Две возможности

У Кена не было денег, чтобы удовлетворить шантажиста, но он унаследовал практику Додда — во всяком случае, большую ее часть. Возможно, Холдерфилд предложил долгосрочное доение — потребовал определенную долю заработков Кена. Вот почему Холдерфилд, который в то утро, когда читал завещание Додда, был сердитым и раздраженным, вскоре обрел прежнюю назойливую веселость. Он продумал план шантажа… А Кен, который не получил ни гроша в результате своих преступлений, теперь был вынужден платить за них.

Уиншип знал, что ему делать. Он был не из тех, кто легко подчиняется шантажу, что следовало бы знать Холдерфилду. Лишнее убийство едва бы его остановило. Кен пробрался в «Грэнджон-блок» в субботу во второй половине дня, когда в здании почти никого не было, и вышвырнул Холдерфилда из его же окна. Копию первого завещания, которую Холдерфилд, несомненно, хранил в своем офисе, он нашел и уничтожил.

Кен совершил это убийство не в расчете на прибыль, безусловно, против своего желания и только в силу необходимости. Но, убив шантажиста по фамилии Холдерфилд, он убил адвоката, а в считалке за доктором следует адвокат. Совпадение? Не думаю.

— Любопытно, — пробормотал Фрэнсис, работая карандашом.

— Если бы на этом все кончилось, слово «любопытно» было бы подходящей характеристикой. Но, устранив Холдерфилда, Уиншип понял, что не может на этом остановиться. Близнецы Уолдо засвидетельствовали первое завещание, устанавливающее мотив Кена. Увидев их подписи, он мог подумать, что им известны условия завещания. Но даже если бы это было не так, они знали, что в течение двух дней Додд составил два завещания, а эти знания были опасными… Уолдо принимали нембутал от бессонницы, они жили напротив дома Додда, а их дом походил на старую трутницу. Кен устроил пожар в их подвале и вернулся к себе.

По-видимому, Уиншип планировал и убийство Флосси Бушмилл — секретарши Холдерфилда, которая была третьей свидетельницей завещания, — в конце концов, если он не получил ничего благодаря своим преступлениям, то следовало, по крайней мере, уничтожить все следы его участия. Но Флосси успела улизнуть из Райтсвилла в погоне за счастьем.

«Доктор, адвокат, торговец…» Кен намеревался убить двух братьев, обладавших опасными знаниями. Устраивая пожар, он, очевидно, не думал, что эти портные являются также торговцами, но кое-кто повыше не упустил этот факт из виду.

— Невероятно! — воскликнула Мальвина Прентис.

— Тот, кого я имею в виду, — улыбнулся Эллери, — специализировался на невероятном. Но данный факт не относится к этой категории. Закон, почти такой же естественный, как закон Ньютона, обеспечил убийство торговца после убийства адвоката в соответствии со считалкой. Каким образом «торговцы» Уолдо попали в список Уиншипа? Они были вызваны адвокатом Холдерфилдом засвидетельствовать завещание Себастьяна Додда. Учтите, что здание, где находился офис Холдерфилда, целиком отдано под офисы, а на первых этажах таких домов обычно размещаются магазины. К тому же здание стоит в центре делового района Райтсвилла, где торговые предприятия на каждом шагу. Следовательно, девять из десяти людей, которых Холдерфилд мог вызвать для засвидетельствования завещания Додда, были бы в той или иной степени «торговцами». Эти двое случайно оказались торговцами-портными. Но с таким же успехом это мог быть мистер Порди из промтоварного магазина и Джефф Гернаберри, продающий спорттовары. Так что, мисс Прентис, тут нет ничего невероятного.

Но пойдем дальше. Судьбе начала нравиться эта игра. Один из братьев Уолдо не погиб в огне. С этого момента события стали развиваться быстро. Кен сознавал, что выживший Дэвид Уолдо угрожает ему так же, как и прежде, когда он устроил пожар в доме Уолдо. Пытаться убить Дэвида в больнице было слишком рискованно. Однако смертельно напуганный портной, выписавшись из больницы, потихоньку свернул свой райтсвиллский бизнес и исчез.

Кен знал, что я решил найти Уолдо. Если бы мне это удалось, то я бы мог вытянуть из него историю первого завещания. Когда Уолдо разыскали, и я оставил в доме Додда записку, сообщающую Риме и Кену, куда я еду, Кен подождал ночного вызова или сам изобрел его для Римы, сел в свой автомобиль и последовал за мной в Конхейвен. Его профессия благоприятствовала свободным передвижениям. Ночная поездка врача ни у кого бы не вызвала подозрений.

Уиншип подстроил для меня ловушку, она сработала, и он выстрелил мне в сердце на расстоянии шести дюймов.

Но судьба здорово посмеялась над ним. Во-первых, на мне оказался пуленепробиваемый жилет. А во-вторых, я был «шефом», что и использовал, расставляя свою ловушку. Кену, должно быть, это показалось кошмарным сном — стреляя в меня, он, безусловно, не пытался расправиться с последним персонажем считалки!

Это правда, что «шеф» не умер. Но правда и то, что я был «шефом» только в самом абсурдном и узком смысле слова. Тем не менее, схема завершится вполне реалистично. Произойдет еще одна смерть.

Фрэнсис сломал карандаш, а Мальвина выпрямилась на стуле.

— Кен будет казнен за свои преступления, — объяснил Эллери. — И тогда вы получите иронию обстоятельств без всякой софистики. Ибо Кен был «шефом» всего. Главным преступником и главной жертвой. Безупречное соответствие считалке, хотя сомневаюсь, что Кен успеет его оценить. Не знаю, как у вас, а у меня пересохло в горле. Так что не возражаю против еще одной кружки пива.

«Придорожная таверна» наполнилась рабочими и служащими, возвращающимися домой. Понадобилось некоторое время, чтобы привлечь внимание Гаса. Фрэнсис О'Бэннон задумчиво уставился в свой блокнот, а Мальвина Прентис барабанила по столу серебряными коготками. Эллери закурил очередную сигарету.

— Что желаете? — осведомился Гас.

— Одно пиво для мистера Квина, — ответила издательница. Она положила на столик купюру и встала.

— А мне бутылку бурбона, — сказал Фрэнсис.

Мальвина холодно посмотрела на его рыжую шевелюру.

— Я думала, мы с этим покончили, Спек. Поднимайте задницу и возвращайтесь в редакцию. У нас дел невпроворот.

— Бурбон, — повторил О'Бэннон.

— Да, сэр, — с сомнением произнес Гас.

— Спек! — грозно заявила мисс Прентис. — Я, кажется, вам сказала…

— Допустим. Ну и что из этого? — Шея Фрэнсиса начала краснеть. — Что я должен делать в связи с этим?

— То, за что вам платят. Прыгать через обруч!

— Можете топать в редакцию сами, Мальвина, — спокойно сказал О'Бэннон. — Гас, бурбон!

— Тоже мне Гарвард! — презрительно фыркнула мисс Прентис. — Вы разговариваете как нью-йоркский мусорщик.

— Ну, я такой и есть, нравится вам это или нет, вы, посеребренная восковая фигура из Музея мадам Тюссо! [85] — Фрэнсис вскочил на ноги, сорвал очки и швырнул их на пол с такой силой, что стекла разбились на кусочки.

— Спек! — Мальвина была в ужасе.

— Я вам не Спек! Гас, дадите вы мне, наконец, этот чертов бурбон? А вы, милочка, знайте, что я не имею к Гарварду никакого отношения. Я самозванец! Я позволял вам вытирать мною пол редакции, потому что мне это нравилось. Ну так больше мне это не нравится! — рявкнул он. — Можете подавиться вашей вонючей работой!

— Спек… — Мальвина запнулась.

— Меня зовут Фрэнсис Винсент Ксэвьер О'Бэннон, а теперь я собираюсь дать вам несколько имен, моя гордая красавица!

И Фрэнсис Винсент Ксэвьер О'Бэннон выполнил свое намерение настолько красноречиво, что среди клиентов Гаса воцарилось почтительное молчание. Слушая подробное описание своих качеств, Мальвина Прентис застыла с открытым ртом, являя собой воплощенное изумление. Закончив, Фрэнсис залпом осушил четверть бутылки бурбона, поданной Гасом, отсалютовал Эллери и вышел из «Придорожной таверны» в сопровождении одобрительного свиста и аплодисментов. Мальвина закрыла рот, испуганно огляделась, покраснела до корней платиновых волос и выпорхнула следом.

«Теперь эти двое объединятся, — подумал Эллери. — Так в итоге происходит и с двумя возможностями. Жизнь продолжается».