Не сердитесь, Иможен! Возвращение Иможен

– Ну что, Тед, теперь ты убедился, что я имела все основания не доверять этой женщине?

Но, как известно, настоящий характер лучше всего проявляется в испытаниях. Несмотря на то, что в кабачке собралось множество народу и значительная часть клиентов вполне разделяла мнение миссис Булит, Тед сохранил верность покойному капитану Мак–Картри, чья восхитительная жажда так способствовала процветанию «Гордого Горца».

– У тебя низменная душа, Маргарет! – торжественно изрек Тед. – И мне жаль, что друзья видят тебя не в лучшем свете. Я убежден, что Иможен Мак–Картри – вне всяких подозрений и только осел вроде Арчибальда Мак–Клостоу мог вообразить, будто она убила несчастного, едва знакомого старика. Они и увиделись–то в первый раз сегодня утром! Что бы там ни болтали, а я продолжаю от всего сердца верить Иможен Мак–Картри и прошу вас, джентльмены, выпить за ее здоровье. Я угощаю!

Все посетители «Гордого Горца» дружно покинули миссис Булит и переметнулись на сторону ее мужа, так что Маргарет пришлось с досадой ретироваться на кухню.

Первой узнав новость, Розмэри сразу поделилась с супругом.

– Слыхал, Леонард, она опять за свое!

Мистер Элрой, и по личным склонностям, и из принципа мало интересовавшийся чужими делами, недовольно проворчал:

– Кто и за что?

– Иможен Мак–Картри! Она убила человека в «Черном Лебеде»!

Когда Леонард наконец решился высказать свое мнение, в голосе его звучал нескрываемый восторг.

– Вот это женщина!

– Ну и ну! – возмутилась миссис Элрой. – Может, и мне прикажешь убивать людей, чтобы внушить тебе должное почтение, Леонард?

Элрой с веселым изумлением поглядел на жену, пожал плечами.

– Куда тебе, бедняжка Розмэри. Чай готов?

Питер Конвей, услышав о происшествии в «Черном Лебеде», ограничился коротким замечанием:

– Я знал, что она меня не разочарует!

Зато Гарри Лоуден выругался самым неприличным образом. На мгновение у него мелькнула мысль об отставке, но мэр тут же передумал – не стоит доставлять такое удовольствие Неду Биллингсу! Оставалось позвонить Мак–Клостоу и договориться о времени предварительных слушаний.

Уильям Мак–Грю как будто пропустил известие мимо ушей и, изобразив полное безразличие, принялся с удвоенной энергией сортировать припасы. Но Элизабет не желала упустить такую замечательную возможность покуражиться и помчалась искать супруга. Уильяма она нашла в погребе среди множества пустых ящиков.

– Уильям! Вы знаете последние новости?

Мак–Грю лицемерно обратил к жене непроницаемо–простодушное лицо.

– А разве что–нибудь случилось?

– Еще бы! Иможен Мак–Картри опять дала волю своим кровожадным инстинктам!

– И что это значит?

– Да просто она совершила еще одно убийство! Ну, что скажете?

– Очевидно, у нее были веские основания.

– Ну да? И это все, что вы можете придумать? Честное слово, Мак–Грю, порой я всерьез сомневаюсь, есть ли у вас здравый смысл!

– Бесспорно, нет, Элизабет, иначе я бы на вас никогда не женился!

– Вы мерзавец, Уильям Мак–Грю, и Бог вас накажет!

– По–моему, это уже сделано, Элизабет!

Даже по возвращении в Каллендер раздражение преподобного Хекверсона против сержанта Мак–Клостоу так и не утихло. Он шел по улице, разговаривая сам с собой и размахивая руками. Мисс Флемминг тут же бросилась навстречу.

– Вам нехорошо, преподобный отец?

– Нет, просто я вне себя, дорогая мисс Флемминг! Вне себя! Вы только представьте, сержант Мак–Клостоу – этот нечестивец! – посмел сказать мне, что верит в привидения! Ну, скажите на милость, какой смысл, не зная отдыха, проповедовать слово Божие таким язычникам?

И, не слушая ответа смущенной мисс Флемминг, которая сразу почувствовала себя закоренелой грешницей, ибо тоже верила в приведения, пастор ушел. Домой он вернулся, все еще что–то сердито бормоча под нос. Старая служанка Элиза бросилась открывать, едва услышав нетерпеливый звонок хозяина.

– Может, вы бы лучше поторопились? Вечно заставляете меня торчать на улице! – буркнул преподобный Хекверсон с несколько странной для слуги Божьего объективностью.

– Ох, преподобный отец! Я сегодня совсем умаялась! Стоило вам уйти, и Брайан тут же начал безобразничать!

Священник, устраивавший шляпу и зонтик на вешалке, обернулся.

– Правда?

– Ну да, то хлопал окнами на втором этаже, то двигал стулья, а как только я открывала дверь, выдумывал тысячи мальчишеских проделок!

– Хорошо, сегодня вечером я поговорю с Брайаном. Надеюсь, он утихнет.

Брайан был привидением, обитавшим в доме преподобного Родрика Хекверсона.

Арчибальд Мак–Клостоу точно знал, что, проживи он хоть сто лет, все равно никогда не забудет этой ночи.

Как только они вернулись в участок, сержант составил протокол и объявил Иможен, что до заседания следственного суда намерен держать ее в камере, как и полагается по закону, а там уж пусть коронер и чиновники магистратуры сами решают, отпустить мисс Мак–Картри или подписать обвинение и отправить в тюрьму. Вопреки всем ожиданиям, Иможен отреагировала на это очень спокойно.

– Надеюсь, вы хорошо подумали, сержант? Это превышение власти, и вы о нем пожалеете! – только и сказала она.

Арчибальд хотел было ответить язвительным смехом, но ничего не получилось. Он не мог избавиться от страха перед мисс Мак–Картри.

Заперев Иможен в камере, Тайлер попытался призвать шефа к умеренности, но получил такой нагоняй, что, как только рабочий день кончился, пошел домой с твердым намерением больше ни во что не вмешиваться.

Мак–Клостоу решил, что проведет ночь за игрой в шахматы, а виски поможет ему не заснуть. К его огромному удивлению, мисс Мак–Картри не выказывала ни малейших признаков дурного настроения. Сидя на койке за прутьями решетки, она, казалось, о чем–то мечтает. Такое странное поведение сбивало полицейского с толку. Он долго сидел над шахматной доской, думая совсем о другом, – необычное спокойствие арестованной внушало тревогу. А может, в конце концов, мисс Мак–Картри – вовсе не такая уж неукротимая бунтарка, как утверждает молва? Или, угодив за решетку, она испытала столь сильное потрясение, что не в силах сопротивляться? Но время шло, внешняя невозмутимость Иможен рассеяла подозрения Мак–Клостоу. Он несколько ослабил бдительность и задремал. Из приятных грез его вывел отчаянный, совершенно нечеловеческий вопль. Сержант вскочил с кресла и бросился к камере. Иможен встретила его улыбкой.

– В чем дело, Арчи?

– Э…этот крик…

– Какой крик?

– Но ведь вы же сами кричали!

– Я? Должно быть, вас мучают кошмары, Арчи, что, впрочем, неудивительно – говорят, это судьба всех преступников. Помните Макбета?

– Хотел бы я знать, мисс, у меня–то что общего с Макбетом?

– Угрызения, Арчи, угрызения совести… Спокойной ночи!

Вернувшись к себе в кабинет, Мак–Клостоу обнаружил, что еще только десять часов вечера и до рассвета ждать ужасно долго. И полицейский призадумался, так ли уж мудро было с его стороны запирать Иможен в камере…

В половине одиннадцатого мисс Мак–Картри стала звать на помощь. Прибежавшему сержанту она пожаловалась на невыносимые боли в животе. Иможен думала, что это похоже на острый аппендицит. Закатив глаза и кусая губы, она корчилась на койке. Перепуганный новой свалившейся на него ответственностью, Мак–Клостоу побежал звонить доктору Элскоту. Этот последний только что вернулся и лег спать после очень тяжелого дня, а кроме того, еще не забыл, как грубо сержант обошелся с ним в «Черном Лебеде», и потому сначала решительно отказался ехать в участок. Потом он почти сменил гнев на милость, но, узнав, что речь идет об Иможен Мак–Картри, окончательно вышел из себя:

– Как, Мак–Клостоу, у вас хватает наглости вытаскивать меня из постели из–за этой гнусной рыжей чертовки? Да мне от одного взгляда на нее становится худо!

– Но, Господи ты Боже мой, а вдруг она и в самом деле помирает?

– Меня бы это очень удивило! И потом – туда ей и дорога!