Закон и женщина

Бенджамен опустил глаза в тарелку с видом печальной покорности, показавшей мне, что я достигла своей цели.

— Я всегда жил как привязанный к тесемкам ее передника, — пробормотал он про себя. — Теперь поздно думать об освобождении. — Он взглянул опять на меня. — Я полагал, что уже покончил со службой, но оказывается, что мне приходится превратиться опять в клерка. Что требуется от меня теперь?

В эту минуту нам объявили, что экипаж ждет нас у калитки. Я встала, взяла его руку и с чувством искренней благодарности поцеловала его румяную щеку.

— От вас требуется, чтобы вы сели позади мистера Декстера так, чтобы он не мог видеть вас, но чтобы вы могли видеть меня.

— Чем меньше придется мне видеть Декстера, тем лучше, — проворчал Бенджамен. — Что же мне делать после того, как я усядусь позади него?

— Вы должны ждать, пока я не сделаю вам знака. Когда я сделаю знак, вы начнете записывать то, что будет говорить Декстер, и будете писать, пока я не сделаю вам другого знака, чтобы вы перестали.

— Хорошо. Какой же знак будет означать, чтобы я начал, и какой, чтобы я кончил писать?

Я еще не придумала знаков и попросила Бенджамена помочь мне. Нет, он не хотел принять никакого деятельного участия в деле. Он согласился быть пассивным орудием, но этим ограничивалась его уступка.

Предоставленная собственной изобретательности, я решила придумать такую телеграфную систему, которая была бы удобна для Бенджамена и вместе с тем не возбудила бы сильно развитой подозрительности Декстера. Я взглянула в зеркало и стала искать в своем костюме что-нибудь, что могло бы сослужить мне службу. Мои серьги вывели меня из затруднения.

— Я постараюсь сесть в кресло, — сказала я. — Когда вы увидите, что я облокочусь на ручку кресла и поднесу пальцы к сережке, как будто играю ею, начинайте писать, что он будет говорить, и продолжайте, пока я… пока я не двину кресло. При этом звуке остановитесь. Поняли вы меня?

— Понял.

Мы отправились к Декстеру.

Глава XL

НЕМЕЗИДА

В этот раз калитка была отворена садовником. Он, очевидно, получил инструкцию.

— Миссис Валерия? — спросил он.

— Да.

— И друг?

— И друг.

— Пожалуйте наверх. Вы знакомы с домом.

Пройдя переднюю, я остановилась и оглянулась на Бенджамена, который все еще держал в руке свою любимую палку.

— Ваша палка будет мешать вам, — сказала я. — Не лучше ли оставить ее здесь?

— Моя палка может пригодиться мне наверху, — возразил он. — Я не забыл, что случилось в моей библиотеке.

Спорить с ним было не время, и я повернула к лестнице.

Поднимаясь по ступеням, я была поражена криком, страдальческим криком, повторившимся два раза, прежде чем мы дошли до круглой прихожей. Я вошла в соседнюю комнату первая и увидела многогранного Мизериуса Декстера в новом качестве.

Несчастная Ариэль стояла у стола перед блюдом, наполненным маленькими пирожками. Обе ее руки были обвязаны выше локтей веревками, концы которых были в руках Декстера, сидевшего в двух шагах от нее.

— Попробуй еще, моя красавица, — сказал он ей, когда я остановилась в дверях. — Возьми пирожок.

Ариэль покорно протянула руку к блюду. Лишь только она притронулась концами пальцев к одному из пирожков, рука ее была отдернута веревкой с такой силой и с такой дьявольской жестокостью, что я готова была схватить палку Бенджамена и изломать ее о спину Декстера. Ариэль вытерпела в этот раз боль со спартанской твердостью. Она стояла лицом к двери и увидела меня первая. Зубы ее были стиснуты, лицо горело от усилий, которые она делала над собой. В моем присутствии она не выдала своего страдания ни малейшим звуком.

— Бросьте веревки! — крикнула я с негодованием. — Освободите ее, мистер Декстер, или я уйду от вас.

Услышав мой голос, он приветствовал меня радостным криком. Глаза его впились в меня с жадным восторгом.

— Войдите, войдите! — воскликнул он. — Взгляните, чем я развлекаюсь, мучительно ожидая вашего прибытия. Взгляните, как я убиваю время в разлуке с вами. Войдите. Сегодня от нетерпения увидеть вас поскорее, миссис Валерия, я в злобном расположении духа, мне нужно дразнить кого-нибудь. Я дразню Ариэль. Взгляните на нее. Она еще ничего не ела сегодня, и ей никак не удается стащить хоть один пирожок. Вы напрасно жалеете ее. У Ариэль нет нервов. Она не чувствует боли.

— У Ариэль нет нервов, — повторила несчастная девушка, сердясь на меня за мое вмешательство. — Я не чувствую боли.

Я услышала за собой взмах палки Бенджамена.

— Бросьте веревки, — крикнула я решительно. — Бросьте, или я уйду от вас сейчас же.

Деликатные нервы Мизериуса Декстера были потрясены моей резкостью.

— Какой сильный голос, — воскликнул он, бросив веревки. — Возьми пироги, — обратился он повелительно к Ариэль.

Она прошла мимо меня с блюдом в руках, с тянувшимися за ней веревками и бросила на меня вызывающий взгляд.

— У меня нет нервов, — повторила она гордо. — Я не чувствую боли.

— Вы видите, — сказал Декстер, — никакой беды не случилось, я бросил веревки, лишь только вы приказали. Не начинайте ссорой нашу встречу после такого долгого отсутствия.

Он замолчал. Он только теперь увидел Бенджамена, стоявшего молча в дверях.

— Кто это? — спросил он подозрительно и подкатил свое кресло ближе к двери. — А, знаю! Это добродушный джентльмен, помню, я назвал его убежищем страждущих, когда увидел его в первый раз. Вы изменились к худшему с тех пор, сэр. Вы теперь совсем не то, чем были прежде, сэр, теперь вы олицетворяете собой карающее правосудие. Это ваш новый покровитель, миссис Валерия?

Он низко поклонился Бенджамену и продолжал со злобной иронией:

— Ваш покорнейший слуга, карающее правосудие. Я заслужил вас и покоряюсь вам. Я постараюсь, чтобы ваша новая должность была только синекурой. Эта женщина — свет моей жизни. Попробуйте уличить-меня в недостатке почтения к ней.

Он повернулся спиной к Бенджамену, слушавшему его с презрительным молчанием, и подъехал ко мне.

— Вашу руку, свет моей жизни, — прошептал он самым нежным тоном. — Один раз, — попросил он шепотом, — один только раз.

Он почтительно поцеловал мою руку и выпустил ее с тяжелым вздохом.

— Бедный Декстер, — сказал он со всей искренностью своего эгоизма. — Горячее сердце, пропадающее в одиночестве, униженное уродством. Грустно, грустно! Бедный Декстер! Прекрасный день, сэр, — обратился он внезапно к Бенджамену насмешливо-учтивым тоном. — Погода начинает поправляться после столь продолжительных дождей. Войдите. Чем прикажете вас угощать? Не хотите ли сесть? Карающее правосудие, когда оно не выше вас, лучше смотрится в кресле.

— А обезьяна лучше смотрится в клетке, — возразил Бенджамен, рассерженный издевательским намеком на его низкий рост.

Возражение не произвело никакого действия на Мизериуса Декстера, он, по-видимому, даже не слыхал его. В нем произошла уже новая перемена, он был теперь задумчив и кроток, глаза его были устремлены на меня с грустным и пристальным вниманием. Я села в стоявшее перед ним кресло и сделала знак Бенджамену. Он понял меня и сел позади Декстера, немного наискось, так что мог видеть меня. Ариэль, молча пожиравшая пирожки, скорчилась на скамейке у ног хозяина и глядела на него как преданная собака. Некоторое время мы все молчали, и я могла разглядеть Мизериуса Декстера без помехи.

Я была удивлена и испугана, заметив, как он изменился к худшему с тех пор, как я видела его в последний раз. Мягкость его глаз исчезла. Они были теперь испещрены кровавыми жилками и смотрели жалобно и рассеянно. Его когда-то крепкие руки похудели и дрожали. Бледность его лица, может быть, несколько преувеличенная черным бархатным сюртуком, имела какой-то темный, болезненный оттенок. Многочисленные мелкие морщинки около углов его глаз обозначились яснее. Голова его клонилась вниз. Казалось, что не месяцы, а годы прошли с тех пор, как я не видела его. Вспомнив отчет о его здоровье, прочитанный мной у мистера Плеймора, вспомнив утверждение доктора, что состояние его здоровья зависит от состояния его нервной системы, я подумала, что поступила благоразумно, ускорив свое возвращение в Англию. Зная то, что я знала, я решила, что конец его близок. Когда глаза наши встретились, я смотрела на него как на обреченного человека и жалела его.