Последний удар

— Лейтенант сказал, чтобы вы за ними присматривали, мистер Квин.

— Нет, думаю, этот подарок Джон хотел бы хранить у себя. — Эллери сделал паузу. — Что скажешь, Джон?

Джон взял кнут и стал вертеть его в руках.

— Да, — промолвил Дэн З. Фримен, все еще держась на заднем плане. — Это выглядит вполне естественно.

— Естественно? — Молодой поэт впервые посмотрел на издателя. — Что вы имеете в виду, мистер Фримен?

— Только не говори мне, что у тебя очередной приступ амнезии, — сказал Фримен.

— Не знаю, о чем вы. — Глаза Джона сверкнули. — Я иду спать.

— Джон... — начала Расти.

Но он быстро поцеловал ее и вышел. Только теперь Эллери осознал, что еще не обследовал оборотную сторону карточки, и перевернул ее. Но другая сторона была пуста.

Глава 9

Седьмой вечер: вторник, 31 декабря 1929 года

В которой два треугольника становятся четырехугольником, мисс Браун и мисс Уоррен возвращаются в пещерную эпоху, а встреча Нового года не слишком празднична

Последний день года выдался ясным, со свежим юго-западным ветром.

— Я бы хотела прокатиться верхом, — объявила Эллен за завтраком. — Кто-нибудь присоединится?

— Охотно, — сказал Эллери.

— Да неужели? — Но Эллен выглядела довольной.

— Я бы тоже проехалась, — сказала Расти. — А ты, Джон?

— Конечно, — отозвался Джон. — Но тогда нам придется ехать вдвоем на одной лошади. У нас их только две.

— Вдвоем было бы забавно, — усмехнулась Расти.

— Только не для меня, — холодно произнесла Эллен. — Что, если нам прокатиться в две смены, Расти? В час дня мы встретимся с тобой и Джоном у конюшни, и вы сможете взять у нас лошадей.

Фелтон приготовил для них мерина и пегую кобылу, и они поехали в лес, сохраняя чопорное молчание. Эллери потребовалось время, чтобы Эллен оттаяла, но он каялся в том, что пренебрегал ею, с целеустремленностью, которую обычно приберегал для своих интеллектуальных усилий. В итоге он заработал улыбку, после чего лесная тропинка, сверкающий золотом снег и спокойная поступь лошадей начали приносить истинную радость.

Они возвращались шагом, чтобы поберечь лошадей для Расти и Джона. Щеки Эллен были розовыми, в глазах плясали искорки, а стройная ножка в бриджах для верховой езды мягко постукивала по ноге Эллери, который внезапно осознал, что за прошедший час ни разу не подумал о мертвом старике, таинственных подарках и загадочных посланиях. Он болтал чепуху, едва осмысливая, что говорит, а Эллен слушала с таким вниманием, что, въехав в конюшню, они едва не сбили с ног Вэл Уоррен и Джона Себастьяна.

— Ради бога, Вэл, — говорил прижатый к стене Джон. — Мы не одни.

— А мне плевать! — со страстью в голосе отозвалась Вэл, даже не удосужившись обернуться. — Никогда не думала, что ты так глуп, чтобы клюнуть на рыжие патлы и ямочки на щеках.

— Привет, сестренка, Эллери, — с трудом вымолвил Джон. — Послушай, Вэл, Расти будет здесь с минуты на минуту...

— Я же сказала, что мне плевать!

Эллери и Эллен неподвижно сидели на лошадях, как два идиота.

— Джон, я ведь человек. Слишком долго я играла роль лучшей подруги, выражая надежду, что вы оба будете счастливы, — черта с два я на это надеюсь! Я должна сказать это, пока еще не слишком поздно. Я люблю тебя, Джон, люблю, люблю, люблю! Или ты не только глуп, но и слеп? Я любила тебя задолго до того, как ты познакомился с Расти. Мы с тобой так хорошо проводили время...

— Знаю, Вэл. Не думай, что я забыл... Хорошо прокатились? Как тропинка в лесу?

— П-превосходно, — отозвалась Эллен. Она выглядела так, словно ей хотелось спешиться и одновременно остаться в седле.

— Джон, не обращай на них внимания...

— Не могли бы мы поговорить об этом в другой раз? — спросил Джон, пытаясь поднырнуть под упертые в стену руки Валентины.

— Когда? После того как ты женишься на этой Кларе Боу для бедных? — Вэл едва сдерживала рыдания. — О, Джонни, Джонни...

— Пусти меня, Вэл! Перед Эллен и Эллери... Должно быть, ты спятила! Вэл... — Возглас Джона сменился сдавленным мычанием.

Эллен и Эллери с интересом наблюдали, как блондинка крепко обняла его и стала целовать в губы.

— О боже! — задыхаясь, произнес Джон, когда ему удалось освободить рот. — Привет, Расти.

Эллен и Эллери виновато повернулись в седлах. Позади них по колени в снегу стояла Расти. Хлопнув по крупу лошадь Эллери, она вошла в конюшню.

— Ну? — осведомилась Расти голосом, который мог бы доноситься из расселины в леднике на Южном полюсе. — Что ты тут делаешь, Вэл? Разыгрываешь сцену схватки из «Тони или плыви»?

— Да-да, — подхватила Эллен. — Вэл иллюстрирует сцену...

— Заткнись, — мрачно прервала ее Валентина. — Ладно, Расти, теперь ты все знаешь.

— Что я знаю, Вэл? — ледяным тоном отозвалась Расти. — Что ты змея в траве, двуногая и двуличная сука, ворующая мужчин?

— Чертово стремя! — яростно произнесла Эллен.

Джон откашлялся:

— Слушай, Расти...

— А тебе лучше помалкивать, Джон Себастьян! — крикнула Расти. — Наверняка ты поощрял ее! Хорошо, что я узнала вовремя!

— Господи! — устало пробормотал Джон. — Хочешь верь, хочешь не верь, но меня просто взяли на абордаж. У меня есть свидетели. Разве меня не атаковали? Сестренка, Эллери, ради бога, говорите!

— Да, Расти, — кивнула Эллен.

— Действительно, — подтвердил Эллери. — Все так и было.

— Значит, тебе еще публика понадобилась? — сказала Расти. — Как же низко ты пала!

— Это я сука? — пробормотала Валентина. — Сука? — повторила она, как будто это слово ее возбуждало. — Хотела бы я знать, кто у кого украл мужчину, ты, рыжая пиратка!

— Хочешь драться? — звенящим голосом произнесла Расти.

И к ужасу Эллери, Эллен и Джона, обе девушки, сжав кулаки, бросились друг на друга. Конюшня сразу же наполнилась шарканьем ног, не подобающим для леди пыхтением, криками сквозь стиснутые зубы и топотом встревоженных лошадей.

— Стоять! — крикнула Эллен, борясь со своей кобылой.

— Новые осложнения! — рявкнул Эллери, сражаясь с мерином.

Им пришлось одновременно успокаивать лошадей и с помощью Джона разнимать рассвирепевших женщин. Расти и Валентина с плачем разбежались в разные стороны, а Джон помчался за Расти, громко отпустив словечко елизаветинского происхождения [66].

— Как будто их и без того не было достаточно, — закончил Эллери свою мысль, когда они выходили из конюшни.

Эллен тоже заплакала, и руки Эллери — в буквальном смысле слова — оказались слишком заняты, чтобы он мог продолжать думать о Расти и Джоне, Расти и Мариусе, Джоне и Валентине, а тем более о Валентине и Мариусе.

В качестве хозяйки дома дяди Эллен планировала традиционную новогоднюю вечеринку с маскарадными костюмами, шампанским, воздушными шарами, хлопушками, шутовскими колпаками, гирляндами из гофрированной бумаги и конфетти.

Но теперь она все отменила.

— Мы не можем веселиться как ни в чем не бывало, дядя Артур, — заявила она, — когда эти каникулы обернулись таким кошмаром. Это было бы фарсом.

— Хуже, — сказал Эллери. — Завтра в шесть утра все бы рухнуло с большим грохотом, чем тот, которым приветствует «сосунков» Тексас Гуинан [67].

— Согласен, — вздохнул Крейг. Эллен настояла на том, чтобы рассказать ему о потасовке в конюшне. Он слушал с покорностью человека, которого больше ничто не может удивить. — Как ты считаешь, дорогая... Господи, что же будет дальше?

— Почему бы этому... этому полисмену не позволить нам разъехаться? — воскликнула Эллен.

В последний день года произошла еще одна неприятность. Лейтенант Луриа без предупреждения явился перед ленчем явно с единственной целью напомнить всем о домашнем аресте. По мрачному виду лейтенанта Эллери догадался об отсутствии прогресса в установлении личности покойника. У Луриа вышли крупный разговор с Пейном, который обнаруживал все большую строптивость, а также истеричная сцена с Вэл Уоррен, для которой каникулы превратились в тяжкое испытание. После ухода лейтенанта все оставалось по-прежнему, если не хуже.