Убийство обезьяны

— Купе, сэр?

— Да, Скаттл.

— Хорошо, сэр. Куда?

— A-а, до самого конца, — беспечно заявил Лейт. — Куда идет этот поезд. Я не верю в половинчатые меры, Скаттл.

— Я подумал, что, возможно, вы хотите ехать только до Бикон-Сити, сэр.

— Бикон-Сити? — повторил Лейт. — За каким дьяволом мне ехать до Бикон-Сити?

— Полагаю… Я не знаю, сэр.

— А вот я абсолютно уверен, что не знаешь, — подвел итог Лейт, давая понять, что разговор окончен.

Когда Лейт вышел из комнаты, лицо верзилы-шпика исказилось от ярости, и он, сжав кулаки, потряс ими в сторону двери.

— Черт бы тебя побрал! — зарычал он. — Черт бы тебя побрал с твоими насмешками и высокомерием! Скоро я буду иметь удовольствие видеть тебя в камере, а когда это произойдет, предоставлю тебе возможность кое о чем подумать! Ты абсолютно уверен, что я не знаю, да? Ты — со своей жевательной резинкой! Ага!

Шпик плюхнулся на большое кресло, вытер платком пот со лба, потом засунул платок в карман и обхватил толстыми пальцами ручку кресла. Крякнув от досады, он тут же вскочил и стал вытирать пальцы о платок.

— Еще одна жвачка! — раздраженно воскликнул он, устало раскрыл лезвие здоровенного перочинного ножа и, опустившись на колени, приготовился соскребать мокрый шарик жевательной резинки.

Его внимание привлекло что-то зеленое. В качестве эксперимента он постучал по нему лезвием ножа. Тут в его глазах загорелся интерес, он отрезал этот шарик жвачки и уставился на вдавленный в него кусок зеленого стекла.

Несколько секунд шпик испуганно смотрел на него, выпучив глаза. Потом, с шариком жевательной резинки и драгоценным камнем из стекла, так и прилепленным к лезвию его ножа, он, широко шагая, рванулся к телефону звонить сержанту Экли.

— Алло, алло, алло, сержант, — затараторил Бивер, как только на линии послышался голос сержанта. — Это Бивер говорит. Я разгадал всю эту штуку.

— Какую штуку? — недоуменно спросил сержант Экли.

— Все это убийство обезьяны.

— Давай, — скомандовал сержант Экли. — Выкладывай.

— Убийство обезьяны — это лишь уловка, — сказал Бивер. — Значение во всем этом деле имеет только жевательная резинка. Помните, как эта медсестра сидела за столом и жевала резинку все время, пока таможенники обыскивали Мэйнуэринга, а потом, конечно, таможенники обыскали и ее.

— Ну и что? — спросил сержант Экли своим самым обескураживающим тоном. — Какое, черт возьми, отношение имеет к этому жевательная резинка?

— Неужели вы не понимаете, сержант? — горячился Бивер. — Пока она жевала резинку с некоторой долей нервозности, естественной при таких обстоятельствах для молодой женщины, она имела возможность отправлять в рот целые партии жвачки, не вызывая ни малейшего подозрения.

— Ну и? — Голос сержанта Экли был рассчитан на то, чтобы охладить пыл даже самого верного сторонника.

— А произошло вот что, — продолжал Бивер, который говорил уже чуть медленнее и уже не так уверенно. — Жуя резинку, она сидела там на столе, болтая ногами. Пожевав немного, она вынимала комок резинки изо рта и прилепляла его под стол. Потом она начинала жевать новую резинку. Так вот, эти изумруды были у нее. Пока они обыскивали багаж и задавали вопросы Мэйнуэрингу, она вдавила эти изумруды в жвачку под столешницей в офисе таможенного инспектора под самым его носом. Потом, после того как они закончили осматривать ее и ее багаж и Мэйнуэринга и его багаж, она придумала предлог, чтобы вернуться в офис таможенного инспектора. Помните, в газете говорилось, что она поблагодарила его за любезность. Так вот, выражая свою благодарность, она сунула руку под стол и вытащила оттуда изумруды. А потом ушла. Все проделано очень ловко.

Последовала долгая пауза, во время которой шпик молчаливо ждал и слушал, а сержант Экли продолжал задумчиво молчать.

— Ну, — не выдержал в конце концов Бивер, — вы где, сержант?

— Конечно, здесь, — буркнул Экли. — Что еще, Бивер?

— Что еще? Разве этого не достаточно? Я все разгадал. Именно таким образом…

— Мне кажется, ты неоправданно возбужден весьма очевидным фактом, Бивер, — сказал сержант Экли. — Я понял все это, как только ты сказал, что Лейт настаивает, чтобы его секретарша была заядлой жевательницей резинки и оставляла ее где попало.

Шпик охнул, а через минуту проговорил:

— Понимаю. Вам это первому пришло в голову.

— Совершенно верно, — подтвердил сержант. — Кстати, Бивер, как тебе это пришло в голову?

— Я просто размышлял над этим, — устало проговорил шпик.

— Нет-нет, Бивер. Давай не отнекивайся. Что-то должно было натолкнуть тебя на эту мысль.

— Я пришел к этому путем умозаключений.

— Но ведь что-то должно было подтолкнуть тебя к этому.

— А вас что подтолкнуло к этому? — спросил тайный агент.

— Я, — с достоинством начал сержант Экли, — достиг больших высот в своей профессии, чем ты, Бивер. Причина в том, что мой ум приучен делать выводы гораздо быстрее, чем твой. К тому же у меня больше времени для того, чтобы сосредоточиться. Ты был занят выполнением своих обязанностей слуги. Я просто уверен: что-то помогло тебе догадаться. Что же именно? Соблюдай субординацию, Бивер.

— A-а, ладно, — устало вздохнул тайный агент. — Я случайно обнаружил, где Лейт натаскивал свою секретаршу. Он дал ей шарик жвачки и кусок зеленого стекла размером с довольно крупный изумруд. Она практиковалась прилеплять жвачку под ручку своего кресла, а потом вдавливать туда изумруд. Ясное дело, они тренировались, чтобы потом проделать это.

— Вот что тебе нужно было сказать, как только ты до меня дозвонился, а не пытаться пустить пыль в глаза всякими дедуктивными умозаключениями, — с укором произнес сержант Экли. — Чтобы этого больше не было, Бивер. Понятно?

— Понятно, — сказал шпик, кладя трубку.

Глава V

Надувной костюм

Когда прибыл Лестер Лейт, Эвелин Рэй стояла у выхода на платформу. Ее челюсти легко ходили туда-сюда в привычном ритме заядлой жевательницы резинки. Хотя до отправления поезда оставалось лишь две минуты, она не выказывала признаков нервозности и, лишь подняв глаза на Лестера Лейта, мимоходом бросила:

— Эй, привет. А я уж начала думать, что вы собираетесь бросить меня у алтаря.

— Это вряд ли, — сказал Лейт. — Но я был сильно занят. Что ж, передайте ваши сумки носильщику и пойдем.

Кондуктор уже кричал: «Поезд отправляется», — когда Лейт, схватив Эвелин Рэй за руку, бегом потащил ее через ворота. Как только за ними прошмыгнул носильщик с багажом, медная цепь с лязгом встала на место, и большие двери закрылись — курьерский в семь двадцать официально отправился. На самом деле он подождал, пока Лейт со своей новой секретаршей займут свои места, и лишь потом со скрипом тронулся.

Расположившись в купе, Лейт открыл портфель и вынул коробку жевательной резинки с набором различных вкусов.

— Я хочу, чтобы вы перепробовали все это и сказали, что вам больше нравится.

А на вокзале человек в штатском докладывал по телефону сержанту Экли, ждавшему на Девяносто третьей улице:

— О’кей, сержант. У вас тридцать минут, чтобы собраться и сесть на поезд. Купе вам зарезервировано.

— Он сел на поезд?

— Сел, сел. Разыграл он все это ловко. Поставил часы с точностью до секунды и ждал, пока не убедился, что они с девицей будут проходить через ворота последними. Сделано это было для того, чтобы вы не смогли сесть на поезд вслед за ним, но он не учел, что поезд останавливается на Девяносто третьей улице.

— Зато я учел, — злорадствовал сержант Экли. — Придет время, и этот жулик поймет, что ему противостоит выдающийся ум. Только благодаря везению ему удавалось столько раз выскальзывать у меня из рук. А в том, чтобы пошевелить мозгами, я не уступлю ему однозначно.

— Молодчина, сержант! — одобрительно воскликнул агент, повесил трубку, а потом, высунув язык, от души презрительно фыркнул, обдав трубку капельками слюны.

Лестер Лейт снял туфли, обулся в комнатные шлепанцы, повесил пиджак и жилет, надел домашний халат и достал из чемодана книгу.