Волчий капкан

Итак, однажды Половянский похвалился, что вечером ему предстоит "галантное испытание". Болтливый от природы, он стал подробно рассказывать, что это за женщина (репутация не бог весть, но вообще-то хоть куда!), как ее зовут, где живет, до которого часа он с ней пробудет (самое позднее до часу ночи, поскольку ее официальный любовник, директор ресторана, обычно к этому времени возвращается).

"Чамурлийский" поблагодарил за одолженное лезвие и ушел к себе в комнату, чтобы спокойно обдумать "операцию", зная, что более удачный случай ему вряд ли представится. Сказано – сделано. Он позвонил Соне, договорился о встрече и убедил ее остаться на ночь в квартире подруги, которую умаслил скромным подарком – изящным медальоном на золотой цепочке.

(Ах, мы вам так обязаны, что это право пустяк!). Кети отправилась ночевать к родным, а Соня соврала родителям, что идет на день рождения и скорее всего вернется очень поздно, дожидаться ее не надо. Они купили вина и разных деликатесов в гастрономе на площади Славейкова. "Как чудесно, что мы наконец одни, как бы мне хотелось, чтобы так было всегда. Погаси, пожалуйста, свет, я стесняюсь". "Сию минуту, хотя мне так приятно видеть твое лицо, зачем ты лишаешь меня этого удовольствия?" Потом от порядочной дозы снотворного, которое он всыпал ей в вино, Соня глубоко уснула. Немного погодя он как тень выбрался на задний двор, перелез через забор в соседний, а оттуда вышел на улицу, все время озираясь, не появится ли откуда-нибудь этот чертов "дозорный" баскетболист. Нет, того нигде не было видно, путь свободен, надежное алиби обеспечено. Дай бог, чтобы все прошло благополучно. Он вернется до того, как проснется Соня. Однако, который час? Все вычислено точно. Только вот как заманить Половянского в парк? Очень просто – паспорт! "Милчо, с тебя причитается. Пойдем отсюда, я тебе по пути все расскажу, а то здесь прохожие, машин полно, если нас именно теперь увидят вместе, сам знаешь, чем это может кончиться". Половянский настолько взволнован радостной вестью, что моментально забывает обо всем на свете. "Ну, я-то, положим, наивный дурак, только он дурак в квадрате! Ему и в голову не пришло удивиться, что в такой поздний час я оказался на улице, где живет его пассия. Неужели я бы притащился туда только для того, чтобы сообщить новость, которая преспокойно могла подождать до завтра?"… Убийца вернулся под крылышко к Соне тем же путем. Она улыбалась во сне. Пушистое одеяло, ощущение молодого горячего тела рядом постепенно успокоили его расходившиеся нервы. "Так бы и давно!" Заснул он с мыслью, которую внушили ему те, кто оплачивал его услуги в долларах: "Если не засыпешься, тебе все дозволено!"

– А что с ножом?

– Нож у вас. Я сунул его под куст, даже кровь обтирать не стал. Вспомнил о нем, только когда возникла мысль, что необходимо отделаться и от Максимова. Нож был на том же месте. Явно, парк даже не прочесывали. Самый обыкновенный ножик. Куплен еще в студенческие годы за тогдашних 420 левов. Можете взять на память. Мне он больше не нужен.

– А что вы скажете о моем к вам визите после убийства Половянского?

– У меня сердце оборвалось, когда я вас увидел на пороге. Сразу понял – этот из милиции. Но потом, после допроса, успокоился – не за мной. Решил, что вам и в голову не пришло, что разговариваете с убийцей. Однако и я держался молодцом, признайтесь!

– Не совсем.

– Это еще почему? Обижаете!

– Подумайте сами. Кто вас тянул за язык рассказывать, как и с какой стати Половянский у вас поселился? Ваша версия о клубе, мелочи и выпивке, ночевках на скамейке, приглашении перекантоваться у вас недельку – недельку, которая растянулась на три года, "не сегодня завтра съедет"… и как его постоянно обманывали, обещая квартиру, – все это звучало весьма неубедительно, как за уши притянутое. Разумеется, вы "душа-человек", но так, с бухты-барахты людей с улицы никто не подбирает. "Вот какой я мягкотелый добряк", – таким сказкам в наше время и ребятишки не верят.

– Пожалуй, ваша правда! Теперь и я припоминаю, что у меня кошки на душе скребли, когда мы расстались. Зачем нужно было все это плести? Неужто вообразил, что вы больше никого не станете расспрашивать, поверите мне на слово и оставите в покое? Глупо, конечно!

– А Соня? Расскажите о ней – ее вам не жалко? Неужели не мучает совесть, ведь вы подняли руку на отца той, кого любили!

– Нисколько! Я имею в виду совесть. Наоборот – мне давно хотелось с ним разделаться. Ужасно он меня раздражал своей идиотской преданностью всему, что я так ненавижу. К тому же, как вам сказать, он всегда казался мне опаснее Половянского. Друг "моего отца" по заключению. Постоянно существовала опасность, что может всплыть нечто такое, чего я не мог предвидеть. Впрочем, так оно и вышло. Я сознавал, что провалюсь именно из-за него. Но как было уберечься? У чистых душой с сатаной дружба крепче нашей. После случая с Половянским почва подо мной стала совсем неверной. Вроде все в порядке, а чувствую – тону. Эта мысль не покидала меня ни во сне, ни наяву. Естественно, я вряд ли стал бы что-нибудь предпринимать, если б не "семейная реликвия". Максимов себя выдал с головой. Я сразу понял, что он явился с определенной целью, причем цели своей добился. Я так взбеленился, что едва сдержался, чтобы тут же не вцепиться ему в горло. Однако надо было все хорошенько обдумать. Он распрощался и ушел, прикидываясь, будто ужасно доволен тем, что мы повидались, а на самом деле едва ноги волочил, как побитый пес. Тут я и схватился за голову – цепочка, вот где причина. Он мне ее дал, а потом… задрожал, как осиновый лист. Все ясно! Вот только по собственной инициативе он пришел или подослан? Меня охватила паника… Хотя "паника" – это мягко сказано, я просто голову потерял. Теперь он поделится с женой, вместе они начнут обсуждать случившееся, решать, куда сообщить о своем ужасном "открытии". Потом посоветуются с кем-нибудь из приятелей и позвонят в Комитет госбезопасности, а я тут стою и раздумываю, словно мышь в мышеловке. Но ведь мышеловка еще не захлопнулась, и потом: с какого боку тут замешана милиция да и вообще замешана ли? Да или нет?!.. Чтобы совсем не свихнуться, я вышел на улицу. Бог свидетель, ноги сами понесли меня к парку. Нож был на месте. Я его подобрал и кинулся обратно. Что я собирался делать? Ждать его в засаде и подъезде всю ночь, а утром, как он появится… или подняться прямо к ним и порешить всех разом, включительно и Соню? Убийство по-американски. Однако на ловца и зверь бежит. Только я подошел к мавзолею Баттенберга, и он тут как тут! Я притаился в тени деревьев. Вот он – решительный миг! Нет, лучше на лестнице, в парадном. Там обычно совсем безлюдно, один удар, он пикнуть не успеет. Ну, а дальше вы все знаете. Впрочем, где же были ваши люди, неужели за мной не следили? Меня ведь могли взять еще там, в парке.

– Следить-то следили. Видели и то, как вы копошитесь под кустом в парке и как потом, запыхавшись, спешите к мавзолею, однако вышла заминка: они не успели получить ордер на арест. Слава богу, что мы оказались на лестнице!

– Да, ничего не скажешь – счастливое стечение обстоятельств! А то был бы на моей совести еще один покойник. Как это вы выразились? Не мучает ли меня совесть за то, что поднял руку на отца той, кого люблю? Интересный вопрос. Но почему вы так уверены, что я ее люблю? Разве это обязательно? Я нарочно завел роман с Сонечкой, чтобы иметь в руках козырь против ее отца. Думал, он узнает, что дочь счастлива, что без ума от меня, и тогда, может быть, перестанет рыться в моем прошлом, совать нос куда не следует. Наивно, конечно: он же сроду такими делами не занимался! Да, на воре шапка горит – я его безумно боялся! Как же, друг "моего отца"! Да, все ужасно глупо, коль скоро так плохо кончилось… А насчет Сони… ни минуты не сожалею. Дама по всем статьям великолепная, гражданин полковник. Вот уж кого не обделил господь! Да и я ее, конечно, кое-чему обучил, ее будущий муж на меня молиться должен. Вы, может, и не поверите, но она и вправду от меня без ума, так что когда узнает правду… Как вы думаете, этот идиот, ее папаша, расскажет ей все, как было, или выдумает, будто я внезапно куда-то уехал? Мне бы хотелось… Впрочем, теперь это не имеет никакого значения.