Загадка Красной вдовы

— Ясно, сэр. Сколько у вас было дротиков?

— Восемь. Кстати, скажите своим людям, чтобы обращались с ними аккуратнее, ладно?

— В столе мы нашли только пять, — сказал Мастерс.

Мантлинг рывком поднял голову, и они уставились друг другу в глаза.

— Их было восемь, — упрямо и одновременно жалобно повторил Мантлинг. — Их должно быть восемь! Я сам видел, в последний раз…

— Когда? Когда вы видели их в последний раз?

— Не помню. Неделю, две недели назад. Не помню. С ключом тоже странная штука. В последний раз, когда я его видел, он был на моей связке, и опять же я не помню, как давно это было. А теперь вот он, торчит в замке. Инспектор, вчера вечером его здесь не было.

Мастерс с каменным лицом делал пометки в своей записной книжке. Оторвал карандаш от бумаги, подумал.

— Сэр, вы сказали, что дротики предназначены для духовых трубок. У вас есть такая трубка?

— Ага, вот, значит, как? — сказал Мантлинг, глядя на инспектора одновременно ошарашенно и с хитринкой. В добавление ко всему он начал косить глазами. — Так вы полагаете, что поросенка, который выдавал себя за художника, убили дротиком из духовой трубки? Все лучше, чем смерть от проклятия… Стойте! Духовая трубка исчезла! Не может быть!

Мастерс рванулся к Мантлингу, и Г. М. бросил на него сердитый взгляд.

— Даже ребенку понятно, — проворчал он, — что дело принимает серьезный оборот. Мастерс, возьмите себя в руки. Кстати, вы, часом, не нашли дротик при обыске «вдовьей комнаты»?

— Нет, сэр. Вынужден признать, что ничего похожего мы там не нашли, — после секундной паузы сказал Мастерс, и Г. М. тяжело осел на стуле. — Ничего похожего на дротик. Но трубка исчезла. Хм.

— Ну-ка, выкладывайте, что у вас на уме, — заявил Г. М., устав смотреть на Мастерса, педантично записывающего тот факт, что духовая трубка исчезла. — Что-то вид у вас больно загадочный. Может быть, обнаружили отпечатки пальцев?

Мастерс оживился, но глаз от своих записей так и не поднял. Наконец-то попалось дело, с которым у Г. М. было не меньше трудностей, чем у самого инспектора! Мастерс собирался подольше растянуть удовольствие.

— Много отпечатков пальцев. Мы нашли отпечатки практически всех, кто был в доме. Они же все там побывали, сэр, до того, как вы… хм… решили связаться со мной. А тот человек, который так хорошо вычистил комнату, позаботился о том, чтобы надеть перчатки — возможно, для того, чтобы не запачкать рук. Но я все же думаю, что он оставил пару следов. — Голос Мастерса был намеренно безразличен. Терлейн понял, что он обращается к одному из присутствующих в комнате, нагнетая напряжение. Подождав немного, Мастерс захлопнул записную книжку. — Благодарю вас, ваша светлость. Больше я не буду вас беспокоить, если только вы сами не желаете что-нибудь сообщить.

— Боже упаси! Не желаю.

— Очень хорошо. Теперь вы, Равель, если не возражаете. — Равель, который успел тихонько добраться до буфета, налить себе виски с содовой и крадучись вернуться, сделал большой глоток. Он старательно сохранял невозмутимое выражение лица. Мастерс заметил это и подбодрил француза: — Беспокоиться не о чем, сэр! В Англии не арестовывают людей из-за одного лишь подозрения. Вы просто дадите показания…

— Клянусь богом, сэр, я ничего не знаю! Совсем ничего. Я понимаю, что мое алиби хуже, чем у других. Но все равно я не убивал беднягу Бендера. — Равель передернул плечами. — Я сидел со всеми вместе за столом. Я не был знаком с Бендером и даже никогда его раньше не видел. Вот и все. Вуаля! Вы не возражаете, если, разговаривая с вами, я буду пить виски?

— Как хотите… Но я не собирался спрашивать вас о том, что происходило за ужином. Я хотел услышать о том, что случилось позже. Когда вы покинули столовую?

— В половине двенадцатого, после того, как Мантлинг в очередной раз проверил, что Бендер жив. Да нет же, черт возьми! Говорят, он к тому времени уже давно был мертв. Какая удача для меня!

— Куда вы направились после того, как ушли из столовой?

— В свою комнату. Мне нужно было отправить в Париж две телеграммы и еще написать письмо. Телеграммы я отправил, позвонив с телефона в моей комнате в «Вестерн юнион». Затем я написал письмо, и когда я относил его вниз, чтобы оставить на столе в холле, — вот тогда я и услышал, как кто-то закричал.

Мастерс внимательно смотрел на Равеля и молчал. Со следующим вопросом он обратился к собственной записной книжке:

— Мистер Равель, я опрашивал слуг, и мне сказали, что ваша комната находится на втором этаже рядом с гостиной мисс Изабеллы. Правильно? Я полагаю, вы заглянули к ней, когда проходили мимо? Или, может быть, вы разговаривали с мисс Бриксгем или просто видели ее?

— Нет, я с ней не разговаривал. Дверь была открыта. Она сидела в кресле напротив камина, спиной ко мне, и ее голова была наклонена вот так. — Равель опустил голову на грудь и прикрыл глаза, будто дремлет. — Я подумал, что она спит, и не стал ей мешать. Я пошел к себе.

Равель замолчал, и комнате воцарилась тишина. Мастерс то и дело косился на Гая. Тот сидел прямо, будто аршин проглотил, и до белых костяшек сжимал кулаки. Мастерс тихо сказал:

— Понятно. А где тогда сидел Гай Бриксгем?

Равель удивленно смотрел на инспектора.

— Я не понимаю. Гая там не было.

— Вы ошибаетесь, друг мой, — очень спокойно сказал Гай. — Вы просто меня не заметили. Вы же не заходили в комнату, верно? Если сомневаетесь, можете спросить мою тетушку.

Равель нервно поерзал и начал было что-то говорить, но сорвался и стал, размахивая руками, выкрикивать:

— Слушайте! Я не хочу доставлять никому неприятности, но не собираюсь и лгать полиции! — Он покраснел. — Понимаете, они могут посадить меня в тюрьму, поэтому лгать я не собираюсь. Вас там не было. Простите, но я заглянул в комнату, и вас там не было, если только вы не спрятались в шкафу или еще где. Мисс Изабелла сидела в большом мягком кресле, обитом кретоном, — сказал он так, будто то, что кресло было обито кретоном, а не чем-нибудь еще, было самым важным моментом в его заявлении. — Над спинкой я видел ее голову, наклоненную вот так. Но вас там не было. Не было!

— Извините, — сказал Гай, дернув плечом, — но нас двое против вас одного.

— Думаю, мы еще раз поговорим с мисс Бриксгем и проясним этот вопрос, — сказал Мастерс. — Спасибо, мистер Равель. Скажите, когда вы спускались, чтобы оставить письмо на столе в холле, — около полуночи? Так. Вы снова проходили мимо двери в гостиную мисс Изабеллы. Вы заглянули внутрь?

— Собственно говоря… нет. Не заглянул. А! По-моему, дверь была закрыта. Да, думаю, я не заглянул потому, что дверь была закрыта. Но я не уверен.

С видом «на сегодня все» Мастерс убрал записную книжку и прицепил на нагрудный карман карандаш.

— Джентльмены, не буду вас сегодня больше задерживать — но, может быть, кто-либо желает что-нибудь добавить? — Он посмотрел на Г. М., с мрачным видом сидевшего на своем стуле.

— Я пойду домой, — решительно заявил последний. — Хочу посидеть и подумать. Уж и не вспомнить, когда мне так нужно было посидеть и подумать. Уже почти три часа. — Он мигнул и посмотрел на Терлейна с сэром Джорджем. — Вы куда сейчас направляетесь? Анструзер, я знаю, вы живете недалеко от меня; пойдемте со мной пешком — выкурим по сигаре. А вы, док, не вздумайте тащиться сейчас в Кенсингтон; в таком тумане вы и до утра не доберетесь. Глупости! Пойдемте ко мне, у меня найдется для вас лишняя кровать. И мне нужен слушатель. Выйдемте в холл, Мастерс. У меня к вам разговор.

Терлейн обнаружил, что при прощании с хозяином оказалось нелегко подобрать нужные слова. Фраза «доброй ночи, мы отлично провели время», по понятным причинам, никуда не годилась. Закончилось тем, что все пожали друг другу руки и пробормотали что-то неразборчивое. Все были как-то растеряны. Равель бесцельно бродил по комнате, избегая смотреть на неподвижное лицо Гая. Мантлинг бормотал что-то себе под нос. Гай находился в центре темного тайфуна неприязни ко всему вокруг. Когда Терлейн и Анструзер прощались, он даже не поднял головы и не расцепил рук.