Загадка Красной вдовы

— Боюсь, вы не замечаете самого интересного в ее свидетельских показаниях. Не видите, кого она разоблачает. Давайте рассмотрим ее слова беспристрастно, исключив факт личной неприязни. Давайте примем за рабочую гипотезу: Изабелла выдумала историю с Мантлингом, спускающимся ночью по лестнице, от начала до конца. Предположим, она хочет, чтобы его упекли в сумасшедший дом как социально опасного сумасшедшего. Мастерс, если эта женщина лгала, то лгала как-то странно. Смотрите. Утром она уже знала, что Гая убили молотком. Если она хотела оговорить Алана, зачем идти такими окольными путями? Почему она сказала, будто у ее племянника был шприц для подкожных впрыскиваний — и ничего больше? Он ведь его не использовал. Почему бы не пойти ва-банк и не сказать, что она видела, как Мантлинг бил Гая молотком по голове? Все, что она видела, — Мантлинг среди ночи бродил по дому. А этого недостаточно для того, чтобы признать человека виновным.

Мастерс махнул рукой.

— Сэр, возможно, она юлила.

— Чепуха, сынок. Чепуха. Ничего она не юлила, а прямо обвинила Алана в убийстве. Если, как вы говорите, она солгала и Мантлинг невиновен, значит, она и подбросила ему в ящик всю ту дрянь. Что такого хитрого в окровавленном ноже, украденной записной книжке и пузырьке с цианидом? Зачем нагромождать такую гору улик — их хватило бы еще на пару убийств, — если она впрямую обвиняет его в единственном преступлении, за которое его могут повесить?

Старший инспектор уставился на Г. М.:

— Вы говорите так, будто все улики из ящика комода ничего не стоят.

— Они и не стоят! Гроша ломаного, — заявил Г. М. — Что такое нож в собачьей крови? Максимум пара месяцев тюрьмы за жестокое обращение с животными — в случае если его причастность удастся доказать, в чем я, откровенно говоря, сильно сомневаюсь. Что еще? Пузырек с цианидом, который не доказывает абсолютно ничего…

— Не забудьте о записной книжке.

— Да, наша старая подруга, — произнес Г. М. даже с некоторой нежностью. — Еще недавно выдумка и головная боль, теперь же ваш верный союзник. И что? Вы намерены обвинить Мантлинга в убийстве Бендера? Если да, то придется объяснить, каким образом Бендер был убит; в ином случае нечего даже соваться в суд присяжных. А объяснить, как сработал трюк, вы как раз не можете. Алиби Мантлинга ничуть не ухудшилось за прошедшее время, и вы не сумеете построить дело только на одних своих обоснованных сомнениях. Записная книжка с буквами «Р. Б.»! Ну и что? А если парень под присягой заявит, что они означают, к примеру, «Роберт Браунинг» или «Рей, Британия», или что-нибудь подобное? Кто докажет, что книжка принадлежала Бендеру, если учесть, что единственный, кто ее когда-либо видел, — единственный, кто может свидетельствовать, что она принадлежала Бендеру, — это сам Мантлинг! Да, улик полно. Но каждая из них порождает основания для разумного сомнения.

Мастерс невнятно выругался. Затем сказал:

— Сэр, если вы знали, что я совершаю ошибку, арестовывая Мантлинга, почему вы меня не остановили?

— Потому что его арест никакого вреда не принесет, а польза от него может быть огромной. Благодаря этому завтра твою чиновничью голову могут увенчать лавровым венком, а не швырнуть в корзину для бумаг. Потому что, — Г. М. сверился с массивными золотыми часами, — сейчас почти восемь часов, а еще до полуночи у тебя в руках, возможно, окажется настоящий убийца.

Терлейн и Мастерс переглянулись. Лунообразное лицо Г. М. лучилось самодовольством.

— Да, — сказал Г. М., размахивая ложкой и дожидаясь официанта с супом, — я не шучу. От вашего имени я распорядился, чтобы сегодня в дом Мантлинга принесли пакет с вещественными доказательствами. Мы проведем небольшой эксперимент. Вам лучше захватить с собой пару человек, Мастерс, и было бы хорошо, если они будут вооружены. Тот парень — убийца… он может попытаться сбежать. Надо отдать ему должное, он разыграл одну из самых замечательных пьес, которую я когда-либо видел. Он просто гений! Но не буду портить вам аппетит, джентльмены. Приятного аппетита. Соли?

Моросил мелкий дождь, ветер стал холоднее. Несмотря на усилия Г. М. оживить разговор и его неприлично хорошее настроение, ни Мастерс, ни Терлейн не были расположены к беседе. Крыша в машине Мастерса протекала, что тоже не способствовало веселью. В начале десятого они приехали на Чарльз-стрит, чтобы забрать сэра Джорджа. Он выглядел очень взволнованным, когда забирался на заднее сиденье. У него даже голос охрип. Из кармана он достал телеграмму и передал ее Г. М.

— От нашего эксперта в Дорсете, — отдуваясь, объяснил он. — Десять минут назад получил. Часть объяснения не слишком понятна. Например, что такое «Красный дракон»?

— «Красный дракон»? — повторил Мастерс. Они свернули на Беркли-сквер. Мастерс через плечо Г. М. заглядывал в телеграмму, текст которой тот пытался разобрать при свете индикаторов на приборной панели. — Что за красный дракон? При чем здесь красный дракон?

— О-хо-хо! — сказал Г. М. — Нет, Мастерс! Руки прочь! Дайте старику сегодня позабавиться. Вы можете выпустить кота из мешка, если прочтете это. — Он свернул телеграмму. — По правде говоря, она нам не так уж необходима. Чистая наука часто показывает свою неэффективность на практике. Телеграмма только подтверждает кое-что, о чем я догадался и без нее. Помните, я упоминал…

— Но как согласовать ее со всем остальным? — спросил сэр Джордж. — Я думаю, что начинаю кое о чем догадываться. Г. М., кажется, я понял, почему в нашем деле столько крови — по крайней мере, кажется, что крови много. Мастерс, надпись — Sttuggole faiusque lectuate… — это средневековый заговор против…

— Нет! — прорычал Г. М., запылав праведной яростью. — Я же велел: молчать! Если о чем-то догадываетесь, держите свои соображения при себе.

Все замолчали и так в тишине доехали до Мантлинг-Хаус на Керзон-стрит. Неподалеку остановилась еще одна машина — синего цвета. Из нее выбрались два человека. Пока Г. М. звонил в дверь, Мастерс дал им краткие указания. Оторвавшись от шнурка дверного колокольчика, Г. М. с ног до головы оглядел офицеров в штатском. Он отвел одного из них в сторону и тоже что-то ему сказал — его инструкции, казалось, удивили полисмена. Шортер открыл дверь. Им навстречу вышла сияющая Джудит.

— Вы слышали? — спросила она. — Они собираются освободить Алана! Нам звонил комиссар столичной полиции. — Ее голос срывался от радости. — Он приедет с минуты на минуту. Я держу ужин для него теплым. Он свободен, понимаете? Комиссар сказал, что Алан освобожден за недостатком улик.

На Г. М. ее речь не произвела никакого впечатления.

— Ну-ну! Мы все знаем. Откровенно говоря, я сам звонил Боко и посоветовал ему отпустить Алана. Вы уже известили остальных?

— Да… конечно! Как же иначе?

— Хорошо. Как они восприняли новость?

Джудит широко открыла глаза:

— Восприняли? Обрадовались, конечно. Все, кроме Изабеллы.

— Ясно. А где сейчас Изабелла?

— Наверху, в своей гостиной. С ней доктор Пелем и Юджин. Как вы и распорядились. Остальные еще ужинают. Вы присоединитесь к ним?

Вошедшие сняли шляпы и плащи. Отдавая плащ Шортеру, Терлейн заметил, что у дворецкого сильно дрожат руки. Мрачная атмосфера дома Мантлингов снова окутала его, но на сей раз стрелки часов медленно ползли к финалу. Глядя в ясные глаза Джудит, Терлейн улыбался, хотя в горле у него пересохло. Он поспешил в столовую, куда уже направились Г. М., сэр Джордж и Мастерс.

В столовой все было как в тот вечер, за исключением того, что большинство стульев теперь были пусты. На столе коптили свечи, все так же утопая в воске; огонь в камине погас. Равель и Карстерс смотрели друг на друга через стол, но теперь в их взглядах читалась враждебность. Больше никого не было. Белые двойные двери, ведущие во «вдовью комнату», были закрыты. Когда компания, возглавляемая Г. М., появилась в дверях, вилка Равеля со звоном упала на тарелку.

— Добрый вечер, — с деланым безразличием поздоровался Г. М. — Уже поужинали? Тогда кто-нибудь, пожалуйста, пойдите во «вдовью комнату» и включите там газ. Я хочу продемонстрировать вам, как умер Бендер.