Загадочная птица

Наконец остановились лицом друг к другу у кое-как отремонтированной двери. Несмотря на произошедшее, настроение у меня было отличное.

— Может, вы все-таки попробуете поискать эту птицу? — сказала Катя, став вдруг серьезной.

Я покачал головой:

— Понятия не имею, с чего начинать. Ее след простыл двести лет назад. И кроме того, Андерсон профессионал. Вот он, наверное, знает.

Эта фраза по-прежнему звучала у меня в голове, когда я уже под утро наконец добрался до постели. Эту задачу решить невозможно, нечего и рассуждать. Но меня смущала уверенность Андерсона. А если он прав? А если действительно чучело птицы сохранилось и содержится в какой-нибудь коллекции, такое же, как во времена Кука и Джозефа Банкса? Я пытался отбросить эту мысль, старался уговорить себя, что жизнь должна продолжаться, но Андерсон не давал мне покоя. Он замахнулся на открытие, о каком я уже забыл и мечтать. Птица с острова Улиета. Загадочная пропавшая птица. Вот это была бы находка!

Пора было спать, но я все размышлял. И когда ночь начали сменять серые сумерки зимнего рассвета, я сообразил, что у меня есть ход, которого Андерсон знать не мог. Приняв решение, я поправил фотографию на столике рядом с кроватью, посмотрел на нее и выключил свет. Правда, после этого в комнате темно не стало.

Миновало три дня, и она вернулась на поляну, где впервые встретилась с Банксом. День был божественный. Кристально голубое небо, ласковое солнце, слабый приятный ветерок. Она присела на поваленный ствол, как и в прошлый раз, и сразу принялась рисовать. Лесную тишину нарушало лишь журчание воды в ручье и шорох крыльев невидимых птиц.

Она уже привыкла воспринимать себя такой, какая есть, только находясь в лесу. Ибо к ней, дочери своего отца, окружающий мир был неизменно враждебен. И лишь здесь этот мир становился добрым и сердечным, окутанным лесными ароматами.

Как он приблизился, она не слышала. При звуке его голоса, неожиданно нарушившем тишину, вздрогнула и повернулась.

— «Лихен пульмонариус», — произнес Джозеф Банкс будничным тоном. Их глаза встретились. — Так по латыни называется лишайник, который вы рисуете.

Он подошел ближе, и она заметила на его губах улыбку. Потом она всегда вспоминала его улыбающимся на фоне темно-зеленых деревьев.

— Этот лишайник растет на нескольких деревьях в этой части леса. И больше нигде.

Его улыбка была одновременно приветственной и вызывающей. Он стоял перед ней — рубашка на шее расстегнута, волосы взъерошены, — помахивая кожаной сумкой для сбора растений. Она еще никогда не видела столь живого человека.

— Латинского названия я не знаю, — промолвила она, — но мне это растение известно как древесная легочная трава, или медуница. Она типа лишайника и действительно отличается от растущих вокруг. Однако вы ошибаетесь, полагая, что она растет лишь в этой части леса.

— В самом деле?

Он поставил сумку у ног. Она продолжала сидеть, глядя на него. Если и покраснела при его появлении, то сейчас успокоилась. Он был уверен, что она вела себя по-иному, до тех пор пока не увидела его. Теперь только дивные зеленые глаза оставались прежними.

— Мне казалось, что я осмотрел каждое дерево достаточно внимательно, — сказал Банкс.

— Медуница и вправду растет здесь только на двенадцати деревьях, — продолжила она, — но вы могли встретить ее и в других местах. Например, почти на каждом дереве в парке у вашего дома.

Он встрепенулся. В нем моментально проснулся натуралист.

— Я не видел. Вернее, видел, но не заметил. — Он помолчал. — Это правда, что она лечит болезни легких?

Ему хотелось сесть, но он не решался. А она смотрела на него ясным, спокойным взором, который и не приглашал, и не побуждал удалиться.

— Нет. Так говорят, потому что структура лишайника напоминает строение легких. Но это совпадение. Я не могу предположить, чтобы Провидение сочло необходимым так буквально пояснять свой Промысел.

— Признаюсь, я удивлен, — проговорил Банкс. — И вне себя от радости. Я не представлял, что в Ревсби встречу коллегу-естествоиспытателя.

Его смущало, что он возвышается над ней, но поскольку сесть без приглашения было нельзя, он опустился на корточки, будто желая рассмотреть что-то на земле.

В ответ она поднялась, готовая уйти.

— Я едва ли такова, какой вы меня представляли, мистер Банкс. У меня не было достаточно книг для глубокого изучения предмета, и мой наставник больше не может меня наставлять.

— Кто ваш наставник? — спросил он, поспешно поднимаясь и теряя при этом равновесие.

— Мой отец, сэр.

— Понимаю. Примите извинения. Я не намеревался любопытствовать.

— Однако ваше присутствие здесь предполагает обратное.

Сказано это было с налетом бесстрастной отчужденности, что заставило Банкса сделать шаг назад.

— Мои извинения, мисс. Я не сознавал, что мое присутствие для вас неприятно.

Она увидела, что его лицо перестало светиться. И это ее остановило. Она знала, что ей следует вернуться в деревню, пройти мимо невысоких домов по улице, где все вокруг будут отворачиваться, но у нее не было намерения обижать этого доброго человека. Ведь он ни в чем не виноват. К тому же летнее утро такое приятное. Она повернулась и устремила на него взгляд:

— Я не приучена к обществу, мистер Банкс. Этот лес мне знаком с детства, и я привыкла замечать все вокруг. Для меня было бы огромным наслаждением поговорить обо всем этом, но сегодня я должна закончить рисунки.

Сезон цветения завершается, и возможность будет потеряна.

— Конечно, — отозвался Банкс. — С моей стороны было бы эгоистично прерывать вашу работу. Пожалуйста, садитесь. — Он жестом показал на поваленный ствол. — Вне научного круга редко кто разделяет мои интересы.

Она села, позаботившись, чтобы платье опустилось на землю должным образом. Открыла альбом на листе с незаконченным рисунком.

— Позвольте проститься с вами и пожелать успешной работы, — промолвил Банкс.

Однако фразу не закончил.

Она почувствовала, что он не уходит, а приближается к ней. Подняла голову. Увидела, как он внимательно смотрит на рисунок, какое у него выражение лица, и ее сердце наполнилось радостью.

В этот день она пробыла в лесу до сумерек. А когда медленно двинулась вдоль лесной опушки, над деревьями уже появились звезды. Достигнув дома на краю деревни, она остановилась перед открытой дверью, затем притворила ее за собой, зная, что в этот вечер во всей деревне только дверь ее дома будет преграждать доступ ночному воздуху. Внутри ставни на всех окнах были плотно задвинуты, и потому стояла духота. Одинокая свеча кое-как разгоняла темноту. Она положила альбом на стол и прислушалась. Наверху умирал ее отец.

Она стояла так минуту. В комнате отца шептала что-то Марта, сиделка, ухаживающая за ним. Марта находилась в доме несколько месяцев и уже наловчилась переворачивать больного очень быстро и почти бесшумно.

Потом она отправилась помыться и с влажными распущенными волосами поднялась наверх.

Марта встретила ее улыбкой, и они немного посидели молча по обе стороны от пребывающего в беспамятстве больного.

— Спасибо вам, Марта, — произнесла наконец она. — Теперь вы можете спуститься и поужинать.

Пожилая женщина остановилась у двери.

— Мисс, сегодня приходил мистер Понсонби.

Они обменялись взглядами.

— Если так, Марта, то хорошо, что меня не оказалось дома.

Марта помолчала.

— Денег за аренду он не спрашивал, мисс.

— Конечно, не спрашивал, Марта. — Она опустила голову. — Мы должны ему за двенадцать месяцев, но он знает, что нам нечем платить.

Марта удалилась, и она наконец осталась одна. Посидела, прислушиваясь к дыханию отца. Ночью она слышала его в своей спальне и воспринимала как морской прибой. Но бывали ночи, когда становилось тихо, и тогда она вставала, шла к отцу и в тревоге наклонялась, как мать над спящим ребенком.