Французский детектив
Французский детектив читать книгу онлайн
В сборник вошли два детектива: героем романа Лео Мале «Туман на мосту Толбиак» является частный сыщик Нестор Бюрма — человек с юмором и незаурядным умом, разгадывающий любые головоломки преступников; а вот героем другого детектива Ги Декар сделал человека-«зверя» — так заклеймило слепоглухонемого Жака Вотье буржуазное общество, но справедливо ли это?
На русском языке произведения публикуются впервые.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Я, я не позволю… — начал мэтр Вуарен.
Председатель резко перебил его:
— Инцидент исчерпан. Суд благодарит вас, мадам. Можете быть свободны.
Элегантная молодая женщина удалилась под шумок в зале. К барьеру подходил ее муж, биржевой маклер Жорж Добрей.
— Мсье Добрей, суд хотел бы услышать ваше мнение о характере вашего шурина Жака и о его взаимоотношениях с семьей.
— Я очень мало виделся с Жаком, господин председатель. Когда я женился на его старшей сестре Режине, он был семилетним ребенком. В квартире родителей жены он занимал отдаленную комнату, откуда его выводили очень редко. Должен сказать, что я неоднократно возражал против того, что несчастного ребенка изолируют от людей. Но должен также признать в поддержку родителей жены, что Жак со своим тройным врожденным недугом был для близких источником постоянного беспокойства. До его отъезда в Санак мой шурин казался мне капризным ребенком, хотя было почти невозможно представить себе, о чем он думал или чего хотел, потому что в то время он был настоящим зверенышем…
Не было дня, чтобы он не впадал в ярость, какую трудно представить себе у ребенка такого возраста. Он принимался вопить и хватать все, что попадалось под руку, чтобы запустить в тех, кто к нему приходил. И поскольку, несмотря ни на что, у него все же было смутное сознание своего бессилия, он начинал кататься по полу, слюни обильно текли у него изо рта. Можно было подумать, что он взбесился. Много раз нам вдвоем с тестем приходилось на него наваливаться — можете представить, насколько уже тогда он был силен.
— Но все же чем вы объясняете эти приступы бешенства? — спросил председатель.
— Ничем, просто нашим присутствием. Больше всего в Жаке меня удивляло то болезненное отвращение, которое внушали ему все члены семьи. Когда после моей женитьбы он понял, что я тоже вошел в семью, мне не было пощады, как и другим. И никогда я не мог себе объяснить, каким образом он, лишенный всякого общения с внешним миром, отличал меня от других.
— Каковы были чувства родителей вашей жены по отношению к ребенку?
— Я думаю, что тесть, ныне покойный, испытывал если не любовь к сыну, то по меньшей мере какую-то нежность…
— А ваша теща?
— Я не хотел бы отвечать на этот вопрос.
— А ваша жена?
— Мне тоже трудно отвечать. Мы с Режиной живем раздельно уже много лет.
— Мадам Добрей в своих показаниях ваше раздельное проживание связывает с тем фактом, что вы будто бы опасались рождения такого же неполноценного ребенка, как ваш шурин.
— Элементарная стыдливость обязывает меня ответить, господин председатель, что причины, по которым супруги расходятся, никого не касаются.
— Мог бы свидетель нам сказать, — спросил Виктор Дельо, — был ли, по его мнению, в непосредственном окружении Жака Вотье в детстве кто-нибудь, способный удержать его от приступов бешенства, не прибегая к физической силе?
— Да. Единственный человек достигал этого лаской — маленькая Соланж, которая была чуть старше его и которая впоследствии стала его женой.
— Как вы можете это объяснить? — спросил председатель.
— Я ничего не объясняю, я только привожу факты.
— И каким образом Соланж это делала?
— Очень просто: она приближалась к Жаку, гладила ему руки или лицо. Этого было достаточно — он успокаивался.
— Все это странно, — тихо произнес председатель и добавил: — Господин Добрей, вы виделись с Жаком после его отъезда в Санак?
— Нет, но я прочел его книгу…
— Считаете ли вы, что он описал в ней свою собственную семью?
— Несомненно.
— Суд благодарит вас. Можете быть свободны. Пригласите следующего свидетеля.
— Ваше имя?
— Мелани Дюваль, — ответил робкий голос. Это была пятидесятилетняя скромно одетая женщина.
— Мадам Дюваль, — обратился к ней председатель, — в течение восьми лет вы были служанкой в семье Вотье, проживавшей на улице Кардине.
— Да, господин судья.
— Называйте меня «господин председатель».
— Хорошо, мой председатель.
— Скажите, что вы думаете о Жаке Вотье.
— Я о нем ничего не думаю. Это слепоглухонемой, а о человеке, который не такой, как все, не знаешь что и сказать.
— Ваша дочь была счастлива с ним?
— Моя Соланж? Должно быть, она была очень несчастна. В некотором смысле это даже почти счастье, что он в тюрьме, — я чувствую себя наконец спокойной.
— В общем, замужество вашей дочери вам не нравилось?
— Я не хотела, чтобы она выходила за неполноценного человека. Несчастье в том, что у Соланж слишком доброе сердце… Занимаясь с Жаком-ребенком, она позволила заморочить себя этому Ивону Роделеку, который соблазнил нас работой в институте в Санаке. Я была кастеляншей, а Соланж, которую мсье Роделек выучил языку слепоглухонемых, помогала Жаку готовиться к экзаменам. Вы знаете, что случилось дальше: они поженились. Я сто раз говорила Соланж, что это безумие, но она не хотела меня слушать. Вы только подумайте! Умная и хорошенькая, она могла бы выйти за красивого и богатого нормального парня. Я уверена, что за Жака Вотье она вышла замуж из жалости. Не выходят по любви за несчастного. Потом они отправились в свадебное путешествие. Помню, как они вернулись через месяц. Если бы вы ее видели, бедняжку! Когда я ее спросила, счастлива ли она, Соланж из гордости ничего не ответила, только разрыдалась. Я рассказала об этом мсье Роделеку, который сказал, что надо запастись терпением, что им предстоит интересное путешествие в Америку, где все уладится, — словом, наговорил всякого, разную чепуху, как он это умеет. И какой результат? Через пять лет, встречая их в Гавре, я увидела, как зять спускается на пристань в наручниках… А бедняжка плакала! Если бы вы только видели! Я пыталась ее утешить, когда мы возвращались вдвоем в Париж на поезде, но она отказалась поселиться в доме, где я сейчас работаю, у хороших хозяев, которые приготовили ей комнату. Она поцеловала меня на вокзале Сен-Лазар, и больше я ее не видела. Она где-то прячется. Разве что время от времени пришлет открытку: дескать, все хорошо. Она стыдится! И есть чего! Быть женой убийцы!
— Защита обращает внимание свидетельницы, — сказал Виктор Дельо, — что у нее нет права квалифицировать обвиняемого таким позорным словом, пока не вынесен приговор.
— Мадам, вы вначале сказали суду, — заметил председатель Легри, — что для вас невозможно иметь какое-либо мнение о вашем зяте. Это заявление расходится с тем, что вы говорите о нем теперь.
— Когда он был маленьким, господин председатель, Жак, должно быть, не был плохим ребенком… дети — они не злые… Хотя он всегда был резким; единственный, кто мог его успокоить, была моя Соланж. Еще бы! Она знала, как к нему подойти! Очень просто — она делала с ним все, что хотела.
— Это заставляет предположить, — заметил Виктор Дельо, — что, выходя за него замуж, она отдавала себе отчет о последствиях?
— Если Соланж вышла замуж за этого несчастного, так я вам скажу — это по вине мсье Роделека, который считал, что ни у кого нет права помешать жениться ущербному. Я же утверждаю обратное. Такие люди не должны размножаться!
— У них не было детей! — вставил адвокат Жака.
— К счастью! Что бы из этого вышло! — воскликнула Мелани.
— Ваша дочь рассказывала вам о своих отношениях с мужем? — спросил генеральный адвокат Бертье.
— Нет. Я никогда не могла от нее добиться ни слова об этих делах. Когда подумаю, что моя Соланж… Не хочу об этом говорить, у меня заходится сердце!
— Мадам Дюваль, считаете ли вы, что родители вашего зятя были хорошими родителями по отношению к их несчастному сыну в те годы, которые вы прожили на улице Кардине? — спросил председатель.
— Были ли они хорошими родителями… Это трудно сказать. Ребенок ни в чем не нуждался, это надо признать. Но что касается привязанности — ее было не слишком много. Если бы у Жака не было Соланж! Добрая душа! Золотое сердце! Она пожертвовала собой!
— Семья Вотье, так же как и вы, не хотела этого брака?