Бюро расследований Квина

— Но где? — взмолился инспектор Квин, когда два автомобиля вновь устремились на север к Мармиону.

— У Грейди в брюхе, — отозвался сержант, борясь с рулем.

— Он хотел заставить нас так думать! — крикнул Эллери, перекрывая рев мотора. — Быстрее, сержант! Поезд отошел от Мармиона и не появился на следующей станции к югу, где мы собирались подобрать Лизбет. Он исчез без следа. Между Мармионом и Уопогом нет ничего, что могло бы объяснить его исчезновение, — ни моста, откуда он мог упасть, ни реки, озера или оврага, куда он мог свалиться, ни туннеля, где он мог спрятаться, — только прямая линия на голой равнине. Великолепная иллюзия! Но объяснением служат те же факты, которые придают этому вид чуда… Нет, Вели, не замедляйте! — крикнул Эллери, когда впереди появился полустанок Мармион. — Поезжайте на север — мимо Мармиона!

— На север мимо Мармиона? — ошеломленно переспросил инспектор. — Но поезд проехал через Мармион, Эллери, направляясь на юг…

— Однако его нет нигде к югу от Мармиона, не так ли? И факты свидетельствуют, что состав физически не может находиться нигде к югу от Мармиона. Значит, он вообще не проезжал здесь!

— Но начальник станции Мармион говорит…

— Говорит то, за что заплатил ему Грейди! Это был трюк с целью заставить нас кружить между Мармионом и Уопогом, покуда Грейди и его шайка остановили поезд между Мармионом и разъездом Гроув! Слышите стрельбу впереди? Мы успели вовремя!

В четырех милях к северу от Мармиона, где долина переходила в подножие холмов, они увидели «Снежок». Ему преграждал дорогу стоящий поперек рельсов массивный грузовик с прицепом, и его обстреливали около дюжины бандитов, скрывающихся в лесу.

Две фигуры: одна — лежащая неподвижно, а другая — ползущая к лесу с перебитой ногой, — свидетельствовали, что нападавшие получили отпор. Из двух занавешенных окон вагона лес осыпал град пуль. Грейди и компания не знали, что переодетые северными лесовиками Голдберг и Джонсон несли в чемоданах два пистолета-пулемета и достаточное количество боеприпасов.

Когда нью-йоркские детективы из автомобиля вступили в сражение, банда Грейди бросила оружие и подняла руки.

Эллери и инспектор вошли в вагон и увидели, что Лизбет съежилась на полу вместе с другими перепуганными пассажирами среди кучи горячих гильз, а детективы Джонсон и Голдберг трясущимися руками зажигают сигареты.

— С вами все в порядке, девушка? — с тревогой осведомился инспектор. — Вам что-нибудь нужно?

Глаза Лизбет устремились на него из хаоса дыма, крашеных волос, пота и слез.

— Только место свидетеля, папаша! — прошептала она.

Отдел ложных претендентов

ВЕДЬМА С ТАЙМС-СКВЕР

Если бы вы в прошлом году спросили отца Боуэна из церкви Всех Душ неподалеку от Таймс-сквер, разделяет ли он доктрину Второзакония относительно ока за око, он бы упрекнул вас, будучи добрым англиканцем, и процитировал бы стих 39 главы 5 Евангелия от Матфея, предписывающий подставить левую щеку тому, кто ударит вас в правую. Но если вы зададите ему этот вопрос сегодня, отец Боуэн, скорее всего, усмехнется и процитирует сугубо мирское изречение Эллери Квина по поводу дела ложного претендента.

Среди паствы отца Боуэна на Западных 40-х улицах можно отыскать немало паршивых овец. До прошлого года худшей из них была веселая пожилая леди, известная зазывалам, продавцам газет, барменам, копам и другим обитателям Бродвея как Ведьма, — карга с длинными светлыми с проседью волосами, морщинистыми щеками и быстрыми голубыми глазами, которая носила юбки, волочащиеся по тротуару, безобразную шаль и мужскую шляпу, извлеченную из мусорного ящика какого-то ночного клуба. Ведьма — в ее жилах текла английская кровь, и ее фамилия была Уичингейм — жила одна в полуподвале около Десятой авеню, торгуя по ночам фиалками, букетиками гардений для корсажей и страховыми полисами под навесами и неоновыми вывесками. Ближе к утру ее обычно можно было застать в каком-нибудь ночном баре перед длинной вереницей пустых стаканов из-под джина с тоником, напевающей «Ярчайший и лучший из утра сынов» или «Единственный церкви фундамент» [52] хриплым бодрым голосом. В церкви Всех Душ она появлялась не слишком часто, но регулярно бывала в исповедальне, где с энтузиазмом вдавалась в клинические подробности.

Ее пастырь тяжко трудился в этом винограднике, но не имел повода возрадоваться, покуда однажды зимой Ведьма не приняла по ошибке свежий снег за простыню своей кровати и не проснулась в больнице Бельвю с двухсторонней пневмонией. Во время болезни на нее снизошел свет, и она послала за отцом Боуэном, который спешно начал культивировать самую упрямую из его виноградных лоз, и вернулась домой кающейся грешницей.

— Тогда в чем проблема, отец Боуэн? — спросил Эллери, морщась во время попытки повернуться в кровати. Десять дней назад он слег с приступом ишиаса и сходил с ума от боли, когда пришел священник.

— Корень проблемы — любовь к деньгам, мистер Квин. — Отец Боуэн просунул костлявую руку под мышку Эллери, ловко помогая ему повернуться. — Смотрите Первое послание святого Павла к Тимофею, глава 6, стих 10. [53] Как выяснилось, мисс Уичингейм располагает изрядным количеством ценных предметов, бумаг и наличных денег. Разумеется, бедняжка была скрягой. Но теперь, в период духовного возрождения, она хочет все отдать.

— Какому-нибудь нуждающемуся бармену, отец?

— Хорошо бы, если так, — вздохнул старый священник. — Я знаю по меньшей мере трех, чья нужда велика. Но нет — все должно перейти к ее единственному наследнику. — И отец Боуэн поведал Эллери странную историю племянника Ведьмы.

У мисс Уичингейм была сестра-близнец, и, хотя они во всем походили друг на друга внешне, их вкусы резко отличались. Например, мисс Уичингейм рано выказала склонность к джину и ржаному виски, в то время как ее сестра считала алкоголь изобретением дьявола.

К несчастью для мисс Уичингейм, различия во вкусах распространялись и на мужчин. Мисс Уичингейм влюбилась в маленького смуглого человечка — спустя сорок пять лет она не помнила, итальянца или испанца, — а ее сестра, чьим евгеническим кредо было «люби похожего», отдала девичье сердце «сугубо нордическому типу», как говорила Ведьма отцу Боуэну, — некоему Эрику Гору из Фергас-Фоллс в Миннесоте, высокому флегматичному викингу, который перешел в Англиканскую церковь и стал священником-миссионером. Итальянец или испанец мисс Уичингейм оказался негодяем, который бросил ее невенчанной, с приятными, хотя и не слишком респектабельными воспоминаниями, а преподобный Гор предложил ее сестре священное таинство брака, на что та дала согласие.

У Горов родился сын, и, когда ему исполнилось восемь лет, родители отплыли с ним на Восток. Какое-то время жена миссионера переписывалась с сестрой, но, так как мисс Уичингейм все чаще меняла адрес, письма из миссии в Корее приходили все реже, а потом и вовсе прекратились.

— Насколько я понимаю, — сказал Эллери, осторожно передвигая левую ногу, — когда ваша причастница покаялась в грехах, она попросила вас разыскать ее сестру.

— Я навел справки в нашем миссионерском отделе, — кивнул отец Боуэн, — и выяснил, что отец Гор и его жена были убиты много лет назад — до войны японцы делали очень затруднительной работу христианских миссионеров в Корее — и что их миссию сожгли дотла. Считалось, что их сыну Джону удалось бежать в Китай, но никаких его следов найти не удалось. Моя прихожанка обнаружила неожиданную твердость характера. Мисс Уичингейм настаивала, что ее племянник жив, что его нужно отыскать и привезти в Соединенные Штаты, дабы она могла перед смертью обнять его и передать ему все свои деньги. Не стану утомлять вас подробностями наших поисков, мистер Квин, которые были дорогостоящими и безнадежными — вернее, безнадежными они казались мне, ибо мисс Уичингейм не сомневалась в успехе.

— И племянника Джона нашли?