Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл

В тот же день «Бристоль дейли пост» напечатала письмо читателя, утверждавшего, что исследование сетчатки глаз покойного поможет составить портрет убийцы. Предположение основывалось на данных эксперимента, осуществленного в США в 1857 году (правда, до конца он так и не был доведен). «На сетчатке, — пояснял автор письма, — остается отражение последнего увиденного в жизни предмета, и оно не стирается после смерти». Согласно этой гипотезе глаз представляет собой нечто вроде пластины дагеротипа, запечатлевающей картинки, проявляемые, как фотографии в темной комнате. Таким образом, современные технологии позволяют раскрывать даже те тайны, что похоронены в глазах покойного. Так было доведено до крайности представление, превращающее глаз в основной инструмент расследования: «великий детектор», носитель информации становится в то же самое время беспристрастным роковым свидетелем, предающим своего хозяина. Письмо перепечатали едва ли не все английские газеты, и редко у кого оно вызывало скепсис. Правда, «Бат кроникл» отмечала, что в данном случае из этого открытия вряд ли можно извлечь какую-либо пользу, ибо в момент нападения Сэвил спал, так что облик убийцы просто не мог запечатлеться на сетчатке.

Обрушившийся 19 июля на Сомерсетшир и Уилтшир ливень положил конец недолгому лету 1860 года. Стога сена еще не успели высохнуть и по большей части сгнили. Кукурузе и пшенице не хватило солнца, чтобы созреть, и поля оставались зелеными.

Глава 9

Я ВАС ЗНАЮ

20–22 июля

В одиннадцать утра пятницы, 20 июля, Уичер доложил судьям, собравшимся в Темперенс-Холле, о предварительных результатах проведенного расследования и объявил, что подозревает в убийстве Констанс Кент.

Посовещавшись, судьи предложили Уичеру арестовать Констанс, но у того возникли сомнения. «Я обратил их внимание, — сообщает он Мейну, — что такой шаг поставит меня в двусмысленное положение относительно полиции графства, особенно имея в виду то, что у местных другая версия случившегося. Но они (судьи) отмели эти возражения, заявив, что передают расследование исключительно в мои руки». Председателем суда был Генри Гейсфорт Гиббс Ладлоу, он же старший офицер 13-го стрелкового корпуса, заместитель председателя совета графства Сомерсетшир и богатый землевладелец. Он жил с женой и одиннадцатью слугами в Хейвуд-Хаусе, Уэстбери, в пяти милях от деревни. Из других судей наиболее влиятельными были владельцы фабрик братья Уильям и Джон Стом, построившие себе виллы на противоположных сторонах Хилпертон-роуд, в новом, весьма фешенебельном районе Троубриджа. Именно Уильям наиболее решительно убеждал министра внутренних дел поручить расследование дела лондонскому детективу.

Около трех пополудни Уичер вошел в дом на Роуд-Хилл и велел пригласить Констанс в гостиную, где та вскоре и появилась.

— Я офицер полиции, — представился Уичер. — У меня на руках ордер на ваш арест по обвинению в убийстве вашего брата Фрэнсиса Сэвила Кента. Позвольте зачитать.

Уичер зачитал постановление. Констанс разрыдалась.

— Я ни в чем не виновата, — повторяла она. — Ни в чем не виновата.

Затем девушка попросила разрешения взять из своей комнаты траурный капор и накидку. Уичер проследовал за ней. Дав Констанс одеться, он посадил ее в повозку, и они направились в Темперенс-Холл. Дорога прошла в молчании. «Она и словом со мной не обмолвилась», — отмечал впоследствии Уичер. [58]

Еще раньше перед входом в здание, прослышав о том, что в доме Кентов кого-то арестовали, собралась толпа сельских жителей. Большинство думало, что перед судьями предстанет сам Сэмюел Кент, но сначала вместо него появились Элизабет Гаф и Уильям Натт. Был полдень, они были вызваны для дачи показаний, а двадцать минут четвертого к Темперенс-Холлу подъехала повозка, толпа недоумевала: «Смотрите-ка, да это мисс Констанс!»

Рыдая, с опущенной головой она проследовала в здание в сопровождении Уичера. Одета была Констанс в черное, лицо плотно прикрыто вуалью. «Шла твердым шагом, но была вся в слезах», — сообщала «Таймс». Толпа придвинулась почти вплотную.

Констанс села напротив судейского стола. По обе стороны от нее разместились Уичер и суперинтендант Вулф.

— Ваше имя Констанс Кент? — спросил председатель Ладлоу.

— Да, — прошептала она.

Несмотря на прикрывавшую лицо плотную вуаль и носовой платок, прикладываемый ею то и дело к глазам, репортеры смогли составить подробнейший портрет и описать поведение девушки, как если бы внимание к внешней стороне дела могло приоткрыть завесу над ее внутренним «я».

«На вид ей лет восемнадцать, — пишет обозреватель „Бат экспресс“, — хотя все утверждают, что ей только шестнадцать. Это довольно рослая, коренастая девушка с округлым, красным от слез лицом и наморщенным лбом. У нее странные глаза — узкие и глубоко посаженные, что оставляет несколько неприятное впечатление. Во всем остальном во внешности ее нет ничего необычного. В то же время страшное преступление, вменяемое ей в вину, несомненно, отразилось в какой-то степени на ее виде, обычно, по отзывам людей знающих, довольно угрюмом. На юной даме было черное шелковое платье и креповая накидка такого же цвета; на протяжении всего судебного заседания она плотно прижимала к лицу вуаль. Заплаканные глаза были опущены вниз, за все время заседания она ни разу не подняла головы. В общем, судя по поведению, она очень тяжело переживала свое положение, хотя с начала до самого конца заседания ни разу не выказала своих чувств». Креп на одежде, которую Констанс носила в эти первые дни траура, представлял собой темную кисею, сшитую из туго переплетенных, на клею, нитей.

Констанс, по впечатлению корреспондента «Вестерн дейли пресс», отличалась «крепким телосложением, лицо у нее круглое, полноватое, не выражающее, по первому впечатлению, ни какой-то особой решительности, ни живого ума. Она сдержанна в манерах и сохраняет на протяжении всех слушаний одно и то же замкнутое выражение лица».

Репортер «Фрум таймс» со своей стороны, кажется, уловил в ее облике одну настораживающую особенность: подавленную сексуальность либо склонность к вспышкам ярости. Выглядит девушка, пишет он, «несколько необычно, лицо почти детское, но формы развиты не по годам; черты лица, разгоревшегося от волнения, довольно правильные, однако в глазах застыло тяжелое, угрюмое выражение, свойственное, по-видимому, всем членам семьи». [59]

Уичер зачитал судьям следующее заявление:

— «Начиная с последнего воскресенья я расследовал обстоятельства, связанные с убийством Фрэнсиса Сэвила Кента, совершенного в ночь на пятницу, 29 июня текущего года, в доме его отца, расположенного на Роуд-Хилл, графство Уилтшир. Вместе с капитаном Мередитом, суперинтендантом Фоли и другими офицерами полиции я изучил место преступления и пришел к выводу, что оно было совершено кем-то из живущих в доме. На основании собственных наблюдений и информации, полученной от других лиц, я послал в минувший понедельник за Констанс Кент, предварительно ознакомившись с содержимым ящиков ее стола, где обнаружил список белья — данный список предлагается вашему вниманию, — включающий наряду с иными предметами три ночные рубашки».

Зачитав ответы Констанс на заданные им вопросы, Уичер закончил:

— Прошу суд возвратить вышеназванную Констанс Кент под стражу и обеспечить мне возможность собрать свидетельства, указывающие на то, что подозреваемая испытывала к покойному чувство враждебности, а также принять меры к отысканию пропавшей ночной рубашки, каковая — в случае если она не уничтожена — может быть найдена.

Далее судьи выслушали показания Элизабет Гаф (она давала их сквозь слезы) и Уильяма Натта, после чего осведомились, сколько Уичеру понадобится времени, чтобы собрать свидетельства, уличающие Констанс. Он заявил о необходимости содержания ее под стражей до следующей среды или четверга.