Этюд в багровых тонах (др.перевод)

— Именно это я и хочу сказать. У меня неплохая интуиция. Ну, конечно, время от времени попадается задачка посложнее. Тогда приходится побегать и посмотреть на все самому. Видите ли, у меня есть специальные знания, которые, если приложить их к конкретной ситуации, сильно облегчают дело. Законы дедукции, изложенные в статье, о которой вы так презрительно отозвались, для моей работы просто неоценимы. Наблюдательность стала моей второй натурой. Вы ведь, кажется, удивились, когда я заметил при первой встрече, что вы приехали из Афганистана.

— Кто-то вам, наверное, рассказал.

— Ничего подобного. Я знал, что вы приехали из Афганистана. Благодаря долгой привычке я так быстро выстроил цепочку умозаключений, что пришел к окончательному выводу, даже не заметив промежуточных посылок. Но они, разумеется, были. Цепочка была вот такая: «Передо мной, несомненно, врач, но с военной выправкой. Очевидно, военный врач. Только что вернулся из тропиков — лицо у него смуглое, но это не природный оттенок кожи, запястья у него светлые. Он перенес болезнь и лишения — об этом говорит изможденное лицо. Был ранен в левую руку — держит ее неподвижно и неестественно. Где же в тропиках мог английский военный врач натерпеться лишений и получить рану? Разумеется, в Афганистане». Весь ход мысли не занял и секунды. Вот я и сказал, что вы приехали из Афганистана, а вы удивились.

— После вашего объяснения все получается просто, — улыбнулся я. — Вы напоминаете мне Дюпена из рассказов Эдгара Аллана По. Но я думал, что такие люди существуют только в книгах.

Шерлок Холмс встал со стула и разжег трубку.

— Вы, полагаю, хотели сравнением с Дюпеном сделать мне комплимент, — проговорил он. — Ну так вот, по моему мнению, Дюпен — малый весьма недалекий. Этот его фокус — врываться с многозначительной фразой в мысли собеседника после пятнадцати минут молчания — просто показная дешевка. У него, разумеется, имелись определенные аналитические способности, но он вовсе не был таким гением, каким его считал По.

— А Габорио вы читали? — спросил я. — Лекок соответствует вашим представлениям о талантливом сыщике?

Шерлок Холмс иронически хмыкнул.

— Лекок — безграмотное ничтожество, — проговорил он сердито. — Единственное, чем он может похвастаться, это недюжинная энергичность. Меня от этой книги просто воротит. Всех-то дел — установить личность заключенного. Я бы управился с этим в двадцать четыре часа. У Лекока ушло чуть не полгода. Это настоящий учебник для сыщиков — как не надо работать.

Меня сильно разозлило это пренебрежительное отношение к литературным героям, которыми я восхищался. Я отошел к окну и стоял там, глядя на оживленную улицу. «Конечно, ума у него палата, — думал я про себя, — но и высокомерия не меньше».

— В наши дни преступления и преступники измельчали, — ворчливо продолжал Холмс. — Так что голова в нашей профессии ни к чему. Я знаю наверняка, что мог бы прославиться. Не было и нет на земле человека, который потратил бы столько времени и природных способностей на раскрытие преступлений. А каков результат? Раскрывать нечего — в лучшем случае какое-нибудь коряво сработанное мошенничество со столь прозрачными мотивами, что даже сотрудники Скотленд-Ярда видят все насквозь.

Его высокомерный тон по-прежнему раздражал меня. Я почел за лучшее сменить тему.

— Интересно, что этот малый высматривает? — поинтересовался я, указывая на человека в ничем не примечательной одежде, который медленно шел по противоположной стороне улицы, изучая номера домов. В руке он держал большой голубой конверт — я принял его за посыльного.

— Вы имеете в виду отставного сержанта морской пехоты? — уточнил Шерлок Холмс.

«Вот ведь подлец, — фыркнул я про себя, — знает, что его не проверишь».

Едва я успел это подумать, как посыльный увидел номер над нашей дверью и стремительно пересек дорогу. Мы услышали громкий звонок, басовитый голос и тяжелые шаги по лестнице.

— Мистеру Шерлоку Холмсу, — произнес посыльный, входя в комнату и подавая моему другу письмо.

Вот отличная возможность сбить с него спесь. Вряд ли он предвидел такое развитие событий, когда сказал первое, что пришло в голову.

— Позвольте узнать, милейший, — самым любезным тоном поинтересовался я, — чем вы занимаетесь?

— Посыльный я, сэр, — буркнул тот. — Форму отдал в починку.

— А раньше вы были… — продолжал я, с некоторым злорадством глядя на своего компаньона.

— Сержантом, сэр. Морская королевская легкая пехота, сэр. Ответа не будет? Слушаюсь, сэр.

Он щелкнул каблуками, отдал нам честь и вышел.

Глава III

Тайна Лористон-Гарденз

Должен признаться, это неожиданное подтверждение практической ценности теорий моего приятеля поразило меня до глубины души. Мое уважение к его аналитическим способностям возросло чрезвычайно. Впрочем, в самой глубине души засело подозрение, что все это подстроено заранее, просто чтобы меня заморочить, хотя с какой именно целью, я не мог себе представить. Когда я взглянул на Холмса, он уже дочитал письмо; взгляд его потускнел и сделался отрешенным, что говорило о сосредоточенной работе ума.

— Как, прости господи, вы это сообразили? — вопросил я.

— Что сообразил? — откликнулся Холмс ворчливо.

— Ну, что этот человек — отставной сержант морской пехоты.

— Мне сейчас не до глупостей, — отрезал он; затем — с улыбкой: — Простите за резкость. Вы оборвали нить моих мыслей, но, может быть, оно и к лучшему. Так вы не разглядели, что этот человек — сержант морской пехоты?

— Разумеется, нет.

— Мне проще догадаться, чем объяснить, как я догадался. Вот если вас попросят доказать, что дважды два — четыре, вы тоже задумаетесь, хотя прекрасно знаете, что это так. Даже через улицу я увидел у него на тыльной стороне ладони татуировку — большой синий якорь. Это навело на мысль о море. Выправка у него при этом военная, и бакенбарды армейские. Значит — морская пехота. Вид важный, как у человека, привыкшего командовать. Вы наверняка заметили, как он держит голову и помахивает тростью. Мужчина средних лет, положительный, уравновешенный — по крайней мере с виду, — все это говорит о том, что он был сержантом.

— Замечательно! — воскликнул я.

— Тривиально, — отозвался Холмс, хотя по лицу его было видно, что мои удивление и восторг ему польстили. — Я только что сказал, что настоящие преступники перевелись. Похоже, я был не прав — взгляните-ка!

Он перебросил мне записку, принесенную посыльным.

— Господи, — воскликнул я, пробежав ее глазами, — какой ужас!

— Да, звучит не совсем ординарно, — хладнокровно согласился Холмс. — Не могли бы вы прочесть мне ее вслух?

Вот послание, которое я ему прочел: