Смертельный розыгрыш

В моих ушах снова зазвучал восхитительный голос Веры, читающей выписанную ею цитату о любителе розыгрышей: он одновременно и презирает свои жертвы, и завидует им. Я вспомнил, как при первой же нашей встрече Элвин под личиной сочувствия безжалостно бередил еще не зажившие раны Дженни, говоря о ее недавнем нервном срыве, усугубляя ее страх лишиться рассудка. Причинять зло, будить беспокойство и тревогу, сеять сомнение и горе — для него лишь удовольствие. Вот почему он не мог удержаться, чтобы не рассказать брату о моем совете быть начеку, так как он, Берти, может покушаться на его жизнь.

Подпрыгивая на кочках, подъехал полицейский автомобиль с громкоговорителем и прожектором; его лучи высветили опушку. Наружу высыпали полицейские. Быстро посовещавшись с Райтом, они примкнули к цепочке людей, окруживших лес. В ночной темени то и дело грохотал громкоговоритель: «Выходите! Вы окружены!» Волна звуков откатывалась, наступала тишина, но никто не выходил из леса…

Становилось все холоднее. Где-то там, среди гниющей растительности, кустов бузины с их тошнотворным запахом, деревьев, которые, разрастаясь, сужали и без того узкие тропки, прятался продрогший Элвин. Что сейчас происходит в его душе? Верит ли он, что ему все еще сопутствует удача и хитрость поможет ему выкрутиться и на этот раз? Надеется на свою дерзость и находчивость? А в находчивости ему не откажешь — достаточно вспомнить, как ловко он старался сгладить расхождения в своих и Берти показаниях об эпизоде с монахом и о том, кто и как принес яд из комнаты жюри. Или он достиг высшей точки безумия — апатии — и лежит сейчас там, ни о чем не думая, потеряв всякую надежду,— маленький затравленный зверек, прикинувшийся мертвым в жалком заблуждении, будто бы это спасет ему жизнь?

И все же, повторяю, я не чувствовал к Элвину никакой жалости, только отвращение. Он лишился всякого права на сочувствие — не только из-за своего злобного характера и гнусных поступков, но и — главным образом — из-за того кощунственного лицемерия, с которым он так искусно разыгрывал верность брату, хотя больше всего хотел уничтожить его. Истинная преданность — и я не мог не восхищаться сейчас ею — воплощалась в человеке рядом со мной. Он стоял, весь дрожа, изо всех сил превозмогая боль в обожженной, пораненной руке — мот, повеса, гуляка!

— Вот ублюдок!— пробормотал он.— Пора бы ему понять, что он проиграл. Да и я тоже.

Он подошел к лесу и закричал:

— Эл! Эл! Выходи. Это я, Берти. Выходи! Мы все замерзли.

Прошел еще час-другой, и только когда край неба посветлел и стали видимыми очертания людей и деревьев, мы услышали потрескивание и шорох в лесу. Но тут же воцарилась полная тишина; похоже было, что у Элвина не хватило решимости. И снова началось бесконечное ожидание.

Но как только показалось солнце и от деревьев потянулись длинные тени, мы вдруг увидели его в лесу, с самого краю — он смотрел на нас.

Он сделал несколько шагов — круглый, похожий на бочонок человечек в норфолкской куртке и бриджах с налипшими на них листьями; за спиной — колчан, в левой руке — большой лук с возложенной на него стрелой.

Он быстро огляделся, его пухлое лицо было лишено всякого выражения, как будто он утратил память; затем он различил Берти, и его лицо исказилось то ли от отчаяния, то ли от ненависти.

Райт и еще один человек стали торопливо спускаться с холма, направляясь к нему.

— Опустите эту штуку, мистер Карт,— потребовал инспектор.

Элвин прицелился в него.

— Я убью первого, кто сделает еще шаг.

Райт махнул рукой в сторону патрульной машины, которая была ярдах в ста оттуда. Но не успела она рвануться с места, как Берти Карт прошептал: «Ну вот и все!» — и твердым шагом пошел к своему брату.

— Иди сюда, Эл, старина,— сказал он.— Пикник окончен.

Легкий звон, свист — и из спины Берти торчал наконечник стрелы. Прежде чем Элвин успел выстрелить еще раз, Райт прыгнул вперед и скрутил его.

В тот миг, когда я подбежал к Берти, он был уже мертв. Он был прав, когда сказал, что его брат — отличный лучник, но, пожалуй, ошибался, утверждая, что нельзя покончить с собой с помощью стрелы и лука. Да, это было чистейшее самоубийство, но людей чтут и за менее отважные поступки.