Мегрэ в Нью-Йорке

— Мегрэ.

— Алло!.. Мистер Мегрэ… Хорошо, передам.

И, повесив трубку:

— Господин Мак-Джилл просил сказать вам, что господин Мора принимает только в приемные часы. Если угодно, напишите ему и оставьте свой адрес; вам непременно ответят.

— Будьте любезны сообщить этому господину Мак-Джиллу, что я приехал из Франции специально для того, чтобы встретиться с господином Мора и сказать ему нечто важное.

— Очень сожалею. Эти господа не простят мне, если я снова побеспокою их. Но если вы черкнете два слова прямо здесь, в холле, я попрошу рассыльного отнести записку к ним в номер.

Мегрэ был в бешенстве. Он злился на себя еще больше, чем на этого Мак-Джилла, которого не знал, но уже начинал ненавидеть.

Он так же ненавидел — заранее, сполна — все, что его окружало; холл, где было чересчур много позолоты, насмешливо посматривавших на него рассыльных, хорошеньких женщин, сновавших туда-сюда, и слишком самоуверенных мужчин, которые толкали его, не снисходя до извинений.

Его заставили ждать добрую четверть часа, и он яростно дымил трубкой. Наконец за ним пришел рассыльный, нырнул вместе с ним в лифт, потом повел комиссара по коридору, постучал в одну из дверей и удалился.

— Войдите!

Почему Мегрэ представлял себе этого Мак-Джилла субъектом средних лет и отталкивающей наружности? Это был высокий молодой человек, хорошо сложенный, весьма элегантный; он пошел навстречу Мегрэ с протянутой рукой:

— Простите, сударь, но господина Мора буквально осаждают просители всех мастей, так что мы вынуждены производить строжайший отбор посетителей. Вы сказали, что приехали из Франции. Должен ли я понимать, что вы… экс… ну…

— Да, экс-комиссар Мегрэ.

— Садитесь, пожалуйста. Сигару?

На столике лежало несколько коробок. Комната была просторная. Ее можно было бы принять за гостиную, если бы не огромный письменный стол красного дерева, не превращавший ее, впрочем, в рабочий кабинет.

Мегрэ пренебрег гаванской сигарой; он снова набил трубку и недоброжелательно уставился на собеседника.

— Вы писали, что привезли нам известия о месье Жане?

— С вашего позволения, я сообщу об этом лично господину Мора, когда вы соблаговолите провести меня к нему.

Mак-Джилл показал в улыбке все зубы; они были очень красивые.

— Сразу видно, дорогой сэр, что вы приехали из Европы. Иначе вы знали бы, что Джон Мора — один из самых занятых людей в Нью-Йорке, и я сам понятия не имею, где он находится в настоящий момент; кроме того, я поверенный во всех его делах, в том числе и глубоко личных. Стало быть, вы можете говорить со мной безбоязненно и сказать мне…

— Я подожду, пока господин Мора согласится принять меня.

— И все-таки необходимо, чтобы он знал, о чем идет речь.

— Я уже сказал: о его сыне.

— Должен ли я, учитывая вашу профессию, предположить, что он совершил какую-то глупость?

Мегрэ не пошевельнулся, ничего не ответил и продолжал холодно смотреть на своего собеседника.

— Простите, что я настаиваю, господин комиссар. Я полагаю, что, хотя вы и в отставке, как я узнал из газет, к вам по-прежнему так обращаются… Еще раз простите, но я вынужден напомнить вам, что мы в Соединенных Штатах, а не во Франции и что у Джона Мора на счету каждая минута. Жан отличный парень, хотя слишком, пожалуй, чувствительный, и я спрашиваю себя, что он мог…

Мегрэ спокойно встал и взял шляпу, которую положил на ковер, рядом со стулом, — Я возьму номер в этом отеле. Когда господин Мора решит принять меня…

— Он будет в Нью-Йорке не раньше чем через две недели.

— Вы не можете сказать мне, где он находится в данный момент?

— Затрудняюсь. Ведь он летает на самолете. Позавчера, например, был в Панаме, а сегодня, быть может, приземлился в Рио или в Венесуэле. У вас есть друзья в Нью-Йорке, господин комиссар?

— Никого, за исключением нескольких полицейских офицеров, с которыми мне в свое время приходилось работать.

— Вы разрешите мне пригласить вас позавтракать?

— Думаю, что позавтракаю с кем-нибудь из них.

— Ну а если я буду настойчив? Я в отчаянии от роли, играть которую обязывает меня моя должность, и был бы рад, если бы вы не судили меня сурово. Я старше Жана, но ненамного, и очень люблю его. Вы даже не сказали мне, как его дела.

— Простите. Могу я узнать, сколько времени вы состоите личным секретарем господина Мора?

— Около полугода. То есть я при нем полгода, а вообще-то знаю его давно, чтобы не сказать — всю жизнь.

В соседней комнате раздались шаги. Мегрэ заметил, что Мак-Джилл изменился в лице. Секретарь с беспокойством прислушивался к приближающимся шагам, смотрел на медленно поворачивающуюся позолоченную ручку, на приоткрывшуюся дверь.

— На минутку, Джоз…

Худое, нервное лицо, русые волосы, в которых, однако, немало серебряных нитей. Взгляд, устремленный на Мегрэ, нахмуренный лоб. Секретарь бросился к вновь прибывшему, но тот уже передумал и вошел в кабинет, по-прежнему не сводя глаз с Мегрэ.

— По-моему… — начал вошедший тоном человека, который думает, что кого-то узнал, и роется в памяти.

— Комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Вернее, экс-комиссар, — уже год, как я вышел в отставку.

Джон Мора невысок, ниже среднего роста, сухощав, но, видимо, наделен незаурядной энергией.

— Вы хотели поговорить со мной?

Не дожидаясь ответа, он повернулся к Мак-Джиллу:

— В чем дело, Джоз?

— Не знаю, патрон. Комиссар…

— Если вы не возражаете, господин Мора, я предпочел бы побеседовать с вами наедине. Речь идет о вашем сыне. - Ни один мускул не дрогнул на лице человека, писавшего сыну столь нежные письма.

— Можете говорить в присутствии моего секретаря.

— Прекрасно. Ваш сын в Нью-Йорке.

Мегрэ не спускал глаз с обоих. Не ошибся ли он? У пего создалось явное впечатление, что Мак-Джилл доволен, Мора, напротив, остался невозмутим и только уронил, почти не разжимая губ:

— А-а!

— И вас даже не беспокоит, что он до сих пор не пришел к вам?

— Но ведь я понятия не имею, когда он приехал.

— Сегодня утром вместе со мной.

— В таком, случае, вам должно быть известно…

— Мне ровно ничего не известно. Когда сходили на берег, началась суматоха, разные формальности, и я потерял его из виду.

— Вероятно, он встретил друзей.

И Джон Мора не спеша раскурил длинную сигару со своим вензелем.

— Мне очень жаль, господин комиссар, но я не вижу, каким образом прибытие моего сына…

— …связано с моим визитом к вам?

— Примерно это я и хотел сказать. Сегодня утром я очень занят. С вашего позволения, я оставлю вас с моим секретарем — с ним вы можете говорить совершенно откровенно. Прошу прощения, господин комиссар.

Сухой кивок. Полуоборот — и Мора исчез там, откуда появился. Мак-Джилл, мгновение поколебавшись, пробормотал:

— Вы разрешите?

Он скользнул вслед за своим патроном и закрыл дверь. Мегрэ остался в гостиной один, и вид у него был отнюдь не победный. Он слышал шушуканье в соседней комнате. В бешенстве направился было к выходу, но тут снова появился секретарь, настороженный и улыбающийся:

— Как видите, дорогой господин Мегрэ, вы были не правы, не доверяя мне.

— Я думал, что господин Мора в Венесуэле или в Рио… - Мак-Джилл заулыбался:

— А разве на набережной Орфевр (Имеется в виду Парижская префектура полиции, расположенная на набережной Орфевр), где на вас лежала такая огромная ответственность, вам не случалось прилгнуть, чтобы избавиться от какого-нибудь посетителя?

— Благодарю за сравнение!

— Простите! Не обижайтесь на меня. Который час? Половина двенадцатого. Если не возражаете, я сейчас позвоню в регистратуру, чтобы вам оставили номер — иначе вам трудно будет его получить. «Сент-Рейджи» — одна из самых фешенебельных нью-йоркских гостиниц. Примите ванну и переоденьтесь; через час, если не возражаете, встретимся в баре, а потом вместе позавтракаем.