Дань городов

– Прочел в ваших глазах, в ваших прекрасных полных отваги глазах. Видите, я расшифровал вас так же, как вы расшифровали своего отца.

– В таком случае, мистер Торольд, мои прекрасные, полные отваги глаза ввели вас в заблуждение. Во всей Америке не найдется другой такой скромной девушки, не способной ни на какой безрассудный поступок. Ведь если бы я когда-нибудь выкинула нечто подобное, у меня всегда было бы такое самочувствие, словно земля должна подо мной разверзнуться и поглотить меня. Такова уж я. Вы думаете, я не знаю, что отец пойдет на уступки? Мне кажется, он уже на пути к тому. При содействии времени можно привести в разум любого родителя.

– Прошу прощения, – проговорил Сесиль, одновременно и удивленный и убежденный. – И поздравляю мистера Валори.

– Скажите, он вам нравится?

– Чрезвычайно. Он – идеальный тип англичанина. – Жеральдина грациозно кивнула головой: – И такой послушный. Он делает все, что я ему скажу. Он сегодня вечером уезжает в Англию, но не потому, что это желание моего отца, нет, он уезжает по моей просьбе. Мы с мамой едем на несколько дней в Брюссель купить кружев. Таким образом, отцу представится благоприятный случай поразмышлять наедине с собою о своем величии. Как вы скажете, мистер Торольд, будет для нас с Гарри нравственное оправдание, если мы затеем тайную переписку?

Сесиль принял позу нелицеприятного судьи.

– Полагаю, что да, – решил он. – Но не говорите об этом никому.

– Даже Гарри?

Жеральдина поспешила в курзал, сославшись на необходимость разыскать мать. Но вместо этого она прошла через концертный зал, где расфранченные женщины занимались рукоделием под звуки оркестра, проникла в лабиринт коридоров и вышла на задний подъезд курзала, на бульвар ван-Изогем. Здесь она встретила мистера Валори, очевидно, ожидавшего ее. Они перешли через дорогу и, подойдя к трамвайной остановке, вошли в зал ожидания, уселись в уголке, и лишь благодаря тому, что стали нежно смотреть друг другу в глаза – молодой интеллигентный англичанин со словом «Оксфорд», написанном на его лбу, и прелестное дитя цивилизации – маленький зал ожидания превратился в павильон Купидона.

– Так оно и есть, как я думала, мой голубчик, – быстро заговорила Жеральдина. – Отца редко что может вывести из равновесия. Когда же он из него выведен, он непременно перед кем-нибудь изливается. В данном случае он выбрал доверенным лицом симпатичного мистера Торольда. И мистер Торольд был уполномочен переговорить со мною и убедить меня остаться паинькой и ждать. Знаю я, что это значит. Это значит, что отец предполагает, что мы вскоре позабудем друг друга, бедный Гарри. А кроме того, мне думается, это значит еще, что отец хочет выдать меня замуж за мистера Торольда.

– И что же ты сказала ему, дорогая? – спросил побледневший влюбленный.

– Положись на меня, Гарри! – ответила Жеральдина. – Я просто обвела мистера Торольда вокруг пальца. Он уверен, что мы будем терпеливо ждать, как послушные дети. Будто отца можно заставить сделать что-нибудь одним добрым словом. – Она презрительно засмеялась. – Таким образом, мы будем в полной безопасности до тех пор, пока о наших действиях никому не будет известно. Теперь обсудим все. Сегодня понедельник. Ты возвращаешься вечером в Англию.

– Да. И похлопочу насчет оглашения и всего прочего.

– Твоя двоюродная сестра нужна нам, Гарри, не меньше свидетельства об оглашении, – напомнила Жеральдина.

– Она приедет. Можешь быть спокойна, я привезу ее в Остенде в четверг.

– Отлично. Пока же я буду себя вести, как будто жизнь не для меня. Брюссель собьет их с толку. Я вернусь с матерью в Остенде в четверг днем. Вечером будут танцы в курзале. Мама скажет, что ей тяжело идти, и все-таки пойдет. Я потанцую до без четверти десять – даже буду танцевать с мистером Торольдом. Как жаль, что мне не удастся потанцевать в присутствии отца, но он обычно в это время сидит в игорных комнатах – наживает деньги. Без четверти десять я незаметно удеру, а ты меня будешь в это время ожидать у заднего подъезда, в карете. Мы помчимся на набережную и поспеем на пароход, отходящий в 11 часов 5 минут, где встретимся с твоей двоюродной сестрой. В пятницу утром мы будем уже повенчаны, а тогда можно будет приступить к переговорам с отцом. Он станет кипятиться, но не очень, так как сам из беглых. Разве ты не знал?

– Нет.

– О, да. Это у нас фамильное. Но ты не должен выглядеть таким кислым, мой английский лорд. – Гарри взял ее руку. – Ты уверен, что твой дядя не лишит тебя наследства, вообще не подведет нас?

– Он не сможет этого проделать, даже если бы и хотел.

– Какая очаровательная страна Англия! – воскликнула Жеральдина. – Представь себе бедного старика, который не в состоянии лишить тебя наследства. Нет, слова бессильны для выражения всего восторга!

Валори страстно ее поцеловал.

Затем явился служащий и спросил их, не угодно ли им будет отправиться в Блэнкенбург, и если угодно, то трамвай уже ожидает. Они смущенно переглянулись и ретировались. Зал ожидания перестал быть павильоном Купидона.

III

По приглашению Симеона Сесиль в этот вечер обедал с четою Рейншоров в «Континентале». Пообедав, они расположились на балконе и, прихлебывая кофе, наблюдали шумное движение, сказочное освещение курзала и отдаленные огни невидимого, но рокочущего океана. Жеральдина была в своем излюбленном пессимистическом настроении, философствуя на тему о непрочности богатства и о превратностях судьбы, выпадающей на долю миллионеров: она натолкнулась в газете на заметку, касавшуюся нашумевшего дела Бауринга.

– Интересно, поймают его или нет? – заметила она.

– Да, интересно, – согласился Сесиль.

– Что ты думаешь, папа?

– Думаю, что тебе пора спать.

Жеральдина поднялась и наградила отца раз навсегда установленным поцелуем.

– Спокойной ночи, – произнесла она. – Разве тебя не радует видеть море таким спокойным?

– Почему?

– И ты еще спрашиваешь? Ведь сегодня отплывает мистер Валори, а он такой плохой моряк. Пойдем, мама. Мистер Торольд, когда мы с мамой вернемся из Брюсселя, вы нас, надеюсь, покатаете на вашей «Кларибели»?

Симеон вздохнул с облегчением после ухода семьи и закурил новую сигару. Минувший день прошел для него под знаком домашних дел. Поэтому он сразу встрепенулся, когда Сесиль, как будто невзначай, перевел разговор на дела треста.

– Не собираетесь ли вы вступить в компанию? – насторожил уши Рейншор.

– Наоборот, хочу «развязаться». Я все собирался сказать вам, что намерен продать большую партию акций.

– Вот те раз! – воскликнул Симеон. – А что вы называете большой партией?

– Реализация их принесет мне почти полмиллиона.

– Долларов?

– Фунтов стерлингов.

Рейншор стал насвистывать арию из оперетты «Нью-йоркская красавица».

– Это и есть ваш способ развлекаться в Остенде? – спросил он.

Сесиль улыбнулся:

– Операция совершенно исключительная. И не очень выгодная.

– Но ведь не выбросите же вы всю эту груду на рынок? – запротестовал Симеон.

– Выброшу, – ответил, не смущаясь, Сесиль. – Я должен буду это проделать и проделаю. Для этого есть основания. Вы сами-то не собираетесь их приобрести?

Председатель треста погрузился в напряженное размышление.

– Хорошо, я возьму их по 93, – невозмутимо ответил он.

– Ого! На два доллара ниже! – удивился Сесиль. – Да ведь минуту назад вы предсказывали дальнейшее повышение.

Рейншор затянулся сигарой, и на мгновение лицо его выплыло из мрака.

– Раз вы хотите разгрузиться, – заметил он, смотря не на собеседника, а на огонек своей сигары, – я к вашим услугам, но только по 93.

Сесиль стал доказывать, но Рейншор был непоколебим, как скала.

Спустя четверть часа они заключили условие на продажу двадцати пяти тысяч акций (по сто долларов каждая) северо-американского Текстильного треста на два доллара ниже курса дня.

Послышался гудок отходящего парохода.