Человек из прошлого

— И еще оглядываешься… — замечаю. — Не подкарауливает ли он тебя случайно за этим кустом? Ну и ну! Есть, значит, еще люди, которым и двадцати лет недостаточно, чтобы понять, что они живут на свободе и никто им не угрожает.

Илиев вроде бы слушает, но так же беспокойно оглядывается.

— У тебя голова-то на плечах есть? — говорю я. — Тогда соображай. На одной стороне — мы, государство, твое государство, а на другой — какой-то подонок Танев… И ты боишься этого подонка!

— Он не один… — объясняет Илиев, все еще не успокоившийся. — Он все время мне повторял, что он не один… Еще тогда, во время суда… Что если он из-за меня пострадает, то есть люди, которые тут же меня уберут… И я знаю, что есть… Вокруг него всегда крутились темные личности… Еще тогда, до Девятого…

Сигарета обжигает мне пальцы. Бросаю окурок и закуриваю снова.

— Слушай, Илиев. Мы лучше тебя знаем, кто и когда крутился возле Танева. У нас есть список всех его сообщников. Должен сказать, это в значительной степени список покойников… Или субъектов, вышедших из обращения… Есть еще несколько молодцов, запрятавшихся в мышиные норы, они сидят себе тише воды ниже травы… Танев — один. Понятно тебе? Один! Именно поэтому ему понадобились наивные простаки вроде тебя, чтобы парализовать их страхом и использовать в своих целях.

— Танев меня не использовал, — механически бормочет Илиев. — Я не из его людей…

— Но был же он у тебя вчера? И ты скрыл от меня, что был. Жена, говоришь, пошла в гости? Наверно, она душилась одеколоном? Был у тебя вчера Танев или не был?

— Был… —  произносит Илиев так тихо, что я едва его слышу.

— Зачем приходил?

— Спрашивал меня, где Медаров.

— Гм… Делал вид, что не знает о смерти Медарова?

Илиев кивает головой.

— А ты что ответил?

— Сказал, что приходили смотреть комнату и сообщили, что Медаров умер от удара.

— Точно так и ответил?

— Точно так.

— А дальше что было?

— Потом Танев спросил, не приходил ли кто-нибудь из милиции. Я сказал, что нет.

— Хорошо хоть, догадался так сказать. Еще что?

— Больше ничего. Танев снова повторил, что я ни в коем случае не должен говорить, что я его в последние месяцы видел, пригрозил своими приятелями и ушел.

— И поскольку он тебе пригрозил, ты продолжал мне лгать и укрывать его.

— Я не человек Танева, — механически бормочет Илиев.

— Если бы ты был человек Танева, мы бы разговаривали с тобой в другом месте. Но он использовал тебя, и не так уж невинно, как ты думаешь… Не только для обслуживания машины.

— Я не участвовал в подлых делах Танева, — продолжает оправдываться все так же механически Илиев.

— Ты, может быть, не участвовал в них впрямую. Но достаточно даже того, что ты молчал. Молчание, Илиев, иногда золото, но в иных случаях — страшное преступление. И случай с тобой — как раз из этой категории. Ты должен искупить свою вину. Поэтому говори! И начинай с самого начала!

— С процесса?

— Нет, не с процесса. А с самого начала. Мы начинаем обычно от Девятого сентября. А ты начнешь немножко пораньше: от “Кометы" до наших дней…

Даю это указание и снова сажусь на скамейку.

— О "Комете" я уже говорил, — припоминает Илиев.

— Тридцать процентов. А меня интересует остальная часть, самая важная. И помни, что сантиграммы терпения, о которых я тебе говорил, уже на исходе. Давай!

— Главный в "Комете", — начинает Илиев глухо, — был Костов. У него было больше всего денег, связи с большими людьми и с гитлеровцами. Танев вначале действительно был только подставным лицом. Он дальний родственник Костова, и его ипользовали, чтобы предприятие имело вид товарищества и платило меньше налогов. Но в последние два года гитлеровцы все больше работали с ним.

— Как — работали?

— Ну вся фирма "Комета" была состряпана только для того, чтобы прикрывать аферы гестаповцев. И Танев стал у них своим человеком. Через него находили людей. Он был самым ловким и самым смелым из всех троих. Костов и Мед аров начали его побаиваться. Было уже ясно, что Танев стал важной персоной. Располагал большими деньгами… Ну а потом была эта история с бегством Костова… Потом…

— Слушай, Илиев, — прерываю его. — Предупреждаю тебя в последний раз. И если ты все еще боишься Танева, то должен тебе сказать, что ты боишься не того, кого надо! Погляди на меня!

Илиев испуганно поднимает глаза.

— "Эта история с бегством Костова…" — повторяю, глядя на него в упор. — Вот о ней ты и расскажешь. И подробнейшим образом. Ты сам был там!

Произношу последнюю фразу с такой уверенностью, будто действительно убежден в своей правоте. Но иногда следует полагаться и на гипотезы.

Илиев виновато опускает голову и говорит совсем тихо:

— Был…

Больше натиск не нужен. Тот, кто сказал "был", скажет уже и все остальное.

— Это было в ночь на восьмое. Слышим — тревога. Поднялись и — в убежище. Костов устроил его в дачном подвале. И только Танев открыл дверь в подвал, как стало ясно, что Костов бежал. Сейф, где все они держали деньги, был раскрыт. Это был старый сейф. Открывался он тремя разными ключами одновременно, и каждый из троих имел по ключу. Но Костову удалось его открыть. Наверно, у него был второй комплект… "Ну пеняй на себя, сволочь! — сказал Танев и тут же приказал: — Илия, заводи "мерседес". Я вывел машину из гаража. Медаров и Танев стояли посреди двора и о чем-то договаривались. Увидев, что я готов, они сели сзади, и Танев крикнул: "Давай в Божурище! Прямым путем — через Банкя. И побыстрей!" — "Без света быстро не могу", — говорю. "Включи фары, черт бы тебя подрал!" — "Стрелять будут", — отвечаю. "Включай свет, говорю, пока я сам не начал стрелять!" Включил я свет, что делать, поехали. Из разговоров я понял, что Костов решил удрать на гитлеровском самолете, — так они думали. В последние дни все только о том и говорили — бежать или подождать, пока все утрясут с немцами… Проехали мы Горну Баню, едем к Банкя. Шоссе — яма на яме, а Танев все в спину меня толкает: "Быстрей, быстрей, тебе говорят!" Добрались и до Банкя. Только выехали из села, видим — фары вдали блеснули. "Если это "опель" Костова — догоним! — кричит Танев. — Давай, Илия, жми!" Я дал газу и, когда поднялись в горку, увидел впереди "опель" Костова. "Мерседес" будь здоров тянет, куда там "опелю" до него. В общем, догоняем. "Как перегонишь, ставь поперек и блокируй дорогу", — командует Танев. Так я и сделал. Танев и Медаров выскочили из машины. "Только тихо", — успел сказать Медаров. "Ты меня не учи!" — огрызнулся Танев и побежал к "опелю". Тут я увидел, что в руках у него автомат…

По аллейке мимо нас проходит рабочий в выцветшем комбинезоне.

— Что, надоело нормы перевыполнять — болтовней занялся? — подшучивает он над Илией.

Илия не отвечает. Рабочий понимает, что тут что-то серьезное, и уходит.

— Танев открыл дверцу "опеля" и сказал Костову, съежившемуся сзади: "Вылезай, компаньон, приехали!" Тот, как мокрая курица, вылез из машины. "И ты давай! — кричит Танев Андрееву, шоферу. — Быстренько, быстренько", — и размахивает автоматом. Андреев тоже вылез. "Ну что, удираешь? — говорит Танев. — А компаньоны? Зачем они тебе, если ты денежки хапнул?!" Костов молчит. Что тут скажешь! Яснее ясного. Но Танев, кажется, смягчился. "Ладно, ничего, — говорит. — Что было, то было. Мы человечней тебя. Договоримся так: едем вместе. Раз старая лиса удирает — значит, настало время. И никакого дележа до поры". Костову будто мельничный жернов с шеи сняли. "Вместе, Лазарь, вместе. Только надо спешить, брат!" — "Когда будет самолет? — спрашивает Танев. — И что за самолет? Еще на фронт угодим!" — "Нет, самолет транспортный, — говорит Костов. — Берет высший офицерский состав. Летит прямо в Берлин". — "Кто ж нас туда пустит?" — допытывается Танев. "Как кто? Полковник Кирхнер нас ждет, ты его знаешь". — "Ну, если так…" — говорит Танев и как полоснет в него из автомата. Ну, тот сразу… Тогда Танев поворачивается к Андрееву, который сидит у машины. На Андреева у него был зуб — не знаю за что. "Ну а ты что, — говорит, — глаза вытаращил? Спой что- нибудь!" Тогда я догадался, в чем было дело. Андреев был весельчак и, когда мыл машину, всегда напевал. И все такие, наши песни. Танев, значит, услышал как-то или донес ему кто. "Глядите, какой молчун! — куражится Танев. — Случайно песню "Катюша" не знаешь?" — "Знаю", — отвечает Андреев и смотрит на него спокойно. "Ну вот и спой ее тогда". А Андреев молчит, поднялся только и стоит возле машины. Потом говорит тихо: "Я по приказу не пою". — "Ну тогда обойдемся без песни", — говорит Танев. И опять дает очередь из автомата. Андреев упал на колени, но еще живой.