Дверь. Альбом

Кэтрин, однако, его почти не слушала. Его слова не оказали на нее никакого воздействия. Закончив тщательный осмотр своих перчаток, она взглянула ему в глаза.

— Вы действительно готовы поехать в отель?

— Конечно, поеду. Вы думаете, я боюсь?

Она встала и только тут впервые обратила внимание на то, что он разъярен почти до белого каления. Она взглянула на него с тем мимолетным детским выражением, которое так меняло ее лицо.

— Простите меня. Но я просто не понимаю. Не было же причины, ни одной. Если, конечно, Маргарет Сомерс действительно умерла.

Когда мы отправились в путь, он снова был вежлив, только немного взъерошен. Уверена, что никто из нас не предчувствовал близкой развязки. Помню, мистер Уэйт еще задержался на несколько минут, чтобы подписать несколько писем, а потом шумно выдохнул, когда поднялся и потянулся за тростью.

— Пока лечил эту болезнь, потерял четыре зуба, а толку все равно нет.

Так мы приехали в отель. Кэтрин молчала, опять уйдя в себя, мистер Уэйт хромал, а я шла сзади и чувствовала себя лишней.

Нам повезло хотя бы в одном: комнаты, которые занимал Говард, были свободны. Управляющего, к сожалению, не было на месте, но дежурная, мисс Тодд, сидела за своим столом. Она поздоровалась с нами с подчеркнутой церемонностью и отдельно поклонилась мистеру Уэйту.

— Вы меня помните? — спросил он ее.

— Конечно, мистер Уэйт.

— И то, что я приходил сюда два дня подряд?

— Да, конечно. В первый раз вас привел мистер Гендерсон.

Потом она словоохотливо добавила:

— В первый день с вами была молодая женщина. Во второй день она тоже приходила, а позже пришел наш нотариус. Я все помню очень хорошо. Мисс Гюнтер сидела вот здесь, на этом стуле, пока вы ее не позвали.

— А почему? — неожиданно для всех спросила Кэтрин. — Почему она ждала здесь, а не в гостиной?

Мисс Тодд слегка удивилась.

— Да, правда… Странно. Мистер Уэйт, а вы не помните, почему?

Но он не помнил. В гостиной он вообще не был. Из коридора его впустили прямо в спальню.

— По-моему, там была сиделка. Мисс Тодд, не откроете комнаты?

Мисс Тодд была, по-моему, просто заинтригована. Она деловито провела нас в гостиную, распахнула одно или два окна, но ошиблась, полагая, что останется с нами.

— Какую комнату занимал мистер Сомерс?

— Вот эту. Я зажгу свет.

— Благодарю. Пожалуйста, закройте дверь, когда будете уходить…

Раздражение частично вернулось к мистеру Уэйту. Он проковылял в спальню, указанную мисс Тодд, и остановился в дверях, вспоминая свой визит почти годичной давности.

— Ну вот и ответ на ваши вопросы, мисс Сомерс, — сухо произнес он. — Вот эта комната. Вы уже знаете, что я сказал правду и был здесь. Если вы полагаете, что я приходил сюда с какой-либо иной целью, позвольте напомнить, что до того дня был с ним практически не знаком. Я приходил сюда только потому, что меня вызвали. Только поэтому.

Кэтрин облизала сухие губы.

— Мой муж лежал в постели?

— В этой. Я сел возле него и увидел, что он очень болен. День был сумеречный, но была включена лампа. Я сел вот здесь, потому что рядом была лампа. Сейчас, я вижу, ее перенесли.

На лице Кэтрин появилось странное выражение.

— Подождите, — напрягшись, попросила она. — Сделайте все так, как было в прошлый раз. Вы помните, как все было? Пожалуйста, вспомните, мистер Уэйт! Как все было. Каждую деталь!

Было видно, что ее сдерживаемое возбуждение передается ему. Он взглянул на Кэтрин, и его лицо потеплело. Он подошел к двери в коридор и открыл ее.

— Дайте вспомнить. Уолтер Сомерс стоял здесь, у порога. Он открыл дверь и сказал: «Отец, пришел мистер Уэйт». Потом пропустил меня внутрь, я зашел один. Кажется, дверь за мной закрыл он. Да, дверь закрыл он. Я сказал: «Здравствуйте, мистер Сомерс. Жаль, что вам приходится лежать». Он сказал о своем здоровье, что ему лучше или становится лучше. Я положил перчатки и шляпу, вынул бумагу и авторучку. После этого мы говорили только о деле. Завещание он продумал заранее, так что все заняло не более получаса.

— И это все?

— Все, что я помню. Выглядел он совершенно нормально, но нервничал. Я оставил свою трость у столика, а потом случайно толкнул ногой. Она упала, а он вздрогнул, как от удара. Я ее поднял и повесил на дверную ручку, а… Странно! Чертовски странно!

Он уставился на стену возле кровати.

— Они убрали дверь, — сказал он.

— Какую дверь?

— Здесь, справа от меня, была дверь. А сейчас она с другой стороны от кровати!

Мы все втроем тупо рассматривали эту дверь. Я уверена, что в тот момент никто из нас еще не понимал всего значения сказанного. Первой догадалась Кэтрин.

— Мистер Уэйт, вы уверены, что были именно в этой комнате?

— Не знаю. Они все одинаковые. Но их вечно перестраивают.

Все же я думаю, что приоритет открытия надо отдать Кэтрин, хотя инспектор Гаррисон об этом знал уже больше недели. Она молча, очень спокойно вышла в коридор и позвала мисс Тодд.

— Вы уверены, что здесь была спальня моего мужа?

— Конечно, миссис Сомерс.

— И здесь ничего не меняли? Ничего не перестраивали?

— Нет, только повесили новые шторы на окна.

— Спасибо.

Мисс Тодд вышла, оглядев нас, прежде чем закрыть дверь, острым взглядом. Кэтрин дождалась, пока она уйдет, потом прошла через гостиную и заглянула в другую спальню. Только потом она довольно ровным голосом позвала нас.

— Я думаю, что вы были здесь, мистер Уэйт, — заключила она. — В спальне Уолтера, где его сообщник выдал себя за мистера Сомерса и составил то завещание.

И только тут в ее осевшем голосе прозвучала нотка триумфа:

— Я знала, знала. Мой бедный Говард!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Того, что скрывалось за этим открытием, мы, конечно, тогда не знали. Ясно было, что речь идет о какой-то махинации.

Но потом, через несколько часов, когда прошел первоначальный шок, начали появляться более конкретные мысли и вопросы. Кто был тот человек в кровати? Какое отношение он имел к убийствам? Был ли он убийцей?

Однако никто из собравшихся вечером в моей библиотеке в то время еще не верил, что удивительная развязка уже на пороге, что все наши вопросы найдут ответы буквально через несколько часов.

Присутствовавшие, в основном, молчали, но общее настроение было гораздо лучше, чем в предыдущие дни. Появились новые надежды в отношении судьбы Джима, а лицо Кэтрин выражало явное облегчение. Джим будет спасен, а право на траур по Говарду теперь безраздельно принадлежало ей. Ее застывшее лицо оттаяло.

Джуди тоже выглядела лучше, чем когда-либо за много недель.

Войдя в дом со светящимися глазами и порозовевшими щеками, она показала мне безымянный палец с очень милым, но чрезвычайно маленьким бриллиантом.

— Правда, красиво? — спросила она.

— Действительно красиво, — серьезно ответила я, потому что кольцо являло образец гордости и неизменной честности Дика. И я гордилась, что Джуди носила этот осколок камня, как королева носит корону.

Все разговоры в тот вечер нас ни к чему не привели. Мы вновь и вновь обсуждали события, происшедшие год назад в номере отеля, и не могли их понять. Но именно Дик, весь вечер обнимавший Джуди за плечи на глазах у Кэтрин, которая смирилась с этим так же молча, как и с кольцом, выдвинул гипотезу о том, что пятьдесят тысяч долларов, упомянутых в завещании, предназначались этому неизвестному в уплату за его услуги.

И именно Дик, доведя эту гипотезу до ее логического завершения, заявил, что человек, который смог в парике и гриме выглядеть достаточно похожим на Говарда, чтобы обмануть мистера Уэйта, мог так же легко заставить обмануться и Джима.

Тем не менее у нас не было никаких идей по поводу личности этого неизвестного.

Июльский вечер выдался очень жарким и душным. В десять часов Джозеф, уже одетый по-дорожному, — в одиннадцать он уезжал в короткий отпуск — принес нам лимонад. Помню, что почти сразу же Джуди откинула шторы с открытого окна, чтобы впустить хоть чуть-чуть свежего воздуха, и внезапно отпрянула назад.