Табакерка императора

— Почему же, — сказала Ева.

— Мадам…

— Я не хочу откупать у вас вашего любовника, — сказала Ева, отчего Тоби потерял последние остатки самообладания. Надо отдать справедливость Тоби, такая постановка вопроса злила его не меньше, чем Еву.

— Но я могу предложить вам следующее, — продолжала дочь старого Джо Нила.

— Я дам вам двойное возмещение, если вы убедите свою сестру Ивету, чтоб она созналась полиции, что заперла дверь у меня под носом в ту ночь, когда убили сэра Мориса Лоуза.

Прю слегка побледнела, отчего розовые губки и глазки в темных ресницах стали только выигрышней.

— Я не отвечаю за сестру, не знаю, что она там делает.

— Вы не знаете, например, что она подводит меня под арест? Может быть, в надежде, что тогда мосье Лоуз женится на вас?

— Мадам! — вскричала Прю.

Нет, подумала Ева, она и правда ничего не знала.

— Насчет ареста ты не беспокойся, — вмешался Тоби. — Они так, пугают. Они на это не пойдут.

— Ты думаешь? Да они только что явились ко мне в дом целой оравой тащить меня в тюрьму, я насилу убежала от них сюда.

Тоби дернул себя за воротник. Хоть Ева сказала последнюю фразу по-английски, перепуганная Прю, без сомнения, уловила ее смысл. Она проверила еще один моток ниток и бросила на стол.

— И они могут явиться сюда?

— Не удивлюсь, — ответила Ева.

Прю дрожащими руками рылась в корзинке с шитьем, выуживала оттуда разные разности и, тупо оглядев, бросала на стол. Мотки ниток. Булавки. Ножницы. За ними непостижимым образом последовали рожок для туфель, свернутый сантиметр и сетка для волос, зацепившаяся за колечко.

— Я знала, — сказала Ева, — что ваша сестра на чем-то помешана. Но не догадывалась, что на вас.

— Мерси, мадам!

— Но дело не выгорит. Номер не пройдет. Мосье Лоуз не собирается на вас жениться, как он, наверное, и сам вам уже говорил. А моей жизни грозит серьезная опасность, и ваша сестра может меня выручить.

— Не понимаю, о чем вы говорите. Ивета считает меня дурочкой. Она мне ничего не рассказывает.

— Прошу вас! — взмолилась Ева. — Ваша сестра прекрасно знает, что было той ночью. Она может подтвердить, что мосье Этвуд все время находился у меня в комнате. Если ему не поверят, ей-то поверят. Если она мечтает о моем аресте только из-за вас, тогда, конечно.

Тут Ева осеклась и, пораженная, вскочила со стула. Прю выпростала уже почти всю корзинку. Последнее, что она презрительно швырнула на мотки и булавки, могло быть дешевой побрякушкой. Или это была отнюдь не дешевая побрякушка. Мелкие граненые прозрачные камешки, перемежающиеся с мелкими голубыми камнями, оправленные в металл филигранной работы старинного рисунка, составляли ожерелье. Когда оно змейкой свернулось на столе, холодный свет лампы побежал по камешкам, и они вспыхнули и замигали.

— Откуда, — спросила Ева, — вы это взяли?

Прю вздернула бровки.

— Это? Да это же дешевка, мадам.

— Дешевка?

— Ну да, мадам.

— Бриллианты и бирюза, — Ева взяла ожерелье за один конец, и оно зазмеилось под лампой. — Это ожерелье мадам де Ламбаль! Или я совсем сошла с ума, или я недавно видела его в коллекции сэра Мориса Лоуза. В горке сразу налево от двери, как войдешь в кабинет.

— Бриллианты и бирюза? Ошибаетесь, мадам, — не без горечи проговорила Прю.

— Не верите? Ладно! Можете зайти в лавку мосье Вейля тут рядом, и пусть он вам его оценит.

— Да, — как-то странно спросил Тоби. — Где же ты его взяла, малышка?

Прю переводила взгляд с Тоби на Еву.

— Может, я и правда такая дура, как считает моя сестра, — самоуверенный лобик наморщился, — наверное, зря я все это затеяла. Господи, да сестра убьет меня, если я дала маху! Вы хотите меня запутать. Я вам не верю. Больше я не отвечаю на ваши вопросы, слышите? Я… Я сейчас позвоню сестре.

Бросив им в лицо эту страшную угрозу, Прю выскочила из комнаты, так что они и ахнуть не успели. Они услыхали дробный стук ее каблучков по лестнице. Ева бросила ожерелье на стол.

— Ты ей подарил его, Тоби?

— О, черт, нет!

— Точно?

— Еще бы! К тому же, — добавил Тоби, вдруг повернувшись к ней спиной так, что его лицо теперь смотрело на нее из зеркала, — то ожерелье осталось на своем месте.

— Да…?

— Оно как лежало, так и лежит за стеклом в горке направо от двери. По крайней мере, час назад, когда я уходил из дому, оно там лежало. Я помню, Дженис еще мне про него говорила.

— Тоби, — спросила Ева, — на ком были те коричневые перчатки?

Зеркало, слегка испорченное ржавчиной, странно отражало лицо Тоби.

— Когда меня сегодня допрашивала полиция, — сказала Ева, чувствуя, как напрягся у нее каждый нерв, — я не сказала всей правды. Нед Этвуд видел того, кто убил твоего отца. И я чуть не увидела. Кто-то в коричневых перчатках вошел в кабинет, разбил табакерку и убил сэра Мориса. Может быть, Нед и выживет. И если он выживет, — глаза Тоби в зеркале слегка закосили, — он расскажет, что он увидел. Больше мне нечего тебе сказать, Тоби. Но это ты запомни. Кто бы он ни был, это был член вашего чудесного, милого семейства.

— Грязная ложь, — негромко сказал Тоби.

— Да? Что ж, думай, как хочешь.

— Что видел твой… твой приятель?

Ева ему рассказала.

— И ты ничего не сказала об этом Горону, — заметил Тоби. Он совсем осип.

— Нет! И знаешь почему?

— Откуда же мне знать? Наверное, чтобы не упоминать о своих страстных объятьях с…

— Тоби Лоуз, ты что, хочешь заработать по физиономии?

— Переходим на пошлый тон, а?

— И ты еще будешь мне говорить о пошлости?

— Прости. — Тоби закрыл глаза и сжал кулаки. — Но пойми, Ева. Это уж последняя капля. Я не хочу, чтобы трепали имена мамы и сестры, слышишь?

— Да кто говорит о твоей матери и сестре? Я тебе рассказала только про то, что может подтвердить Нед Этвуд и, наверное, еще Ивета Латур. И я-то, дура, молчала, только чтоб как-нибудь не задеть твои чувства. Видите ли, такой благородный, такой прямой молодой человек…

Тоби показал на потолок.

— Ты что же, ее хочешь на меня натравить?

— Никого я не хочу на тебя натравливать.

— Ревнуешь, а? — оживился Тоби.

Ева подумала.

— Нет. Самое смешное, что вряд ли. — Она расхохоталась. — Видел бы ты, как у тебя вытянулось лицо, когда я вошла! Хорош бы ты был, если б за мной и правда приволоклась полиция. И вот вам пожалуйста, — мадемуазель Прю и ожерелье, в точности такое же, как…

Портьера, отделявшая гостиную от лавки, была из темной тяжелой обивочной ткани. Чья-то рука отодвинула портьеру. Ева увидела кривую улыбку — странную улыбку, как будто что-то не в порядке со ртом, — на лице высокого человека в старом спортивном костюме; человек вошел в гостиную и снял шляпу.

— Простите, что я вмешиваюсь, — сказал Дермот Кинрос, — но нельзя ли мне взглянуть на это ожерелье?

Тоби резко повернулся.

Дермот подошел к столу и положил на него шляпу. Он взял в руки снизку белых и голубых камешков и поднес к лампе. Он перебирал их пальцами. Вынув из кармана ювелирную линзу, он довольно неловко вставил ее в правый глаз и снова обследовал колье.

— Да, — проговорил он со вздохом облегчения. — Все в порядке. Оно не настоящее.

Он бросил ожерелье на стол, а линзу сунул обратно в карман.

Только тут Ева наконец овладела голосом.

— Вы с полицией! Они…?

— Гонятся за вами? Нет, — улыбнулся Дермот. — Честно говоря, я оказался на рю де ла Арп, чтоб увидеть антиквара мосье Вейля. Мне нужно было мнение эксперта вот об этом.

Он вынул из внутреннего кармана что-то завернутое в папиросную бумагу. Развернув ее, он поднял за кончик вторую нитку сверкающих белых и голубых камней. На первый взгляд это ожерелье настолько точно повторяло ожерелье на столе, что Ева переводила глаза с одного на другое в полном недоумении.

— Это, — объяснил Дермот, тронув принесенное им колье, — ожерелье мадам де Ламбаль из коллекции сэра Мориса Лоуза. После убийства его нашли на полу возле горки, помните?