Ля-ля-фа

аю в кроссовки, хлопаю дверью, пересекаю двор, цепляя расстроенного студента, и влетаю в подъезд Джерри.

– Саша, это ты? – голос Юльки звучит ровно, без недовольства.

Мне это не нравится. Я ожидал что-нибудь типа: “Ты еще не убрался, попугай кожаный?”. Поэтому я чеканю железом:

– Это-не-Саша. Это Николай Григорьевич Томин.

Первое, что я хочу спросить, когда Джерри открывает дверь: что это за пумпиндель в “Ри-боке”. Но быстро вспоминаю свой последний визит к Юлии и необходимость осмотрительности в выборе тактики. Поэтому опускаем глаза и шепчем:

– Можно?

– Проходи.

Джерри молодец. Воспитание, как у дворян французских королей. Не то что у Шурки. С порога: “Тебе чего?”.

Следуя полученному разрешению, я прохожу. Джерри причесывается у зеркала в прихожей. Я воспринимаю это как знак внимания.

– Что такой кислый?

– Потому что кисло.

Юлька пожимает плечами.

– Представляешь, нам сегодня преподаватель стихи читал. Сказал, что так лучше понимается сущность его предмета.

– И что за предмет?

– Теория государства и права.

– Ну и как? Поняла сущность?

– Возможно. Хотя стихи были о любви.

– Я вот тоже потихоньку сущность государства узнаю. Правда, без стихов, но объясняется вполне доходчиво.

– Ты о чем?

– Юля, мне очень нужны сто долларов…

Последняя реплика произносится с максимальной жалостью и гнусавостью в голосе. Поэтому Джерри не сразу вступает в антитоминскую коалицию, а тихонько уточняет:

– Зачем?

Я, стараясь не слишком искажать факты, выкладываю ей историю с моим залетом. Джерри понимает не сразу:

– Тебя что, в тюрьму посадить могут?

– Могут. Они все могут. Ты пойми, Юлька, я не плачусь тебе, не прошу жалеть. Просто обидно. Ведь ни за что…

– Ни за что не бывает.

– Это, конечно, правильно, только меня действительно ни за что. По сути. Это не моя наркота. И я не хочу в тюрьму.

Юлька молчит. Потом неожиданно спрашивает:

– А ты не врешь, Том?

Я жалею, что выкинул следовательскую записку.

– Там потолок в дырочку.

– Где?

– В ментовской. Можешь сходить и проверить.

– Ты пробовал достать деньги?

– Да. Слишком мало времени. Шесть дней.

Джерри вздыхает. Я предвижу следующие слова. Поэтому упреждаю:

– Юль, не надо, а? Да, я дурак, пацан, никто, но я не хочу туда.

– Мать знает?

– Нет. Я не говорил, у нас все равно нет денег, зачем зря расстраивать?

– Когда сможешь вернуть?

– Как заработаю. Мне бы сейчас перехватить на время. Потом с Шуркой найдем.

Очень сомнительно. (Но это про себя.)

Джерри встает с дивана и выходит во вторую комнату. Во мне затеплилась надежда. О Господи, лишь бы она набила что-нибудь.

Юлька быстро возвращается и протягивает мне стодолларовую бумажку. Я не верю своим глазам. Осторожно беру купюру и рассматриваю ее. Полноценный президент Франклин, чем-то похожий на нашего учителя истории, улыбается из своей овальной рамки. “Хундред долларс”. “Унитед ста-тес оф Америка”.

Я начинаю бормотать какие-то глупости. Юлька перебивает:

– Постарайся