Убийство на дуэли

Убийство, расследование которого станет основой романа, обратило на себя внимание всей России, так как убит был человек, фактически стоявший у руля государства. Князь Алексей Андреевич Голицын на тот момент по сути дела заменил в государственной жизни убитого ранее Петра Аркадьевича Столыпина.

Не приняв никакой должности, пользуясь только уважением и согласием влиятельнейших людей страны и благосклонностью монарха, Голицын взял в руки управление в тот момент, когда катастрофа мировой войны стала неизбежной.

Это обстоятельство и побудило императора довериться уму и опыту Алексея Андреевича, а лучших представителей общественной жизни поддержать такой выбор. Первый же год деятельности Голицына подтвердил, что он в состоянии удержать Россию на краю пропасти, к которой ее вела судьба и толпа обезумевших негодяев, воспользовавшихся стечением роковых обстоятельств и тем, что общество и его руководители растерялись перед грядущими потрясениями.

И вот князь Голицын убит во время дуэли с членом Государственной думы Толзеевым, дворянином, преступившим задолго до описываемых событий все мыслимые и немыслимые границы порядочности, чести и, возможно, здравого смысла — многие считали его если не сумасшедшим, то, по крайней мере, невменяемым.

Поясню — князь не был убит противником на дуэли. Пуля, выпущенная из револьвера Толзеева, раздробила князю левую ключицу, и он, без сомнения, остался бы жив. Успей князь сделать свой выстрел, смерть скорее всего настигла бы Толзеева, поскольку князь был прекрасным стрелком. Толзеев же до этой дуэли даже не держал в руках револьвера.

Князь Голицын был убит другим выстрелом. Этого выстрела никто из присутствующих на месте дуэли — ни секунданты, ни доктор, ни оба кучера — не слышали. Убийца, по-видимому, знал, что Толзеев практически не умеет стрелять, и надеялся на его промах. Случись так, никому и в голову не пришло бы подозревать злонамеренное убийство, все решили бы, что князь погиб на дуэли от руки Толзеева, случайно попавшего в своего противника. Пуля Толзеева, раздробившая князю ключицу, по сути дела обнаружила злоумышленника.

Как и откуда был произведен этот необычный, таинственный выстрел? Какую цель преследовал злоумышленник? Кто этот злоумышленник?

Задать эти вопросы — дело вроде бы простое. Куда труднее дать ответ на них. Но правильно задать вопросы тоже очень важно. Правильно поставленные вопросы — это и начало пути, и указатель направления движения.

Ответить на поставленные вопросы должен сыщик, или, как теперь принято говорить, детектив. Слово «детектив» вошло в употребление сравнительно недавно и обрело свое нынешнее значение скорее всего в Северных Штатах Америки. Конечно же, попало оно туда из английского языка, как говорят, искаженного в Северных Штатах до неузнаваемости, а по мнению великого Диккенса, до безобразия. В собственно английском оно тоже означает «сыщик» и происходит от глагола «открывать», «обнаруживать», восходящего, как это часто выясняется, к языку древних римлян, где слово это означало «раскрытие», «обнаружение», «раздевание», «обнажение» и употреблялось даже в значении «поймать», «застигнуть». Достойно удивления, как иной раз точно и глубоко отражают суть древние слова!

Роль сыщика в романе в духе Конан Дойла чрезвычайно важна. Его действия, ход его мыслей двигают повествование. На эту первостепенную роль у меня назначен Антон Игнатьевич Бакунин — личность замечательная во всех отношениях, удивительная и парадоксальная, как и многие гении.

Очень важна и роль рассказчика, повествующего обо всех событиях, — в этой роли выступаю я сам.

Об убийстве князя Голицына Бакунин узнал ровно в восемь часов или без семи минут восемь, если исчислять время по часам, находящимся в комнате Карла Ивановича [16].

Глава седьмая

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЕ ВЕРСИИ

После завтрака все мы: Бакунин, дядюшка, Карл Иванович, Акакий Акинфович и ваш покорный слуга — собрались в кабинете Бакунина, предназначенном для сыскной работы. Мне следовало бы подробно описать кабинет и еще подробнее всех собравшихся в нем. Но я сделаю это чуть позже, так как хочу как можно скорее перейти к изложению первоначальных версий или хотя бы догадок и предположений, высказанных о причинах и поводах убийства.

Итак, о причинах и поводах убийства: дядюшка из упрямства настаивал на том, что князь Голицын убит террористами. Причина ясна — она та же, что и причина убийства Петра Аркадьевича Столыпина. Тем более, что князь Голицын взял на себя руководство страной, даже не заняв официального поста премьер-министра. Это вызвало раздражение, но как раз не в среде террористов, а среди тех, кто сам добивался власти, но в законных формах. Одним словом, обосновать свое мнение логически у дядюшки так и не получилось.

Возражая дядюшке, Акакий Акинфович сказал, что уж скорее убийство организовал Толзеев — и слово за слово родилась довольно убедительная версия. Получив вызов — почему и за что князь Голицын вызвал Толзеева на дуэль, еще предстояло выяснить, — Толзеев, никудышный стрелок, призвал или нанял хорошего стрелка, выстрел которого, произведенный из засады, и решил исход дуэли. Это, кроме всего, соответствовало и политическим целям Толзеева и его сторонников в Думе, которые требовали отстранить Голицына от управления страной, доказывая, что он не имеет на это никаких оснований и прав.

В эту версию не укладывалось то, что Толзеев ранил князя — по логике он должен был стрелять так, чтобы исключить даже малейшую возможность попадания. Но человек, впервые взявший в руки револьвер, мог выстрелить на промах и случайно попасть.

Конечно же, всех интересовала версия Бакунина. Но он высказывался очень неопределенно. Не принимая первой версии — террористической, практически полностью отвергая и вариант с Толзеевым, Бакунин только развивал мысль, что убийство очень необычное и, следовательно, за ним должен стоять очень умный, очень изобретательный злоумышленник, преследующий очень важную, очень значительную цель.

— Задумать такое убийство на глазах у всех и выполнить, оставшись недосягаемым, незаметным, неуслышанным, мог только человек чрезвычайной смелости, решимости и ловкости, — уверенно сказал Бакунин. — Куда уж тут Толзееву. А кроме того, этот человек должен был решить задачу технически. Я уверен, он применил какое-то новое изобретение. Я слышал, что в Германии ведутся работы по созданию бесшумного револьвера.

— Ну, это глупости, — возразил дядюшка, — где же здравый смысл? Порох не может взрываться бесшумно.

— Шум есть звук. А звук — это колебание волн воздушного пространства, окружающего нас [17]. Если выстрелить в соседней комнате, мы услышим звук выстрела. Звуковые волны достигнут наших ушей по воздуху, проникая через тонкие стены, через всевозможные щели, даже незаметные, маленькие трещины, сквозь недостаточно плотно закрытые двери и окна. Но если соседнюю комнату превратить в герметическую камеру — запаять ее, скажем, свинцовыми листами, не оставив ни единой щели, выстлать пол, потолок и стены толстыми ватными одеялами, а потом произвести выстрел, то мы его не услышим. Волны звука захлебнутся внутри комнаты и не выйдут наружу. А если патрон револьвера превратить в такую звуконепроницаемую камеру, то получится бесшумный выстрел. Практически это сделать очень трудно, может, даже невозможно… Но все, что возможно теоретически…

Лекция Бакунина о звуке имела успех. Мне так и представились убийцы, разгуливающие по городу с бесшумным оружием и бесшумно и незаметно убивающие всех, кого вздумается.

— И ты думаешь, у немцев есть такой револьвер? Сомнительно. — Дядюшка не уставал черпать из своего неиссякающего источника противоречия. — Уж если и говорить о каком-либо техническом приспособлении, которое могло быть использовано в этом случае, то проще предположить, что Толзеев стрелял из какого-то нового револьвера, в патронах которого по несколько пуль. Как в патроне с дробью. Выстрел один, а пуль несколько. И вероятность поразить противника во много раз больше.