Табакерка императора

Но заметьте, что он делает дальше!

Он тут же начинает убеждать Еву, будто и она сама смотрела в окно, будто она видела сэра Мориса живым и здоровым, с лупой в руке, а рядом с ним якобы притаилась некая зловещая тень.

Этвуд прибег к внушению. Тут вы не можете со мной не согласиться, если Ева расскажет вам все, как рассказывала мне. Он без конца повторяет: «Помнишь, что мы видели?» А она исключительно внушаема, как говорил ей однажды какой-то психолог и как я сам успел заметить. Нервы у нее расшатаны; она что угодно готова увидеть. Ну и вот, внушив ей, будто она видела живого сэра Мориса, Нед отдергивает штору и демонстрирует ей мертвеца.

Тут-то я и сообразил, вся игра сводилась к тому, чтобы убедить Еву в том, что она видела то, чего она не видела, — то есть что она видела живого сэра Мориса, когда Нед был уже у нее.

Этвуд совершил убийство. И он составил план. И если б не одно «но», план бы ему удался. Он убедил Еву, и она искренне поверила, что видела живого сэра Мориса в кабинете, в той же самой позе, в какой видела его уже столько раз. Так она сразу же и сказала Горону тогда, в моем присутствии. И будь табакерка табакеркой обычного вида, умный мистер Этвуд вышел бы сухим из воды.

Дермот задумался, опершись локтем на ручку кресла и подпирая кулаком подбородок.

— Доктор Кинрос, — мягко заметила Дженис, — это очень умно.

— Умно? Еще бы! Малый, видимо, знал историю преступлений. Он так ловко притянул дело лорда Уильяма Рассела, что любой…

— Да нет. Я имею в виду, как вы это все раскопали.

Дермот засмеялся. Он не очень-то был склонен гордиться самим собой и засмеялся так горько, будто только что проглотил горькую пилюлю.

— Ах это! Да тут любой бы догадался. Бывают женщины, словно специально уготованные в жертву негодяям. Но теперь вам ясны все подводные течения и все, что сбивало нас с толку. Тоби Лоуз в коричневых перчатках несколько спутал картину. Для Этвуда он был просто манной небесной. Если Ева верно передала мне его реакцию — он был изумлен и восхищен. Тоби добавил ко всему последний достоверный штрих, и Этвуду уже нечего было бояться.

Теперь понимаете, чем должна бы кончиться вся игра? Он совершенно не собирался фигурировать в деле. Он хотел смыться. В глазах людей ничто не связывало его с сэром Морисом. Но все же в случае чего — у него было алиби — в любой момент можно было пустить в ход показания, как он думал, зависимой от него женщины. И особенная убедительность этих показаний заключалась бы в том, что, давая их, свидетельнице пришлось бы выдать кое-какие компрометирующие ее обстоятельства.

Вот почему после обморока в отеле он рассказал о том, что его «сбила машина». Он вообще не собирался затрагивать волнующую его тему. И он ни минуты не думал, что серьезно расшибся.

Но это сорвало весь план. Сначала он упал и получил сотрясение мозга. Потом вмешалась мстительная Ивета и повела собственную игру. Этвуд, конечно, вовсе не думал, что подозрение падет на Еву. Он меньше всего мог этого ожидать. Он лежал без сознания, но пришел бы в ужас, если б узнал, что происходило тем временем.

— Значит, правда Ивета, — перебила Дженис, — захлопнула тогда дверь у Евы перед носом?

— О да. Относительно Иветы можно только догадываться. Она норманнская крестьянка; она молчит; Вотур не может добиться от нее ни слова. Скорей всего она ничего не знала об убийстве, когда захлопнула дверь. Она знала, что у Евы в спальне Этвуд. И она стремилась довести дело до скандала, чтоб ваш благочестивый братец расторг помолвку.

Но Ивета, повторяю, норманнская крестьянка. Когда, к своему удивлению, она увидела, что Еву Нил заподозрили в убийстве, она не растерялась. Она рьяно помогала обвинению. Она решила выжать из этой ситуации все, что только можно. Так еще проще разрушить помолвку. Права Ева или виновата — ее не касалось; ей важно было выдать свою сестричку Прю за Тоби.

Началась полная неразбериха, и так шло до той ночи, когда я увидел в цветочной лавке два ожерелья и услышал подробный рассказ Евы, из которого стало ясно, кто убийца. Догадавшись, нетрудно было проследить все сначала. Нетрудно было согласовать улики.

Оставался вопрос: что побудило Этвуда к убийству? На ответ, разумеется, наталкивала тюремная работа сэра Мориса, описанная его женой и дочерью, и особенно история про Финистера. Но как доказать эту гипотезу? Очень просто! Если Этвудом когда-то уже интересовалась полиция, если он когда-то уже совершил преступление, отпечатки его пальцев должны храниться в Скотленд-Ярде.

Дядя Бен присвистнул.

— Ох! Ах! — пробормотал он. — Надо же! Значит, ваша прогулочка на самолете в Лондон…

— Пока я это не выяснил, нельзя было действовать дальше. Зайдя к Этвуду в гостиницу, я незаметно взял его отпечатки пальцев, прижав к ним свои часы, когда щупал ему пульс. Все вышло очень естественно. Ну вот! А в Скотленд-Ярде, конечно, отыскался дубликат этих отпечатков. Тем временем…

— Опять началась неразбериха, — вставила Ева и нервно расхохоталась.

— Да, вас арестовали, — сказал Дермот. Его лицо омрачилось. — Не понимаю, что тут смешного.

Он повернулся к остальным.

— Когда она мне все подробно рассказывала, она была настолько измучена, что за нее говорило ее подсознание — над которым мы так любим потешаться — и без ее ведома выдало правду. Она вовсе не смотрела в окно и не видела живого сэра Мориса, о чем легче легкого было догадаться с ее же слов. Никакой табакерки она никогда не видела. Это только внушил ей Этвуд.

Я не стал ни до чего докапываться. Меня вполне устраивало то, что она говорила. Ее рассказ черным по белому доказывал виновность Этвуда. Я сказал ей, чтобы она повторила свою историю Горону слово в слово, как мне. Я рассчитал, что все это занесут в протокол, а у меня уже будут данные, подтверждающие мотивы Этвуда, и можно будет действовать дальше. Но я все-таки недооценил ее внушаемость, либо галльскую энергию Вотура и Горона. Она передала им версию Этвуда, но не передала сцену дословно.

— Они… они освещали меня лучом, дергались как марионетки, — защищалась Ева. — Просто невыносимо! А вас рядом не было, ну и никто не оказал мне моральной поддержки…

Дженис как-то странно взглянула сперва на Еву, потом на Дермота; оба ответили ей ужасно смущенными, почти злыми взглядами.

— Итак, — продолжал Дермот, — они, видите ли, прозрели. Только промах Этвуда они приписали ей. Ага! Никто не говорил ей о новом сокровище сэра Мориса? Никто ей его не описывал? Нет, конечно, нет. Так откуда же она знает, что часы — это табакерка? И тут уж каждое ее слово стало рассматриваться как изобличающее ее вину. Ее поволокли в тюрьму, а я прибыл к месту действия уже как главный злодей в драме.

— Ясно, — сказал дядя Бен. — Все время из огня да в полымя. А тут Этвуд пришел в себя.

— Да, — мрачно сказал Дермот. — Этвуд пришел в себя.

Вертикальная морщинка у него между бровей сделалась глубже от противного воспоминания.

— Он рвался засвидетельствовать, что Тоби был тот самый человек в коричневых перчатках, и положить делу конец. Ужасно рвался! Во что бы то ни стало. Одним ударом он готовился вернуть жену и отправить в тюрьму соперника. Кто бы мог вообразить, что человек в таком состоянии встанет с постели, оденется и отправится через всю Ла Банделетту к Вотуру? Тем не менее он все это проделал.

— И вы его не удерживали?

— Нет, — ответил Дермот. — Я его не удерживал.

После паузы он добавил:

— Он умер на пороге кабинета Вотура. Он потерял сознание, упал и умер, прежде чем от него оторвался луч маяка. Он умер оттого, что его разоблачили.

Солнце садилось. В саду пререкались редкие птицы. Становилось свежо.

— А наш благородный Тоби, — начала Дженис. Она запнулась и залилась злой краской, потому что тут Дермот расхохотался.

— Думаю, вы не понимаете своего брата, милая девушка.

— Да я и не знала, что на свете бывают такие скоты!

— Он отнюдь не скот. Просто обычнейший случай — вы уж меня извините — замедленного развития.