Вор с Рутленд-плейс

Выделить ядовитый сок мог кто угодно, можно было даже собственноручно выдавить его из белладонны, пусть и встречающейся в природе гораздо реже цветистого сладко-горького паслена, зато куда как более смертоносной. Для этого даже не нужно было ждать, пока плод созреет осенью, — достаточно листьев. А их можно обнаружить в шпалерах или в любой дикой лесистой местности на юго-востоке страны. Возможно, для двухлетнего растения сезон не самый подходящий, но что, если его вырастили в какой-нибудь оранжерее или теплице? Вполне сошло бы и такое, которое дало хотя бы малейшие всходы.

Факты ничего не доказывали. Бутылку Мине мог дать кто угодно, практически в любое время. Слуги прежде никогда не видели ни бутылку, ни что-либо подобное, но кто говорит слугам о ликере? Его ведь не пьют за столом. Любой мог нарвать белладонны и смолоть листья. Специальной выучки или знаний для этого не требуется. О том, что это растение убивает, ходят легенды; об этом известно каждому ребенку. Само его название говорит о многом… [8]

Питт вновь вернулся к мотиву, хотя и понимал, что за наличие одного лишь мотива к ответу привлечь невозможно. Кто-то убьет и за шестипенсовик или за то, что сочтет оскорблением. Другой же потеряет репутацию, состояние, любовь, да все, что угодно, — но на убийство не пойдет.

Томас все еще стоял на солнцепеке, когда из-за дальнего угла улицы вылетел двухколесный экипаж и, прогромыхав по Рутленд-плейс, остановился у дома Лагардов, совсем рядом с Питтом. Инспектор увидел, как из двуколки практически вывалился доктор Малгру и, подхватив саквояж, взбежал по ступенькам. Дверь открылась еще раньше, чем он оказался перед ней, и Малгру исчез внутри.

Питт колебался. Природный инстинкт подсказывал подождать немного и посмотреть, что будет дальше. Но так как в доме находился человек с серьезными повреждениями, в срочном вызове врача не было ничего удивительного, и к смерти Мины это все не имело никакого отношения. Откровенно говоря, Питт готов был признать сам для себя, что всего лишь использовал бы приезд доктора в качестве предлога, чтобы задать несколько новых вопросов.

Нанеся визит Спенсер-Брауну и узнав, что Олстона нет дома, Томас даже испытал некоторое облегчение, хотя это всего лишь откладывало на более позднее время то, что следовало сделать сейчас. Он довольствовался очередной беседой со слугами, внимательно выслушивая их бесконечные воспоминания, впечатления, мнения.

Питт все еще был в доме — сидел на кухне, с заметным удовольствием приняв предложение кухарки отобедать вместе со всей прислугой, — когда дверь судомойки широко распахнулась и принесенные вбежавшей служанкой запахи резкого ветра и землистых овощей разогнали ароматы тушеного мяса и пудингов.

— Бога ради, Элси, закрой дверь! — рявкнула кухарка. — Где только тебя воспитывали, девочка?

Элси, привычно подчинившись, толкнула дверь ногой.

— Мистер Лагард умер, миссис Эбботс! — выговорила она, выпучив огромные, словно блюдца, глаза. — Буквально этим утром, если верить Мэй из дома напротив! Только что врач приезжал, но уже уехал. Отмучился, я так скажу. Бедняга… Такой был красавчик! Видать, определено ему было помереть. Все там будем. Мне сходить и задвинуть шторы?

— Нет, не нужно, — едко промолвила кухарка. — Он умер не в этом доме. Кончина мистера Лагарда нас не касается. Достаточно нам своего траура. А ты займись-ка своей работой. Не успеешь к обеду — будешь, девочка моя, ходить голодной.

Элси стремительно умчалась, и кухарка резко опустилась на стул.

— Помер. — Она косо взглянула на Томаса. — Не надо бы мне так говорить, но оно и к лучшему. Бедненький. Вы простите меня, мистер Питт, но ежели он так сильно страдал, как говорят, то, может, и слава богу, что преставился. — Она вытерла глаза передником.

Питт посмотрел на нее, полногрудую, с густыми седеющими волосами и приятным лицом женщину, разрывавшуюся теперь между чувством облегчения и вины.

— Все равно ужасный удар, — сказал он тихо. — Еще один вдобавок ко всему, что произошло здесь в последнее время. Вижу, вас это тоже сильно расстроило. Выглядите неважно… Как насчет капельки бренди? Полагаю, оно у вас в кухне найдется?

Прищурившись, кухарка смерила его несколько недоверчивым взглядом.

— Я-то к такому привычен, — добавил Томас, безошибочно прочитав ее мысли. — Но вы — нет. Позволите за вами поухаживать?

Она немного поартачилась, словно распушившая перья курица.

— Ну… если вы считаете… На верхней полке, за лущеным горохом. Только смотрите, чтобы мистер Дженкинс не увидел, не то спрячет в буфетную, и глазом моргнуть не успеете.

Питт спрятал улыбку и встал, чтобы налить в чашку приличную порцию и передать ей.

— А себе? — предложила она, глядя на него искоса.

— Нет, благодарю. — Он поставил бутылку обратно, после чего вернул на место и лущеный горох. — Сугубо для успокоения. Мне же, боюсь, иметь иногда дело со смертью предопределено профессией.

После того как кухарка выпила одним махом бренди, он забрал у нее пустую чашку и поставил в раковину.

— Вы так любезны, мистер Питт, — промолвила она с удовлетворением. — Жаль, что мы не можем вам помочь, а мы не можем, и это факт. Никакого ликера мы тут не видели, и какой-то другой бутылки тоже. И нам ничего не известно про то, зачем кому-то понадобилось хозяйку убивать… Я как говорила, так и говорю — какой-то сумасшедший.

Томас разрывался между долгом — продолжать расспросы, пусть и совершенно ничего пока не давшие, — и страстным желанием забыть о работе и предаться удовольствиям, которые обещал приготовленный миссис Эбботс ланч. Победа осталась за ланчем.

Позднее он вознамерился было продолжить допрос, но все еще пребывали под впечатлением от смерти Тормода. Во многих домах завесили шторы, и в объявшей все тишине даже приглушенный разговор представлялся неприличным.

Вскоре после двух Питт сдался и вернулся в полицейский участок. Он вытащил все собранные показания и принялся вновь их перечитывать в слабой надежде на озарение, на то, что вдруг всплывет что-то новое, прежде упущенное, либо вскроется взаимосвязь между фактами, уже изученными раньше.

Просидев за этим делом почти до пяти часов, он так ничего и не обнаружил, но тут дверь в кабинет приоткрылась и возникшая голова Харриса объявила о приходе миссис Амариллис Денбай.

Питт удивился. Он полагал, что смерть Тормода повергнет ее в скорбь, возможно, даже с необходимостью медицинского ухода, — так глубоки, по словам Шарлотты, были ее страдания после произошедшего с Лагардом несчастного случая. А он доверял суждениям Шарлотты о людях, пусть и не всегда в отношении ее собственного поведения. Хотя, по правде сказать, теперь, когда он все обдумал, случай в мюзик-холле его не очень-то расстроил. По крайней мере, не так, как он поначалу намеревался ей представить.

Но что здесь делает Амариллис?

— Впустить ее, сэр? — раздраженно спросил Харрис. — По-моему, она в порядке. Но вы уж с ней поосторожней…

— Да, проведи ее сюда. И сам останься, на случай, если она упадет в обморок или закатит истерику, — сказал Питт. Сама мысль об этом была крайне неприятной, но он не мог позволить себе пренебречь ее визитом. Возможно, именно это и даст наконец расследованию новый толчок; быть может, она сообщит некий факт, в котором он так отчаянно нуждается.

— Есть, сэр. — Харрис удалился строго по уставу, что свидетельствовало о его неодобрении, и через пару мгновений вернулся с посетительницей.

Амариллис была бледна, глаза ее сверкали, пальцы перебирали складки на юбке, ныряли в муфту и снова возвращались к юбке. Она вошла в кабинет с прикрытым черной вуалью лицом, но уже в следующую секунду сбросила ее.

— Инспектор Питт! — От напряжения ее немножко трясло.

— Да, миссис Денбай. — Эта женщина ему не нравилась, и все же, сам того не желая, он испытывал к ней жалость. — Пожалуйста, садитесь. Вы, должно быть, очень расстроены… Можем мы предложить вам что-нибудь, чашечку чаю?