Смертельный розыгрыш. Конец главы

— Может, я был чересчур резок…

Найджел перестал стучать на машинке и молча на него поглядел.

— Я готов обсудить с вами то, что вас интересует.

«Я был прав, — подумал Найджел, — он пришел, чтобы меня прощупать. Но в чьих интересах? Своей матери? Своих собственных?» Теперь Киприан отвечал на его вопросы с видимой прямотой. Да, он приходил в издательство утром 24 июля. Кажется, около десяти. Перекинувшись несколькими словами с Мириам, он поднялся наверх. Зачем? Поговорить с матерью. О чем? В общем, он порастратился и хотел немножко получить на карманные расходы. Утром он ее упустил, она уже ушла из дома в издательство. Но как он может все это помнить, ведь дело было несколько месяцев назад? Он проглядел корешок ее чековой книжки и выяснил, что она дала ему деньги 24 июля.

— Вам повезло, — заметил Найджел. — Мало кто из писателей бывает доволен, когда их работу прерывают просьбой о деньгах.

— Ну, тут у меня свой метод. Я вошел и сразу принялся читать только что напечатанную ею страничку. Этим я ее умаслил, — сообщил Киприан с убийственной откровенностью. — Она дико тщеславна, даже для пишущей женщины. А я обычно не проявляю особого интереса к ее творчеству — оно ведь ни черта не стоит. И фокус удался.

— Понятно.

— Как только я получил чек, я тут же смылся, а то еще, глядишь, она передумает. Поэтому, как видите, я не мог ничего сделать с этой вашей версткой, даже если бы и хотел. Все время был с мамашей. Если вы ее спросите, она, наверное, это припомнит.

— Но вы же могли нырнуть в соседнюю комнату до того, как зашли к матери?

— Мог. Но это ничего мне не дало бы, даже если бы я хотел поколдовать над версткой.

— Потому что там был мистер Протеру?

— Нет, потому что там была моя мать.

Стараясь не выдать тех чувств, которые вызвало это сообщение, Найджел встал и задвинул окно.

— Откуда вы знаете?

— Я ее видел через это окошко.

— Вы видели, как она разговаривает с Протеру?

— Нет. Она была там одна. Ходила за резинкой. Искала ее на столе, когда я туда заглянул. Я позвал ее, и она тут же вернулась. Поэтому она может подтвердить мое алиби. — Найджел посмотрел на Киприана так пристально, что тот, закатив глаза, поспешно добавил: — Честное слово. Да вы ее спросите сами, конечно, она могла и забыть…

— Я вам верю. — Найджел продолжал его изучать. Киприан был, конечно, capable de tout, [53] но соображает ли он, что он сказал? — Я вам верю. Могу только усомниться, что дело было в резинке.

— Не понимаю.

— Ваша мать могла в эту минуту восстанавливать купюры, — сухо пояснил Найджел.

Киприан Глид отнесся к этому предположению без того негодования, которое он выразил по поводу Мириам Сандерс, больше того, в его глазах даже появился блеск — злобный, коварный блеск, который он тут же погасил.

— Вполне могла. Мне это не приходило в голову.

— А вы считаете, что она на это способна?

— Что ж, психологически я могу это допустить. Женщины такого типа иногда любят сделать кому-нибудь гадость. Так сказать, внести разнообразие в жизнь.

— А кому бы, по-вашему, она хотела сделать гадость? — Найджел встал и отошел в дальний угол, борясь с соблазном дать этому молодому негодяю пинка.

— Да кому угодно. Просто сделать гадость. Ни за что ни про что. Из любви к искусству. — Киприану явно пришлась по душе эта тема, но дверь распахнулась, и в комнату влетела та, о ком шла речь.

— Я тебе говорила, чтобы ты больше сюда не ходил, — сердито сказала она. — Все равно бесполезно. Не получишь ни пенни. — Мисс Майлз заметила Найджела, и сразу все ее существо будто погасло, чтобы тут же зажечься совершенно другим светом, как электрическая реклама. — Ах, мистер Стрейнджуэйз, доброе утро! Простите, что я вам помешала. Я и не подозревала, что вы знакомы.

— Мы и не были раньше знакомы, — сказал Киприан. — Стрейнджуэйз берет у меня интервью…

— Я так рада. Ведь Киприан у нас умница. Уверена, что он далеко бы пошел, если бы кто-нибудь дал ему подходящую работу. Правда, мой мальчик?

— Ты не так поняла, — кисло разъяснил ей «мальчик». — Стрейнджуэйз — сыщик.

Положив сумочку, Миллисент Майлз опустилась на стул. Сын все еще сидел, развалившись в кресле, и самодовольно ее разглядывал, словно ему удался трудный фокус.

— Сыщик? — переспросила она. — Как интересно. Вот не подозревала… И вы допрашивали бедного Киприана с пристрастием?

Глид осклабился:

— Мы обсуждали склонность к пакостничеству с абстрактной точки зрения. И с конкретной тоже, мамочка. — Последнее слово он выплюнул с открытой издевкой. — Я вам больше не нужен, Стрейнджуэйз?

— Нет. До свидания.

Киприан Глид взял свое черное сомбреро. У двери он кинул на мать загадочный взгляд, послал ей воздушный поцелуй и удалился.

— Как бы я хотела, чтобы он за что-нибудь взялся всерьез! Он такой талантливый. Но, к великому огорчению, плывет по воле волн. Моя вина!

— Не может быть!

— Какой вы милый! — Вздохнув, она поглядела на него простодушно и жалобно. — Он дитя несчастливого брака. Все могло быть иначе, если бы я не развелась с его отцом. Хотя причин для этого, видит Бог, у меня хватало. Незачем мне отягощать вашу душу своими горестями.

Найджел догадывался, что диалоги в столь популярных романах мисс Майлз написаны как раз в этом духе. Их создательница продолжала:

— Вы, наверное, расследуете эту историю с книгой Тора?

— Да. Ваш сын мне говорил…

— Какой вы нехороший! Сказали, что вы новый сотрудник, и я уже понадеялась, что вы уговорите издательство переиздать мои романы.

— Боюсь, что тут я бессилен. Но ведь у вас такая могучая поддержка в лице мистера Райла.

— Ах, этот Бэзил! — отмахнулась она. — Да, он-то, конечно, за. Очень упорный юноша. Но все так сложно! — Она снова вздохнула. — Я часто себя спрашиваю, стоит ли завязывать личные отношения со своими издателями? Не лучше ли довольствоваться чисто деловыми?

Найджела возмутил этот вопрос, и он промолчал. Можно ли хоть чем-то пробить броню этого самодовольства, самообмана, черт знает чего?

— Сын ваш — беспардонный враль?

— Помилуйте, что вы!

— Могу я верить его показаниям?

— Каким показаниям? Не понимаю…

— Он говорит, будто видел вас в комнате мистера Протеру в то утро, когда были восстановлены купюры, словом, почти что поймал вас с поличным.

И Найджел рассказал ей все, что услышал сам. На лице мисс Майлз отразилась целая гамма чувств, но ему трудно было определить, насколько они искренни; быть может, она просто примеряла их и тут же сбрасывала, как новые шляпки. Остановилась она наконец на чувстве оскорбленного материнства.

— Ах, этот Киприан! Как вы могли… — с надрывом произнесла она. — В какое время мы живем, если дети дают показания против собственных родителей. И к тому же ложные показания!

— Значит, вы не были в комнате Протеру?

— Да разве я могу помнить? Столько месяцев прошло. А я так часто туда забегаю.

— Ваш сын пришел попросить денег. Может, вам это что-то напомнит?

— Боюсь, что нет, — ответила она со скорбным сдержанным достоинством. — Понимаете, ведь это случается очень часто. Киприан вечно влезает в долги. Понять не могу, на что только он тратит деньги. О Господи, неужели он и у вас пытался взять взаймы?

— Нет… Простите, что я об этом спрашиваю, но вы видели оскорбительные отрывки из «Времени воевать»?

Ее лоб наморщился от напряжения.

— Дайте подумать. Конечно, я о них знала. Мистер Протеру рассказывал мне о том, что написал Тор. И я, вероятно, видела верстку у него на столе. Но…

— Вы говорили об этом вашему сыну?

— Возможно. — Ее зеленые глаза широко раскрылись. — Ах, неужели вы можете подумать, что Киприан способен на такой поступок?

В ее голосе прозвучало сомнение, и Найджелу почудилось, что сделано это с умыслом. Он почувствовал глубокое отвращение: разговаривая с такими нравственными шулерами, как Миллисент Майлз и ее сынок, словно купаешься в грязи. Ему никогда еще так не хотелось отказаться от этого расследования.