НОСТАЛЬГИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ

«Милый! Я ушла на работу. Вчера ты так и не дождался чая. Я не хочу оставаться в долгу. В шкафчике, справа от холодильника, найдёшь шесть разных сортов чая в пакетиках – выбери себе на свой вкус. Хлеб смотри там же, а в холодильнике есть всё, что требуется для хорошего бутерброда. Чувствуй себя, как дома. Если всё было хорошо – позвони 623-78-21. Твоя единственная Надежда».

ДНЕВНИК, ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ, 188 СТРАНИЦА

1992, июль, 20

Мы с Францем только вчера вернулись из первого в совместной жизни отпуска. После недели ежевечерних уговоров я всё-таки решилась поехать с Францем в Каунас для встречи с Арнольдасом Бекерисом, который недавно приехал из Стокгольма и гостит у Регины. Франц настойчиво и многократно объяснял мне, что уже давно настали новые времена и мне больше не следует никого бояться. Теперь, при новой латвийской власти, даже не приходится оформлять в органах разрешение для выезда заграницу. О моей национальности никто не знает, но даже если бы и знал, то с позорным прошлым Европы уже давно покончено – евреев больше никто не преследуют. Страшные времена давно прошли и должны быть забыты. Франек - наивный человек, ну куда же могли деться десятки тысяч жителей прибалтийских стран, служивших в фашистских карательных подразделениях. Я уверена, что фашисты в Прибалтике живут и здравствуют и поныне. Они, совершенно не таясь, ждут своего часа и даже выращивают для себя замену – новое поколение фашистов. Наглые твари уверенно выходят на демонстрации в день латышского добровольческого легиона SS . Они добились устройства специального зала в военном музее города Риги, посвящённого памяти штандартенфюрера SS Пленснера. По приказу именно этого мерзавца, в Латвии во время войны уничтожали граждан еврейской национальности. Фашисты успешно привлекают к своему движению молодёжь – в ежегодных демонстрациях 16 марта половину участников колоны составляют молодые люди, родившиеся после войны. Мой Франек не еврей и поэтому он не хочет замечать, как мало пока изменился мир.

Встреча старых друзей, Франца и Арнольдаса, растрогала нас с Региной до слёз. Два старых человека просидели целый вечер, держась за руки и, без остановки, рассказывали друг другу истории из своей жизни. Их разговор был как бы взаимным отчётом близких людей о прошедшем отрезке жизни. Арнольдас совершенно искренне считает, что если бы мы с Францем тогда, в 1948, решились сбежать вместе с ним из Латвии, то вся дальнейшая жизнь у всех нас сложилась бы совершенно по-другому. Он заявил, что ещё и сейчас не поздно нам всем объединиться и жить вместе в одном городе. Конечно, он имеет в виду Стокгольм. Я не стала объяснять причины, по которым никогда не смогу покинуть Ригу. Мы прожили у Регины семь дней и получили самый радушный приём от хозяйки дома. Каждый день мы бродили по Каунасу, сидели в парках и кафе, а потом обедали в ресторанах. Два наших кавалера всерьёз соревновались в мужской галантности, оспаривая друг у друга очерёдность оплаты счетов. Во время одной из прогулок я узнала здание, где до войны располагался еврейский светский клуб и, где в 1940 году проходил конкурс красоты.

Единственным обстоятельством, вызывавшим неприятный осадок в течение всего времени нашего пребывания в доме Регины, были вынужденные ежедневные встречи с Витасом – племянником Арнольдаса. Этот высокий, крепкий парень с бесцветными и невыразительными глазами смотрел на нас с Францем каким-то презрительно-любопытным взглядом так, как будто, он однажды, случайно, оказался свидетелем грязной сексуальной сцены с нашим участием. При этом его лицо всегда приобретало выражение собственного безусловного превосходства. Точно такое выражение я видела тогда, в 1941, на лицах латышских полицаев, явившихся с обыском на квартиру Франека. Возможно, Витас догадывается, что я еврейка. Сын Регины всегда рано уходил из дома и появлялся только к ужину. Небрежным кивком он здоровался со всеми на литовском языке, молча усаживался за стол и сразу принимался есть. Я очень расстроилась в тот вечер, когда Арнольдас, в присутствии за столом племянника, встал и произнёс тост за самых надёжных друзей, которые так много значат в его жизни. Витас, как мне показалось, не обратил никакого внимания на тост дяди и даже не приподнял бокал. Это хорошо, что он не принимает участия в наших разговорах – он очень мне неприятен и вообще я его опасаюсь. Лишь однажды, когда за столом обсуждали статью из городской газеты, в которой были приведены денежные потери экономики прибалтийских стран за годы советской власти, Витас принял участие в дискуссии. Он с пеной у рта доказывал, что приведенные цифры не отражают и половины реальных потерь. Жаргонное выражение на русском языке «проклятые коммуняки» было повторено молодым человеком около десяти раз в сравнительно коротком монологе. Однажды мой муж мимоходом заметил, что, несмотря ни на что, советская власть принесла в Прибалтику не только потери, но ещё и достижения. Они, например, построили десятки различных предприятий. Витас в гневе вскочил, грязно выругался и, презрительно фыркнув, убежал из-за стола. Регина тогда извинилась за своего сына, объяснив его тяжёлый характер тем, что он вырос без отца.

Все неприятные ощущения от пребывания в одном доме с плохим человеком разом пропали, когда мы вчетвером, на рейсовом автобусе, уехали на неделю в Палангу. Литва из окна автобуса показалась мне очень красивой. Качество автомобильных дорог тоже оказалось на высоте. Паланга привёла нас всех в состояние полного восторга – первоклассный европейский курорт! Необыкновенные пляжи! Даже наш отель и рестораны, в которых мы питались, оказались на вполне европейском уровне. Расходы по пребыванию всех нас в Паланге взял на себя Арнольдас, он внезапно объявил, что поездка является его подарком сестре и дорогим друзьям. Франц не стал на этот раз возражать. Впервые за много лет совместной жизни мы с Францем были полностью счастливы и чувствовали себя полноценными, европейскими людьми.

По приезду домой я оборудовала в своей оранжерее тайник для драгоценностей отца.

МАША И САША, 10 ИЮЛЯ

Всё сегодняшнее утро дочь Марты Климовой почти по пятам ходит за мной и Грифом по Межапарку. Она явно ищет повод для разговора, но всё никак не решается начать. И не лень же ей было вставать в семь утра и тащиться в парк, где я каждый день выгуливаю собаку.

- Девушка, я вас знаю. Вы – Маша Климова. Вы вели юбилей моего кузена Марка Голдина. Потом мы встречались ещё раз, в воскресенье, на трагическом пикнике у Андрея Звягина. Я заметил, что вы целое утро ходите за мной и Грифом по пятам, в течение всей нашей прогулки. Неотступное преследование на такой короткой дистанции просто не может быть случайным совпадением маршрутов. Вам явно что-то нужно. От меня или от Грифа? Если так, то вы выговоритесь, пожалуйста, и тогда нам всем станет легче. Давайте поговорим и закроем вопрос, годится?

- Я тоже вас знаю. Вы - Алекс, родственник Марка Голдина. Вы приехали из Америки. Я следую за вами, а не за вашим псом, хотя пёс тоже классный. Мне кажется, что мы действительно должны поговорить. Представьте себе, я даже уверена, что этот разговор должен был состояться давным-давно и произойти по вашей, а не по моей инициативе!

- Вау! Становится совсем интересно! Что это за разговор молодой и красивой девушки с весьма зрелым дяденькой, который должен был состояться гораздо раньше, да ещё по инициативе последнего? Мы разве давно знакомы?

- Во всем мире, нормальные люди называют подобные разговоры задушевной беседой биологического отца с дочерью! А обстоятельства, из-за которых мы не были знакомы раньше, целиком лежат на вашей собственной совести.