Русская рулетка

Замечание озадачило его, он не стал восклицать: «Ни за что!» – но и провожать меня не стал. Когда я вышел из парадных дверей и приблизился к такси, он отодвинул край шторы. Я нырнул в салон, вытащил из сумки угловатый свёрток, обвязанный бечёвкой крест‑накрест, и демонстративно опустил на крышу «вольво», которая стояла рядом. Со стороны свёрток можно было принять за бомбу.

По моей просьбе пожилой таксист отъезжал на медленной скорости. Обернувшись, я с удовольствием наблюдал, как Эдик выскочил из подъезда и вперебежку направился к «вольво».

– Так‑то лучше, приятель, – усмехнулся я, отворачиваясь. – Капризы нам ни к чему.

30

Я прождал её весь вечер. Валялся на диване перед включаемым и выключаемым телевизором, пытался сосредотачиваться на американском детективе – и всё время невольно прислушивался, когда доносился приглушённый ход лифта. Не пришла она и на другой день. На третий я уже одурел от чтения. До обеда устроил стирку, потом обошёл все магазины в округе – не ради покупок, а так, для развлечения. «Шевроле» тоскливо приютился у подъезда, но разъезжать без цели было ещё скучнее, чем торчать дома.

Чтобы как‑то развеяться, скинуть напряжение ожидания, я устроил себе вечеринку. Музыка радиостанции «Европа‑плюс», полумрак при зажжённых свечах, торт, коньяк, сигареты и аромат кофе подняли мне настроение. Я включил телевизор, чтобы мелькали цветные картинки и тени в гостиной, – но убавил звук, чтобы не чирикал. И всё было замечательно, пока не попёрла реклама. Вдруг я узнал Вику, представляющую импортные товары. Вся она была открытая и завлекающая. Я сразу вспомнил, как она удивлялась, почему не узнаю её. Я остолбенел и онемел. Волна первобытного отчаяния оттого, что её нет рядом, накатила и смела успокоение. Я на ощупь дотянулся до дистанционного управления, отключил телевизор.

Когда за полночь завалился в постель, то впервые ясно осознал, что моему холостяцкому прошлому приходит конец, и конец довольно жалкий – во мне шевелилась горькая обида: муж дома, а жена шляется непонятно где. Как же я влип! Втюрился в эту дамочку со всеми её привязанностями к чуждому мне миру и не вижу выхода. Остаётся только отдаться течению, пусть тащит меня, а там будет видно.

На следующее утро я намеренно поднялся раньше обычного. Сорокаминутная пробежка улочками, в парке и горячий душ сняли головную боль от выпитого накануне. А крепкий чай и остатки торта, холодный солнечный день за окном помогли окончательно уверовать, надо забыться в текущих делах и заботах. Оделся я не спеша. Белая с синими полосками рубашка, галстук, тёмный костюм и чёрные шерстяные носки подняли мой тонус до нужной отметки. Тип, которого я видел в зеркале прихожей, начинал мне нравиться. Накинутый сверху плащ, модный сезонов пять назад, не испортил впечатления. Головорезы Эдика так и не вернули мне тот, что пришлось сбросить, убегая от них.

«Шевроле» работал безупречно. Почудилось, даже слишком безупречно. Я отправился в Восточный округ к приятелю инженеру‑механику. Он уже возился у раскрытого гаража, проверял поставленную на новые «жигули» визгливую сигнализацию. Придуманная наспех история о печальной судьбе надувной лодки его устроила и, к моему облегчению, не огорчила.

– Да брось, – отмахнулся он на мои извинения. – Отдашь деньгами. Всё равно пылилась без дела.

Он при мне, как хирург, оголил внутренности «шевроле», внимательно осмотрел узлы и двигатель. Подозрительных подарков не обнаружил и сплюнул.

– Вроде ничего, – сказал он. – Я бы мог кое‑что разобрать, если оставишь до завтра. Но какой прок? Захотят нацепить электронный подарок – сделают в любой момент. У дома, на стоянках.

Он выпрямился.

– Мне важно, на какой рассчитывать кредит доверия, – признался я. – Если пасут, я должен знать.

Мы договорились. Я оставил «шевроле», автобусом доехал до станции подземки. Остальную часть дня провёл в центре города. Пообедав в кафе, заглянул на выставку комнатных растений, сходил на две выставки живописи и скульптуры. Никогда не был любителем оперетты, а тут купил билет и проторчал в баре, пока не начался спектакль. Зал оказался заполнен, и я просмотрел действие до конца, наслушался аплодисментов и надышался духами, которые меня не трогали. Пошаркав в очереди подошвами, в раздевалке получил плащ и вышел уже в ночной город к бывшему Дворянскому собранию. Прежде я бы ещё погулял по светящим огнями улицам, но этим поздним вечером беспокойная надежда подтолкнула к метро.

Когда открывал входную дверь квартиры, раздался телефонный звонок. С нарастающим волненьем захлопнув дверь, я быстро прошёл на кухню и поднял трубку. И услышал доносящийся шум вечеринки, приглушённый, как если бы микрофон прикрывали ладонью.

– Скажи же что‑нибудь, – выделяясь из этого шума, негромко проговорила Вика.

– Надеюсь, тебе безумно весело, – с напускной беспечностью сказал я.

– Ах! – выдохнула она. – Услышала тебя, и стало спокойней. Ты где был?

– Развлекался.

– Один?

– А как ты думаешь?

– Я звоню больше часа, – пожаловалась она. – Мне здесь ужасно скучно.

– По‑моему, там для скуки нет места. Вечеринка, что ль?

– Все веселятся, а мне скучно.

– Надо было прихватить кавалера.

– У меня есть.

Меня передёрнуло оттого, как беспечно она это сказала. Я невольно стиснул трубку.

– А я что, должен соловьём запеть, чтобы тебе с ним развеселиться?

– Да, – капризно потребовала она. – Пропой соловьём.

– Иди ты к чёрту!

Аппарат возмущённо звякнул от резко опущенной трубки. Я не успел отойти и снять плащ, как очередной трезвон заставил вернуться на кухню. Но я не сразу прервал его. А когда прервал, услышал не то, что мог ожидать.

– Ты любишь меня? – тихо сказала она тоном умирающего лебедя.

И как я не подпрыгнул, не пробил головой потолок? Жизнь вдруг предстала замечательной вещью!

– Ты же знаешь, что да. Приезжай, прекрати меня мучить.

– Я хочу к тебе приехать, звоню полтора часа. А тебя нет. Что я должна думать? Может ты с другой женщиной.

– Я уже забыл, как они выглядят, другие женщины.

– Только свяжись с какой‑нибудь! Я тебе устрою! Что ты делал эти дни?

Я вздохнул в микрофон.

– Лежал на диване и ждал.

– Меня?

– Я голодный, худой, бледный, у меня любовная лихорадка. Кого я, по‑твоему, мог ждать?

– Бедняжка, – казалось, она была искренне тронута. – Я сейчас приеду. Ты голодный?

– Не то слово. Худой и бледный. Всё из‑за тебя.

– Я сейчас сбегу отсюда и приеду. Ты меня любишь?

– Мне что, из окна выпрыгнуть, чтоб ты поверила?

– Ты тепло одет?

– Как раз переодевался, и ты позвонила.

– Ты что, раздетый?

– Не совсем.

– Сейчас же оденься! Извини, сюда идут. Пока.

– Пока.

31

На другой день началось падение рубля. До конца недели мы почти не выходили из квартиры, и я перенёс телевизор в спальню, чтобы иногда слушать экономические новости, не покидая постели. Падение перерастало в обвал. Правительственные чиновники и парламентарии–либералы требовали принятия жёстких мер в отношении убыточных предприятий, прекращения вмешательства государства в производство. Международный валютный фонд объявил, что был обманут российскими властями и поверил в стабилизацию рубля, а теперь срочно замораживает проекты финансовой и экономической помощи. Крупные западные инвесторы, привлечённые было к осуществлению планов приоритетного развития промышленных производств, явно переходили к тактике выжидания, теряли доверие к правительству и президенту, которые не способны контролировать финансовый рынок. Разворачивалась чистка бюрократического аппарата, искали и находили стрелочников. Проскальзывали сообщения, – цены акций промышленных предприятий, которые правительство шумно объявляло приоритетными, начали устойчиво ползти вниз, а акций сырьевых, в первую очередь нефтегазовых компаний, после недавнего падения устремились вверх.