Самоубийство исключается

Во всяком случае, ей пора было подумать о том, чтобы самой выпить чаю. Она встала с дивана и заметила на полу лист бумаги с записями результатов изучения телефонного справочника. Подняв его, она с чувством вины подумала, что для работы за целый день это не так уж много. Она отложила его вместе со списком подозреваемых, составленным во время совещания, а потом довольно долго стояла, погрузившись в размышления. Вот эти-то минуты она и посвятила обмозгованию дела, о котором сказала Мартину. Когда они истекли, факт оставался на месте — совершенно очевидный и абсолютно необъяснимый: плотный ломоть реальности неуклюже ворочался у нее в мозгу. И у нее осталось то же упорное мнение, что в настоящее время его нельзя ни с кем разделить.

Она заканчивала первую чашку чаю, когда громкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Значит, мужчины вернулись, или скорее один из них. Конечно, Мартин. У Стефана свой ключ, а любой другой визитер просто позвонил бы в звонок. Мартин предпочитал молоток. Обычное нажатие кнопки звонка ему представлялось слишком банальным способом объявить о своем появлении. Она подбежала к двери и впустила его.

— Чай остался? Отлично! — были его первые слова, когда он плюхнулся на диван рядом с Анной.

Наливая ему чай, она знала, что может не спрашивать, хорошо ли прошел день и где он охотился.

— Ты вернулся раньше, чем я ожидала, — сказала она. — Тебе удалось что-нибудь выяснить, Мартин?

Мартин запихивал в рот кусок лепешки. Он выглядел страшно довольным.

— Это зависит от того, что называть выяснением, — сказал он с полным ртом. Он прожевал, сглотнул, а потом выпалил: — Во всяком случае, я видел мистера Джонса.

— Что?

— Вот так. Очаровательный старый парень с бородой. Он был очень приветлив. Даже приглашал меня выпить чаю. Но я предпочел поскорее вернуться.

— Господи, Мартин, о чем же вы говорили?

Он весело рассмеялся.

— Это и в самом деле было забавно, — сказал он, — и к тому же проще пареной репы. Сейчас расскажу тебе все, что произошло. Я отправился на Парбери-Гарденс, и это оказался один из этих больших многоквартирных домов, где список всех жителей вывешен внизу, в холле, наверное, из-за сострадания к тем парням, которые таскаются по домам, чтобы предложить свой товар или застраховаться. Так можно всегда заявиться и сказать консьержке, что ты старый друг семьи N. и потом, прорвавшись в квартиру, начать навязывать хозяйке свои услуги, ну ты знаешь, как это делается. Итак, просмотрел я этот список, и мой орлиный взгляд сразу выхватил одну любопытную деталь: оказалось, что против номера пятнадцать указан вовсе не Джонс. Там значилась фамилия Пибоди — миссис Элизабет Пибоди. Я всегда считал, что есть что-то фальшивое в женщине, которая зовется миссис Элизабет Такая-то, но это не обязательно доказывает, что она посещает гостиницы под фамилией Джонс. И все же никогда не знаешь наверняка, и всегда есть шанс, что эта Пибоди могла поменяться квартирами с Джонсом, и никто даже не позаботился изменить в списке имя. Поэтому я решил прибегнуть к хитрости. Я нажал на звонок с надписью «сторож», и вскоре появился маленький мальчишка. Я спросил его, живет ли в квартире номер пятнадцать мистер Джонс. Он посмотрел на меня, как будто я умалишенный, и сказал, что там живет миссис Пибоди. Правда, он не спросил меня, умею ли я читать, но, судя по его виду, он решил, что мне это искусство не доступно. Я сказал: «Ах, простите, а я думал, там живет мистер Джонс». Тогда он вроде как пожалел меня за мою тупость и сказал, что мистер Джонс живет в номере тридцать четыре, по другой лестнице. Я поблагодарил его, он мне любезно ответил и все такое.

Мартин прервал свой рассказ, пожелав выпить чаю. Анна налила ему еще чашку, пробормотав:

— Да, милый?

— Ну, — продолжал Мартин, энергично смахивая с губ крошки, — были, конечно, две возможности. Во-первых, миссис Пибоди могла останавливаться в «Пендлбери» как миссис Джонс. Во-вторых, ушлый детектив мог ошибиться номером, и наш Джонс мог жить в номере тридцать четвертом. Первое выглядело довольно сомнительным. Я торчал на лестнице, раздумывая, как бы мне завести разговор с Пибоди, когда меня интересовал Джонс, как вдруг мне повезло. Мальчишка как раз собирался вернуться в свою каморку после того, как указал мне, как пройти к тридцать четвертой квартире, когда перед парадным остановился грузовик, и в вестибюль вошел парень с довольно увесистой посылкой в руках. И она была адресована миссис Пибоди! Просто чтобы что-то сказать, я заметил мальчишке: «А, это посылка для миссис Пибоди!» Должно быть, это прозвучало совершенно по-идиотски, но вдруг оказалось козырным замечанием. Мальчишка ответил: «Это, наверное, одна из ее книг». Я сказал: «Похоже, книга здорово тяжелая» или что-то в этом роде. Тогда он объяснил: «Ей приходится иметь специальные книги», и меня вдруг осенило. «Брайль?» — спросил я. «Верно, — сказал он. — Знаете, это книги для слепых». Просто чтобы быть уверенным, я уточнил: «Так миссис-Пибоди слепа?» — и он сказал: «Да, это ужасно, правда?» Ну, тогда я решил, что больше могу не беспокоиться по поводу первого пункта, и спокойно вышел из подъезда.

— Дорогой, с твоей стороны это было ужасно умно!

— Ну, кроме того, мне еще немного повезло, — скромно потупился Мартин.

Он подождал, пока она ему возразит, но она с женским упрямством просто сказала:

— Итак, остался второй пункт. Видимо, он и оказался старым джентльменом, который приглашал тебя выпить чаю?

— Да. Это было очень смешно. Получилось вот что…

Но Анна не захотела слушать подробностей.

— Значит, он вовсе не был «М. Джонсом», да? — прервала она его.

— Фактически он оказался «Т.П.М. Джонсом». Я подумал, возможно, он окажется нашим парнем, поэтому я…

— Но оказалось, что он не тот. И я не думаю, чтобы Элдерсон допустил ошибку в номере квартиры. Так что остается сделать вывод, что в гостинице был записан фальшивый адрес и, скорее всего, фамилия тоже. Хотя это странно.

— Не вижу в этом ничего странного. Я именно этого и ожидал. Просто любовники выехали…

— Я понимаю, но я не об этом. Мне этого не приходилось делать, поэтому я не уверена, но разве обычно любовники оставляют свои имена в гостиничных книгах?

— Конечно нет, глупенькая. Они указывают фальшивые адреса, как сделал этот тип.

— Но остается еще одно. Это был настоящий адрес — не его, конечно, а чей-то еще. По-моему, странно так поступать. Или, может, я ошибаюсь? Скажи мне, Мартин, у тебя большой опыт. Что бы ты указал в книге постояльцев?

Мартин покраснел.

— Ну, не знаю, — промямлил он. — Любое, что пришло бы в голову, наверное.

Если Анна и заметила его смущение, оно ее не задело.

— Любое, что пришло бы в голову, — повторила она. — Да, думаю, так поступил бы всякий. И это может быть или совершенно вымышленный адрес, или реальный, но принадлежащий кому-то другому. Но если указан настоящий, значит, человек почему-то о нем подумал — по какой-то ассоциации, понимаешь, которая напомнила ему именно этот адрес, а не какой-то другой. Поэтому я не могу отделаться от мысли, что мы не должны сбрасывать Джонсов со счетов только потому, что они не живут в номере пятнадцатом по Парбери-Гарденс. Если они там не живут, значит, по крайней мере у одного из них должна быть причина, по которой они указали в гостинице именно его, а не, скажем, Плейн-стрит, Хэмпстед.

— Для меня это слишком сложно, — заметил Мартин.

— Да вовсе нет, это само собой напрашивается, и ты это понимаешь.

— Во всяком случае, не знаю, что еще мы могли бы предпринять в отношении Джонса.

— Я тоже. Но это плохо, потому что мы не можем вычеркнуть их из списка.

— Лично я считаю, что о них можно не беспокоиться. Это всего лишь любовники, которые…

— Да, Мартин, милый, ты уже говорил об этом. Ты часто повторяешься, знаешь?

— Извини, Анна. Давай забудем о них. Знаешь, я предпочел бы подумать о множестве вещей, которые давно не повторял.

И Мартин приступил к их повторению с усердием и разнообразием, которые делали ему честь.