Убийства павлиньим пером

Г. М. отмахнулся от невидимой мухи.

— Продолжайте, — попросил он. — Те анонимные письма были написаны от руки или напечатаны?

— Напечатаны.

— О-хо-хо. И письмо, сообщающее вам о новом чаепитии на десять персон, напечатано на той же машинке?

— Нет, сэр. На другой, и более того — как бы это сказать? — совсем в иной манере исполнения. В тех записках строчки выглядели неровными, с опечатками. В этом же письме все чисто и гладко. Всегда можно отличить опытную машинистку.

— О-хо-хо. Продолжайте.

И Мастерс продолжил:

— Итак, гм, заключение, к которому мы из всего этого пришли: убийца устроил своей жертве ловушку. А? Нашел пустующий дом, видимо выдав его за свой, но обставил в нем только ту часть, которую мог видеть его гость. Дартли явился на чаепитие и по каким-то причинам был убит. Может быть, для того, чтобы украсть чашки.

— Пока все это хорошо объясняет поведение Дартли. В ночь, когда он был убит, он покинул свой дом на Саут-Одли-стрит в половине десятого. Его сестры не было дома, она уже ушла играть в бридж, уехала в их автомобиле; но дворецкий выпускал его из дома и говорил с ним. Дартли нес с собой что-то вроде большой коробки или почтовой посылки, завернутой в бумагу, в которой и могли быть чайные чашки. Но он не сказал, куда он отправляется. У дома он взял такси, позже мы нашли водителя. Он поехал прямиком к дому 18 по Пендрагон-Гарденс. — Мастерс тяжело усмехнулся. — Шофер такси хорошо запомнил своего пассажира. Тут нам повезло. Дартли дал ему на чай всего два пенса. Похоже, при всех его деньгах он был скрягой. Но на этом наша удача и кончилась. Водителю Дартли стал так противен, что он нажал на газ и уехал, не обратив никакого внимания, куда тот пошел. А ведь достаточно было бросить только один взгляд, и он увидел бы, кто ему открыл дверь. Опросили и других водителей, проезжавших в ту ночь по той улице, — никто из них не видел в доме номер 18 никакого света. — Мастерс делал широкий жест рукой. — И это, к сожалению, все свидетельства, которые мы смогли добыть. Остальные наши поиски ни к чему не привели, словно над нами нависло какое-то проклятие. Никаких ненормальностей, никаких врагов, вообще ничего. Если вы решите, что Дартли, гм, завлекли, — Мастерс явно без удовольствия выговорил это мелодраматическое слово, — если вы скажете, что его завлекли в этот дом и убили из-за чайных чашек… что ж, сэр, осмелюсь сказать, что вы совершенно правы. Но теперь посмотрите на это иначе. Убийство было не из дешевых. Убийце, без сомнения, пришлось немало похлопотать и потратиться, чтобы устроить эту ловушку: в любом случае, лишь в одну мебельную компанию он отослал такую же сумму денег, на которую моя дочь самым прекрасным образом обставила целый дом. Если он мог себе позволить так швыряться деньгами, то почему бы ему было просто не купить эти чашки у торговца антиквариатом? Ну а если он пошел на все эти проблемы с обстановкой сцены для убийства Дартли, то почему он не забрал чашки? Они же так и остались там стоять на столе. Самое удивительное, сэр, что до них даже никто не дотронулся.

Повторяю, мы собрали в комнате отличный урожай отпечатков, включая отпечатки пальцев самого Дартли, но это нас никуда не привело. Все они принадлежали тем, кто перевозил мебель. Должно быть, убийца все время был в перчатках. Почему же он не забрал чашки? Он ведь не удрал, чего-то испугавшись, потому что в течение всей ночи его никто не побеспокоил. Вот так обстояли дела. Ни одна наша схема не сработала, как мы их ни вертели. А если и есть что-то, что может завести меня, так это случаи, в которых нет никакого смысла. Как этот. Ведь что сделал убийца на вершине своего успеха? Даже не дотронувшись до чашек, он ушел с коробкой, в которой их принесли, и с бумагой, в которую они были завернуты! Теперь прошу вас, взгляните! Сегодня утром, два года спустя, я получаю еще одну записку насчет чаепития на десять персон. Означает ли это еще одно убийство? Или из этого следует сделать другой какой-то вывод?

Глава 2

ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК

Некоторое время Г. М. сидел за столом моргая и вертя большими пальцами у живота. Углы его рта опустились вниз, словно он чуял запах тухлого яйца, приготовленного ему на завтрак. В комнате было очень тихо; тусклый свет дрожал в волнах зноя за окном. И снова Г. М. потянулся к коробке с сигарами. На этот раз, вытащив сигару, он надкусил у нее кончик, выплюнул его, и тот, описав длинную параболу, опустился на пол у камина в другом конце комнаты.

— Если ты спросишь, не кажется ли мне, что все это очень плохо кончится, — произнес он, фыркая, — то я отвечу: да, это так. Я снова чую кровь англичанина. Будь я проклят, Мастерс, ты умудрился впутаться в одно из самых чертовски трудных дел, о каких я когда-либо слышал. Все, что нам остается, — это получить на руки еще одно убийство в самой невероятной ситуации, какая только может быть. Да, я чувствую, что грядет именно такая беда.

Мастерс все еще оставался крайне обходительным, зная, как подтолкнуть старика в верном направлении.

— Разумеется. Сэр, я не могу ожидать слишком многого, — проговорил он. — Никто не надеется, что мы увидим какой-то просвет, после того как вся наша организация не могла ничего найти целых два года. Простите меня, в конце концов вы — только любитель. Но даже если это вне вашей компетенции…

От этих слов Г. М. взревел с такой силой, что Поллард испугался, не зашел ли Мастерс слишком далеко. Но Г. М. быстро немного смягчился и проговорил:

— Сдается мне, что люди не бывают счастливы, пока не сообщат мне, что я потрепанная, тупоголовая, бормочущая всякий бред старая окаменелость. А это травля, вот что это такое. Ну хорошо. Наблюдайте. Просто чтобы показать, что эта работа не настолько тупа, как вы, болтуны, полагаете, я хочу задать вам пару вопросов. Есть кое-что, что нужно решить перво-наперво. — Он указал на письмо, пришедшее утром. — Посмотри сюда, сынок. «Номер 4 Бервик-Террас, точно в 5 часов пополудни». Почему пополудни, интересно? В одном этом факте есть что-то подозрительное. Я не хочу сказать, что это — мистификация или надувательство, просто в этом есть кое-что странное и подозрительное. И эта концовка? «Полиции предлагается держать ухо востро», — говорилось прямо и определенно в записке, полученной тобой два года назад. А здесь? «Присутствие полиции Королевства почтительно приветствуется». Это неестественная фраза, мне она не нравится; похоже, кто-то насмехается над нами. И вот что я скажу: надеюсь, у вас хватило ума убедиться, что это не розыгрыш? Вы проверили, что дом номер 4 на Бервик-Террас действительно пустует?

Мастерс фыркнул.

— Разумеется, я это сделал, сэр. Я созвонился с районным инспектором округа Кенсингтон, и он сообщил мне об этом доме все, что ему было известно. И это сейчас напомнило мне кое о чем. К настоящему моменту инспектор должен уже иметь кое-какие известия. Вы разрешите? — Он наклонился вперед и взял трубку телефона Г. М. А через минуту уже говорил с инспектором Коттерилом, и Поллард слушал его отрывистые фразы, произносимые в телефонной трубке. Затем Мастерс прикрыл трубку ладонью и повернулся к ним. С его лица несколько сошел румянец, а глаза стали свирепыми. — Точно, — сообщил он им. — Дом стоит пустой. Простоял так уже год или около того. В окне выставлен адрес агентства недвижимости «Хьюстон и Кляйн», на Сент-Джеймс-сквер». Коттерил говорит, Бервик-Террас — это небольшой тупик: очень тихий, спокойный, с дюжиной домов. Викторианская прочность и респектабельность, знаете ли. И дом номер 4 — не единственный пустующий. Вообще на этой улице обитаемы только несколько домов.

— А в чем дело? Что там случилось? Чума?

Мастерс вернулся к телефонному разговору.

— Почти так же плохо, как кажется, — отрапортовал он через некоторое время. — Там тянут подземку и намереваются построить станцию практически у входа на Бервик-Террас. Ветка еще не закончена, но дело движется. Жители Бервик-Террас пришли в такую ярость оттого, что в их частную жизнь вмешается станция метро, что съехали почти в полном составе. Цены на жилье упали до ужаса… Что такое, Коттерил? Да? Да, дело сделано. — Когда Мастерс обернулся снова, он был очень спокоен. — Участковый констебль сказал, что вчера в дом номер 4 привезли в фургоне кое-какую мебель и занесли ее внутрь.