Фаворит

Я в последний раз погладил Палиндрома, и мы вышли во двор. Благодаря принятой здесь системе безопасности это было самое спокойное место на ипподроме.

– Скажи, Пит, не было у Билла каких-нибудь неприятностей? – брякнул я без всякой подготовки.

Он, не торопясь, запер стойло Палиндрома, потом медленно повернулся ко мне и так долго стоял, глядя на меня без всякого выражения, что я начал сомневаться, слышал ли он мой вопрос.

Наконец он сказал:

– Это громко сказано – неприятность. Ну, кое-что было...

– Что? – спросил я, когда он снова погрузился в молчание.

Но вместо ответа он сказал:

– А с чего ты взял, что они могли быть, неприятности?

Я рассказал ему о проволоке. Он слушал спокойно, без удивления, но его серые глаза были суровы.

Он сказал:

– Почему никто не слышал об этом раньше?

– Я все рассказал сэру Кресвеллу Стампе и полиции, но, так как проволока исчезла, у них не было никаких вещественных доказательств, и они бросили это дело.

– А ты не бросил? – сказал Пит. – Не то чтобы я в осуждение, ты не подумай, просто мало чем могу помочь. Было вот что... Билл рассказывал про какой-то смехотворный звонок по телефону. Но я не очень-то слушал, голова вечно занята лошадьми, сам понимаешь. Что-то ему говорили насчет того, что, мол, Адмирал упадет... Билл решил, что это чья-то глупая шутка, а я не стал переспрашивать, чего недослышал. Я не думал, что это важно. Когда Билл погиб, я, было, подумал: странно, может, тут и вправду что-то есть. Я тогда спросил тебя, но ты сказал, что не заметил ничего особенного... – Его голос задрожал и прервался.

– Да, жаль, – сказал я. Потом я опросил:

– А когда он заговорил об этом телефонном звонке – незадолго до этого случая?

– Последний раз я говорил с ним в пятницу утром, как раз перед моим отлетом в Ирландию. Вот тогда это и было. Я позвонил ему, чтобы сказать, что Адмирал готов к завтрашней скачке в Мейденхеде.

Мы пошли назад, к весовой. Под влиянием какого-то импульса я сказал:

– Пит, случается тебе ездить в брайтонских такси? – Я знал, что он нездешний.

– Случается, но не часто, – сказал он. – А что?

– Да есть там два-три шофера, с которыми я хотел бы потолковать, – сказал я, но не прибавил, что с каждым в отдельности и где-нибудь в темном закоулке.

– Насколько я знаю, в Брайтоне несколько таксомоторных компаний, – сказал он. – Если тебе нужен какой-то определенный шофер, лучше всего идти на станцию. Они там выстраиваются к лондонским поездам. – И больше он уже ничего не слыша – мимо нас повели в паддок ирландскую лошадь для первой скачки. – – Это Коннемара Пэл, провалиться мне на этом месте! – сказал Пит завистливо, – Уж как я уговаривал одного моего знакомого купить этого жеребца. Но за него запросили восемь тысяч, а упрятан он был в каком-то полуразрушенном сарае за свинарником, и мой умный владелец не пожелал платить такие деньги. А теперь погляди на него! В Лупардстауне в День бокса он выиграл скачку для молодняка, обогнав всех на двадцать корпусов! И после этого он не задул бы даже свечи! Лучшая лошадь из молодняка, какую мы только увидим в этом году! – Мысли Пита плотно вошли в привычную колею, и всю дорогу до весовой мы продолжали говорить об ирландских лошадях. Я еле разыскал Клема, он был по горло занят, и убедился, что мое снаряжение в полном порядке и что он знает, сколько я должен весить, чтобы скакать на Палиндроме.

Кэт сказала мне, что не приедет в Челтенхэм, так что, я пошел на поиски самого лучшего, что мне оставалось, – новостей о ней.

Вешалка и часть скамейки, принадлежащие Дэну, были в меньшей из двух раздевалок, второе место с краю от гудящей печки – верный признак того, что он был восходящей звездой на жокейском небосклоне. По неписаным законам чемпионам предоставлялись самые теплые места, а новичкам оставалось щелкать зубами на сквозняке у дверей.

Он был в сорочке и трусах и натягивал нейлоновые чулки. В каждом чулке была дыра, и оба его больших пальца комично выглядывали наружу. У него были длинные, узкие ступни и такие же длинные, узкие изящные я сильные руки.

– Тебе хорошо смеяться, – сказал Дэн, натягивая чулок на колено. – А на мой размер вот не выпускают чулки.

– Скажи, чтобы Вальтер связал тебе на заказ, – посоветовал я. – У тебя трудный день?

– Три скачки, включая чемпионат по скачке с препятствиями, – сказал Дэн. – Пит записал на эти призы половину своей конюшни. – Он усмехнулся. – Я мог бы тебе рассказать о семье Пеннов, конечно, если тебя это интересует. С кого начинать? С дяди Джорджа, или с тети Дэб, или... – Он замолчал, натягивая шелковые брюки и скаковые сапоги. Его слуга, Вальтер, подал ему вязаную фуфайку и какой-то особенно противного розово-оранжевого цвета камзол. Тот, кто выбирал эти цвета, не думал о человеке. – Или ты хочешь услышать что-нибудь о Кэт? – закончил Дэн, натягивая поверх своего тошнотворного камзола непромокаемую куртку.

Раздевалка наполнялась, в нее втискивались сверх всякого штата еще и ирландские жокеи, приехавшие на эту встречу, радостно возбужденные, говорившие оглушительно громко. Мы с Дэном перешли в весовую, которая тоже была переполнена, но там хоть можно было слышать друг друга.

– Дядя Джордж – настоящее сокровище, – сказал Дэн. – Я не хочу тебе о нем рассказывать, не буду портить впечатление, сам увидишь. Тетя Дэб для нас с тобой, приятель, – это достопочтенная миссис Пенн, тетя Дэб она только для Кэт. В ней есть какое-то холодное очарование, оно внушает, что она была бы с тобой грубо-пренебрежительна, не будь превосходно воспитана. Вначале она высказала мне свое неодобрение. Я думаю, она принципиально не одобряет все, имеющее отношение к скачкам, включая Поднебесного, дядю Джорджа и его идею насчет подарка Кэт ко дню рождения.

– Ну-ну, а дальше, – торопил я его, чтобы он перешел к самой интересной части репортажа, пока кто-нибудь другой не ухватил его за пуговицу. – Ах да, Кэт. Блистательная, неземная Кэт. Ты знаешь, строго говоря, ее имя Кэт Эллери, а вовсе никакая не Пенн. Это дядя Джордж добавил к ее фамилии дефис и свою фамилию Пенн, когда взял ее к себе. Он сказал, что так удобнее, чтобы у Кэт была его фамилия, это избавит ее от лишних разговоров. Что ж, правильно, – сказал Дэн не спеша, отлично понимая, как он меня дразнит своей медлительностью. – Она шлет тебе сердечный привет.