Операция «Сближение»

– Давно я не приезжала сюда ночью, а ты? – что-то похожее выдавила она из себя.

Иван вообще здесь никогда не был.

– И знаешь, о чем я думаю – расстояние это обман. Отсюда наш город, словно сказочный, а внизу совсем другое.

Слишком выспренно получилось, но человек задумывается о своих словах только после того, как они слетают с языка. А он ответил просто:

– Да и в жизни так.

– Всегда?

– Почти.

Она присела на скамейку, он остался стоять.

– Ну и что, сейчас займемся поиском исключений?

– Без меня, Роси.

Разговор не клеился, и это было естественно, тем не менее она неизвестно зачем продолжала…

– Знаю, чего ты ждешь. Чтобы я сказала, что произошло потом, верно?

– Ошибаешься. И прошу тебя, не надо исповедей. Тут она не выдержала.

– Пусть тебе твоя бабка исповедуется!.. Откуда такое самомнение?

– От моей бабки.

Он пошел наверх и исчез в кустах. То ли психанул, то ли сунулся туда по нужде? Пока она прикидывала, как вести себя дальше, Иван вернулся с зеленой веточкой в руках. В этом было что-то провинциальное, и это придало ей смелости.

– Ты виделся с Эммой?

– Да, а что?

– Просто так… А с Томой?

– Гм…

Напрасно было ожидать, что он спросит, а встречалась ли она с Томой.

– И о чем вы беседовали?

– О тебе, Роси.

– Ха! Дала бы левую руку на отсечение, чтобы узнать, о чем вы там сплетничали…

– Не разбрасывайся так легко своими конечностями.

Напротив, над обрывом, вздымалось огромное ветвистое дерево, она запомнила его. Бук или дуб, оно издевательски шевелило своими бессчетными темными листьями. Но шелест не достигал слуха.

– Так о чем же вы болтали?

Она не знала и не была способна узнать, о чем он думал в эти минуты. А его мысли были простыми. Иван глядел на обсыпанную звездами долину и пытался разыскать точку своего дома. Брат уже давно спит, а мать ворочается в кровати. Может, из-за того, что он редко задерживался допоздна, не предупредив ее, а может быть, причина была глубже – последнее время он все чаще замечал в матери тревогу за него, особенно после того, как он бросил консерваторию, чтобы они могли сводить концы с концами. На днях он случайно узнал, что она устроилась уборщицей еще в один дом, и сделал ей выговор, настаивал, чтоб она бросила это дело – где взять силы, а она потупила взгляд – надо было тебе доучиться до конца, мой мальчик… Ну и что было бы, если бы он закончил, все оркестры только его и ждут. В памяти у него встали строки из недавно прочитанных мемуаров известного композитора прошлого века, его безумные любовные муки в корчмах на римских окраинах. И чем же все кончилось? Раздорами и разрывом с божеством, его кумиром, превратившимся наконец в его законную супругу. Жизнь высыпается сквозь пальцы, остается дело, „Фантастическая", „Римский карнавал", страшная история. А ведь сам он родом не из Галлии, да и в Риме не учился и не страдал, ничего фантастического в ближайшем будущем не предвиделось, а его чувство к Роси как-то странно становилось невесомым и улетало на пораненных крыльях. И что же сейчас – начнется натянутая ложь?

– Роси, предлагаю возвращаться, я уже сплю.

Его слова обожгли ее, как удар кнута. В них крылось ее поражение, может быть, самое болезненное в ее жизни. Впрочем, ей пока еще не приходилось по-настоящему испытывать горечь поражений, если не считать двух неудачных попыток поступления в консерваторию. Незаметно для нее в голосе зазвучали ледяные нотки:

– У меня нет ни малейшего желания возвращаться в ближайшее время.

Это было очередной ошибкой. Не произнеся ни слова, Иван зашагал вниз по шоссе. Сперва она опешила, но в следующие мгновения ей стало ясно – Иван уходит. Значит, так, ну давай… – пришла она в себя, но по-прежнему была бессильна что-то предпринять. А можно было сделать одно из двух: либо догнать его бегом или на машине, либо пересидеть здесь, пока он не спустится в предместья. Был и третий путь: пронестись мимо, заставив его выскочить на обочину. Пришла в голову и четвертая возможность: забраться на машине повыше, к отелям, засесть в каком-нибудь баре и надраться. Ее пронзило безумное желание настигнуть его и повалить в траву, в последний раз или…

В ее памяти, как в калейдоскопе, замелькало все пережитое с ним: их мучительное сближение, первые упоительные ласки, которым не сопутствовали принятие спиртного и распад души, к чему она пристрастилась еще в гимназии. Она ощущала его дыхание, чистое, теплое, слышала его слова, простые и нежные, да, его любовь излучала чувство опеки со стороны сильного, который не подчинял, не нападал, а незаметно овладевал тобой. Иван любил так же, как играл…

Она помнила, как по всему телу пробежал озноб. Не может такого быть. Невозможно, что это все оказалось миражом, исчезнувшим в алкогольных парах и табачном дыму, – но почему, ведь это же бессмысленно… Какая разница, школьники они или патриархальные крестьяне, нельзя же разрывать отношения из-за одной подначки, одной вольности, конечно же, дурацкой! И нельзя же ее считать настолько пропащей, не видящей разницы между ним и этим Томой, совсем пропащей, последней шлюхой, которая предлагает себя первому встречному! Дурак.

Нет, не дурак. Скорее дело в честолюбии, чрезмерном, болезненном. Она вскочила на скамейку, словно оттуда можно было его увидеть и вернуть. Эге, значит, он – честолюбец, а она – послушная коровка, которую можно доить… Ого, дорогой, если твои периферийные нравы и воспитание позволяют тебе надеяться, что тебе позволено то, что заказано мне, то ты глубоко ошибаешься…

Она ударила кулаком по скамье и почувствовала боль, облизала ладонь и плюхнулась на сиденье машины. „Шкода" опасно накренялась на поворотах, шины сипели, сзади рычал мотор, а горы и небо мотались то влево, то вправо, словно раскачиваемые могучим землетрясением…

Она не заметила, как появились окраинные дачи. Ивана нигде не было. Невероятно – за такое короткое время он не мог спуститься. Где же она его прозевала? С яростью автогонщика она развернула машину и понеслась в гору. Не обнаружила его и на обратном пути. Значит, где-то спрятался. Или свернул на какую-нибудь тропку.

В полной тишине, с выключенным мотором и с ногой на педали тормоза, она спускалась к городу, оглядывая каждый куст, каждую просеку. У первого переведенного на мигалку светофора ее ожидала милицейская проверка…