае, я так понял. Она сказала, что ей нужно поговорить с вами, и еще сказала: «Эта женщина сведет меня в могилу».

– Какая женщина?

– Тут я не совсем понял. Это вообще было нелегко. Не успел я сказать «Миссис Боствик» или «Это вы, миссис Боствик?», когда она назвалась, как из приемной появился этот детектив и встал рядом со мной. Он все время спрашивал: «Ну, мой мальчик, чего хочет миссис Боствик?» Я не мог заставить его замолчать или уйти, и слышно было плохо.

– Майкл, а почему инспектор Твигг интересовался Марион Боствик?

– Я не знаю, сэр. Наверное, лучше вам спросить у него?

– Да, я так и сделаю. Но не раньше, чем выясню кое-какие подробности… Подождите-ка!

Гарт ожидал увидеть Твигга стоящим у телефона в холле, но инспектора там не было, хотя из приемной доносилось его посвистывание. Дэвид схватил микрофон и слуховой рожок – две детали, прилагавшиеся к коробке, которая висела отдельно на крюке. При этом нужно было еще прижать металлический штырек на коробке, чтобы на том конце могли услышать то, что вы сказали.

– Скотленд-Ярд! Каллингфорда Эббота!

Здание Нью-Скотленд-Ярда представляло собой массивное строение из белого и красного кирпича с конусообразными башнями по углам и галереей над внутренним двориком, соединявшей основной корпус с южным крылом. С тех пор как столичная полиция перевела сюда свой штаб, здесь всегда толпился народ.

Да, за прошедшие семнадцать лет отношение публики к департаменту уголовной полиции сильно изменилось.

Когда они переехали в новое здание, еще не забылась их неудача с поимкой Джека-потрошителя. Тогда же начались реформы, но их результаты стали ощутимыми лишь после того, как должность комиссара занял бывший глава индийской полиции мистер Эдвард Генри.

Хулители замолчали. В 1905 году в связи с делом убийц из Масуэлл-Хилл впервые в британском суде идентификация по отпечаткам пальцев была признана в качестве доказательства. Авторитет полиции сильно вырос.

Основные заслуги в этом приписывались сэру Эдварду Генри, но и его сослуживец, Каллингфорд Эббот, тоже был причастен к этому успеху. Эббота называли секретарем комиссара, хотя официально такой должности не существовало. В отсутствие шефа он возглавлял департамент.

Эдвард Генри был резок и молчалив; Каллингфорд Эббот – богатый дилетант с моноклем и седеющими усами, по вечерам обычно обедавший в сине-золотой гостиной «Кафе-Руайяль», – тоже бывал жестким, но порой мог проявить милосердие. Он увлекался оккультизмом, но при этом поклонялся техническому прогрессу.

– Понимаете, – говорил он Гарту не далее как пару недель назад, – что хорошая работа полиции – это просто хорошая организация плюс новые идеи. Эти ваши игры… как это называется? Психоанализ?

– Да, но психоанализ – только термин.

– Ага! Мы заставили судей признавать за доказательство отпечатки пальцев. Скоро мы заставим их признать, что пуля, выпущенная из нарезного ствола, может быть идентифицирована столь же однозначно. А когда-нибудь мы начнем использовать и психоанализ тоже.

И теперь Гарт, звоня по телефону Каллингфорду Эбботу в Скотленд-Ярд, очень надеялся встретить там понимание. Но его надежды сразу улетучились.

– Ошибка? – повторил бодрый, благожелательный и циничный голос Эббота. Ну нет. Инспектор Твигг – не самозванец. И боюсь, что нет никакой ошибки также в отношении леди, уехавшей в Фэрфилд.

– Бетти Колдер?

– Как ни смешно.

– Вы что, серьезно полагаете, что я поверю в подобную чепуху? Или хотя бы намекните, с чего это все.

– Дорогой Гарт, – раздраженно сказал Эббот, – верите вы или не верите, здесь я вам ничем помочь не могу. Вот так. Что касается сути дела, то она куда древнее вашего психоанализа. Такова мужская натура.

– О чем вы?

– Когда какой-нибудь сельский житель желает порезвиться – особенно если он женатый человек, – он поездом и пароходом отправляется прямо в Париж. Правильно? Со многими это случается, так?

– Да, и с вами тоже.

– О, несомненно, – голос Эббота потеплел, – но я не замешан в деле о шантаже.

– А кто замешан?

– Вы хотите, чтобы я сказал вам об этом по телефону?

– Да.

– Это ваш лучший друг Боствик. Винсент Боствик.

(Господи боже мой!)

Гарт обернулся. Со своего места у телефонного столика он видел библиотеку, а слегка наклонившись, мог заглянуть и в кабинет. Майкл Филдинг отвел взгляд от книжного шкафа, Твигг теперь стоял в дверях. Оба не двигались, правда, Твигг все еще насвистывал сквозь зубы. Хотя как они могли услышать то, что прозвучало по проводу?

– Гарт! Вы здесь?

– Здесь.

– Позвольте прочитать вам небольшой отрывок из отчета, – продолжал Эббот. – Девичья фамилия (хороший термин, правда?) Элизабет Стакли. До того как выйти замуж за Колдера (ему было семьдесят три, и он по старческому слабоумию слепо ее обожал), она в течение трех сезонов танце вала в «Мулен Руж». Там всегда любили английских красоток. А если еще увидеть ее без одежек?!

– Я пока не имел такого удовольствия, – вежливо ответил Гарт.

– Рекомендую, – также любезно посоветовал Эббот, – посмотреть на нее в купальном костюме. Только учтите, это зрелище вас потрясет. Вы хотя бы видели ее ноги? Это ноги танцовщицы. Теперь дальше.

За то время, пока она танцевала в «Мулен Руж», три человека, имевшие с ней дело, после возвращения в Англию попали в очень неприятную ситуацию. Я не могу открыть их имен, но не в именах суть. Один из них – биржевой маклер, другой – член парламента из консервативного округа, а еще один – глава частной банковской фирмы. Ваша подружка Бетти преследовала их, и писала им, и звонила. Если человек ее избегал, она звонила его жене. Мы не знаем, что произошло в первых двух случаях; дело было как-то замято. А вот банкир застрелился.

Повисла тишина.

Вошел, немелодично насвистывая, инспектор Твигг.

– Он застрелился осенью 1902 года, – заметил Эббот. – Мисс Бетти избежала наказания; родственники самоубийцы подтвердили, что имел место шантаж, но отказались выдвигать обвинение. Следующим летом она вышла замуж за сэра Колдера, уехала на Ямайку и оставалась там до тех пор, пока он два года спустя не умер. Прошлым летом, до вашей с ней встречи в Остенде, она опять была в «Мулен Руж».

Каллингфорд Эббот снова выдержал паузу. Гарт хорошо его себе представлял: энергичного, неутомимого, с моноклем в левом глазу, склонившегося над бумагами.

– Послушайте, Гарт. Колдер оставил ей хорошее состояние. Но что удивительно! Этот коттедж на морском берегу – весьма скромное жилище, я правильно понимаю?

– Разумеется.

– Именно. В то же время у нее полдома в Лондоне на Патни-Хилл. Еще один факт, который может вызывать не просто академический интерес. Как нам стало известно, прошлым летом, еще в Париже, она вступила в общество сатанистов.

– В какое?

– В общество сатанистов. С непристойными обрядами поклонения Сатане. В Париже всегда найдется несколько фанатиков, но еще больше скучающих искателей приключений.

– Эббот, ради бога! Я надеюсь, вы не станете утверждать, что Бетти ведьма?

– Едва ли. Но вы спрашивали о фактах. Итак, ей потребовались деньги, и она вернулась в «Мулен Руж», чтобы провернуть очередной шантаж. А к группе сатанистов она присоединилась, потому что ей нравится появляться полуобнаженной. Большинство женщин, даже уважаемых, получали бы от этого удовольствие, если бы осмелились на такое. Впрочем, пусть это вас не огорчает, дорогой мой.

– Меня это не огорчает, – сказал Гарт.

– В самом деле? А я думал…

. – Ничего, пустяки, не обращайте внимания. Минуту назад вы заявили, что Винсент Боствик был… что он увлекся Бетти. Этому есть доказательства?

– Мистер Боствик, как мне говорили, прошлым летом был в Париже.