Волчий капкан

На работе меня закружила обычная карусель, и личное дело борца пролежало на моем письменном столе нетронутым до вечера, когда зазвонил телефон и в трубке послышался голос генерала.

– Ну что, прочел? – спросил он меня без предисловий.

– Да как сказать… да, то есть нет… очень интересно.

– А я что говорил! Я тебе кого попало не пошлю.

– Да, да, говорили. Спасибо, – промямлил я смущенно и, затаив дух, ждал других вопросов. Зачем мне только понадобилось врать? Сказал бы: нет, пока не прочитал, и дело с концом. Причины можно выдумать какие угодно – мол, целый день пришлось провести в Министерстве иностранных дел, хлопотал об известном вам деле, вот время и пролетело, потом пришлось еще в Министерство обороны заскочить, словом, я вам завтра сам позвоню.

– Ну, убедился, что котелок у него варит? – продолжал генерал, скорее всего улыбаясь до ушей. – Хотя в эту, как ее… он втюрился крепко.

– Да, по всему видно.

– Чего ты там бормочешь? – повысил голос генерал – Догадываюсь, что ты подумал. Что вся эта история от начала до конца придумана. Сперва и я так думал. Уж очень похоже на дешевый детектив.

– Трудно найти более дешевого автора, чем сама жизнь, – изрек я осторожно, надеясь еще что-нибудь вытянуть из генерала.

– Верно, – согласился он. – Тут ты абсолютно прав, сколько раз приходилось сталкиваться… и все же… Ну да ладно, замнем для ясности. Что-то мне подсказывает: этот человек будет работать на совесть, не станет сидеть сложа руки.

– Дай бог, дай бог!

– Странный ты человек! В карты играешь с азартом, а когда… Нет, не понимаю я тебя.

– Но я ведь беру его, о чем же речь? – почти закричал я в трубку, спеша прекратить этот разговор. – Скажите, что я его жду… в удобное для него время. Только не завтра, завтра мне опять нужно в Министерство иностранных дел.

– Ладно, не завтра так не завтра, – сказал генерал. – Ему и так придется проститься со старой работой, дела сдать. Не жди его раньше, чем на той неделе.

– Чудесно, – обрадовался я, – на той неделе у меня будет гораздо больше свободного времени.

– Надеюсь, ты быстро введешь его в курс дела. Повторяю: он прямо горит желанием, – сказал генерал.

– Поспешишь – людей насмешишь.

– Ну вот, только пословиц не хватало. Слушай, я тебя не насилую. Сам решай.

– Что я и делаю.

– Тогда… до свидания. И поздравляю тебя с новой фуражкой!

– Фуражка? О чем вы? Скорее, с кокардой…

– Нет, ты просто неисправим, – рассмеялся генерал. – Ладно, кокарда так кокарда. У других и этого нет. А у него, кроме кокарды, еще и медалей не перечесть…

– У нас здесь не выставка, товарищ генерал. Генерал рассерженно бросил трубку.

Я был доволен собой: сумел-таки с честью выпутаться из дурацкой ситуации. В моем "да" определенно звучали отрицательные нотки, и он это почувствовал. Однако материал все-таки придется прочесть, а то еще снова захватят врасплох.

До полуночи читал. Ничего не скажешь, тот, кто все это писал, в своем деле толк знает, прекрасный рассказчик, настоящий писатель. Порой я настолько увлекался, что сигарета истлевала в пепельнице до фильтра. И вправду странная история! Почти невероятная. А вместе с тем и страшная, и мерзкая, и забавная, и глупая; глупая, если смотреть на нее с чисто человеческой точки зрения. Всем давно известно, что деньги портят человека, но чтобы до такой степени… Интересно, какую сумму предложил убийцам этот миллиардер? Уж, наверное, немалую, раз они с таким упорством преследовали жертву, охотились за ней в разных городах и странах.

Попытаюсь пересказать прочитанное своими слонами: мне было бы гораздо легче привести ее полностью, вы бы сами убедились, какие таланты работают в нашем управлении, однако личное дело есть все-таки личное дело. На белый свет оно может появиться, только пройдя через наше литературное бюро, то есть перестав быть личным делом и превратившись в материал, интересующий журналистов и писателей. Однако это дело едва ли туда попадет, раз главному действующему лицу предстоит работать у нас. Так что прошу прощения за сухость изложения и за то, что по профессиональным соображениям опускаю некоторые подробности. Впрочем, здесь, пожалуй, уместно оговориться, что я и впредь намерен так поступать, дабы не сделать общим достоянием те методы, которые мы используем. В конце концов, у каждой контрразведки свой язык, и в основе его отнюдь не эсперанто или таблица умножения.

Итак, во-первых, имя. Нет нужды пытаться запомнить его с самого начала, оно будет склоняться до последних строк этой книги. Самое обычное болгарское имя – Пырван Вылков. Да и человек, которому оно принадлежит, тоже ничем не выделяется. Биография у него даже скучноватая, но лишь до того момента, когда он вдруг оказался на волосок от гибели. Случилось это в Токио, в 1964 году во время Олимпийских игр. Пырван выступал в категории до семидесяти килограммов. С жеребьевкой ему не повезло: среди первых его соперников был японец Сасахара – обладавший прекрасной техникой, да еще ловкий, как кошка, борец, вдобавок довольно сильный для своего веса. Пырван начал проигрывать уже на седьмой минуте, набрав четыре штрафных очка. В следующей встрече ему пришлось схватиться с одним знаменитым русским, Петром Соболевым. Отец Петра – офицер военной разведки – попал в Болгарию с войсками маршала Толбухина. Когда части покинули страну, он остался работать в советской миссии до конца войны. Петру совсем не хотелось в самом начале турнира выступать против болгарина, но ничего не поделаешь – спорт есть спорт. А наш Пырван опять ушел с ковра побежденным, на этот раз по очкам. Согласно правилам, ему пришлось выйти из игры. Так он неожиданно оказался в положении "безработного" в олимпийской деревне. Можно себе представить, каково ему было! У всех тренировки, спортивная лихорадка, все окружены заботой, только на него ноль внимания, ни у кого не нашлось для него доброго слова в этот трудный момент. И вот – чтобы не мозолить другим глаза, ошиваясь в "Камадзаве", – он принялся с утра до ночи скитаться по незнакомому Токио. Он уходил никем незамеченный и также возвращался со стертыми от ходьбы ногами и совершенно обалдевший от усталости. Естественно, больше всего ему нравилась Гиндза – по мнению очевидцев, этот район Токио вполне мог бы соперничать с Бродвеем, а уж что касается изящества и фантазии, то здесь у него было явное превосходство. Однажды Пырван насчитал тринадцать комбинаций – одна другой красивее – геометрических фигур в пастельных тонах на рекламе пива "Сантори". Сказка, да и только – стоишь себе на тротуаре, задрав голову, вокруг толпа в белых рубашках и кимоно, и глазеешь, пока не заболит шея да не заслезятся глаза.

Что и говорить, красота! Но он чувствовал себя таким несчастным, ничто не могло заменить ему ковра. Даже Асакуза – злачное место, с его борделями, дешевыми киношками, гадалками, стриптизом, казино, турецкими банями, лотками с разным барахлом и ресторанчиками, где готовили национальные блюда. Он бесцельно шатался под огромными бумажными фонарями, под пестрыми гирляндами, свисавшими до уровня роста среднего японца, под страшными бумажными тиграми, смотрел на огромные афиши, изображавшие убийц в масках и полуголых, грудастых блондинок, и ему казалось, что все это какой-то кошмарный сон. Куда я попал? Зачем я здесь? – спрашивал он себя. Нередко его останавливали женщины в шелковых кимоно.

Они как тени возникали из темных подворотен, и их нежные пальцы скользили по его пиджаку, шарили под расстегнутой рубашкой, нежно касаясь густой поросли на груди. "Олимпико?" – тыкали они в значок на лацкане. "Йес". Следовал длинный певучий монолог по-японски, пересыпанный смутно знакомыми английскими словами, благодаря которым становилось ясно, что они бы не прочь, если бы… и так далее. Он, однако, не испытывал никакого влечения, хоть и трудно тут поверить парню в самом расцвете сил, которому нет и двадцати. Логичный вопрос: были ли у него деньги? Без них в Асакузе, что в горах без хлеба. Ему хватило бы на кассетофон и дешевенький трехдиапазонный транзистор. Эта скромная сумма в целости и сохранности лежала у него в кармане, когда однажды ночью он появился в "Така-баре" с намерением плюнуть на режим и выпить теплого сакэ. Пырван спросил, принимают ли они доллары, и получил утвердительный ответ. Тут же к нему подсела хрупкая гейша и замурлыкала что-то, как довольная кошечка, хотя он не проявил к ней никакого интереса, даже не глянул в ее сторону. (Гейша была, естественно, японка, но с крашеными пепельными волосами и одета по-европейски, в туфельках на высоких каблуках. Глаза у нее были совсем не раскосые – тут не обошлось без хирургического вмешательства, с помощью скальпеля сделать это проще простого. Звали ее Михоко-сан). Когда девушка поняла, что иностранец равнодушен к ее прелестям, она попыталась привлечь его внимание к соседнему столику. Там желающим делали разноцветные татуировки; несколько чернокожих моряков терпеливо ждали своей очереди. Пырван Вылков, естественно, не знал, что японцы во всем мире славятся как мастера татуировки, что они превратили это дело в такое же высокое искусство, как икэбана. Но увиденное достаточно красноречиво свидетельствовало – ремесло это поставлено здесь на широкую ногу и процветает. Сам же мастер, у которого наколки сплошь покрывали грудь, плечи и руки, служил собственному предприятию живой рекламой. Пырван вытащил русско-японский разговорник и спросил, сколько стоит такая татуировка. Услышав цену, он вернулся на свое место и заказал еще сакэ, оно по крайней мере было дешево. Тогда Михоко-сан попыталась ему объяснить, что есть цены и цены – простой одноцветный рисунок стоил в несколько раз меньше, однако наш герой, хотя его и привлекала возможность похвастаться перед девушками и друзьями изображением какой-нибудь русалки, чья грудь соблазнительно вздымается, когда сокращаются мускулы, отрицательно покачал головой: лишаться транзистора ему не хотелось. И здесь, пожалуй, следует указать достойный подражания пример: гейша не покинула его, как поступила бы на ее месте любая европейская представительница ее цеха. Ни нежности, ни предупредительности у нее не убавилось. Она подносила ему зажигалку, подливала сакэ, готовая в любой момент, по малейшему с его стороны знаку, пересесть к нему на колени. Никакого впечатления не производили на нее страстные взгляды одинокого моряка за стойкой бара, демонстративно пересчитывавшего толстую пачку западногерманских марок. Более того, Михоко-сан ограничивалась пивом, не заказывая виски или французского коньяка, так что проценты ей набегали ничтожные. Нет, не напрасно называют Токио раем для мужчин!