Четыре орудия убийства

— Ну, вот вам и результат, — радостно произнес доктор Мабюс. — Аммиак не самая сильная щелочь, но и он сработал. Видите, на пробирке появились белые пятнышки? Понюхайте. Это — хлороформ. Таким образом, эти таблетки на основе хлоралгидрата. В каждой из них гран по двадцать. Ну, вы удовлетворены? Если да, то представление окончено. Леди приняла большую дозу.

Банколен от удивления даже присвистнул, и компания, все как один, оторвалась от рассматривания пробирки и уставилась на сыщика.

— Да, я так и думал, — констатировал он. — Если верить Гортензии, мадам Клонек заглотнула шестьдесят гран. Но она не от этого…

— О нет, она умерла не от таблеток. Думаю, вы это хотели узнать. С другой стороны, приняв их, мадам в ночь любви потеряла всякое желание насладиться любовными утехами. Прошу прощения, мадемуазель!

Извинение Мабюса было адресовано Магде. Доктор приложил ладонь к своему вспотевшему лбу.

— Но что поделаешь, я должен был это сказать. Ведь так же? Я полностью согласен с Гортензией. Не пойму, зачем мадам это сделала? У меня была одна знакомая красотка с Нюлли…

При этих словах Магда улыбнулась, и на ее покрасневших щечках появились очаровательные ямочки.

— Ну, это уже слишком, — недовольно пробурчал по-английски Дуглас.

— Успокойся, — осадил его Стенфилд. — А вам, месье Банколен, мы благодарны за то, что позволили увидеть вас за работой. Для нас всех это было так интересно! Хотя по-другому и быть не могло.

Я знаком со многими сотрудниками вашего департамента, департамента Бордо, с префектом месье Селестином, главным прокурором. У меня с ними установились добрые отношения. Хочу сказать, что их вряд ли удовлетворят результаты такой работы. Надеюсь, вы меня понимаете? В связи с этим хочу задать вам один вопрос. Скажите, а где вы взяли это?

Расплывшись в ехидной улыбке, он указал на револьвер и кинжал, которые держал старый сыщик.

Куртис уловил в вопросе Стенфилда что-то зловещее.

Банколен подбросил кинжал в воздух и, раскрыв ладонь, поймал его.

— Друг мой, вы только зря теряете свое драгоценное время, — усмехнувшись, сказал он. — Машина в вашем распоряжении. Вы сейчас можете возвращаться в Париж. Ну что, едете?

— Извините, но я только спросил откуда…

— Узнали их? Одно или оба?

По лицу Стенфилда пробежала тень. Он неожиданно рассмеялся.

— Мне показался знакомым нож, — подтвердил Стенфилд. — Несколько лет назад я подарил точно такой мадам Клонек. Эти ножи, как сувениры, я привез с Корсики. Один из них всегда лежал на моем письменном столе. Им я открывал конверты. Когда мадам увидела этот нож, она пришла в такой восторг, что я тут же его ей и подарил.

— Вы хорошо ее знали?

— Только по роду работы.

— Постарайтесь выражаться точнее. По роду вашей работы или ее?

— Моей, — сухо ответил Стенфилд. — Ваш намек я понял, но он меня ничуть не задел. Я понимаю, что в подобных делах всегда ищут женщину. Но я, мистер Банколен, человек семейный и очень привязан к дому. У меня на шее четверо шаловливых детей. А эти глупости пусть совершает молодежь.

Нет, миссис Клонек была для меня только клиенткой. Она часто путешествовала и за услугами обращалась в наше турбюро. Всеми ее заказами всегда занимался только я. А тот нож, что я ей подарил, — всего лишь дешевый сувенир…

— Понятно. Вы сказали, что подарили его несколько лет назад, так, будто бы это произошло в годы вашей юности. А вы не вспомните, когда это было?

— О, три или четыре года назад. Точно не помню.

— Но мадам Клонек так им дорожила, что, уезжая всего лишь на уик-энд, взяла его с собой. Расставаться не хотела?

Стенфилд задумался. Но его молчание продолжалось недолго.

— Насколько я знаю, она всегда брала его с собой, — ответил он. — Как средство обороны. Знаете, некоторые женщины путешествуют, имея при себе маленький револьвер. Вот такой, как у вас в руке.

К несчастью, мадам Клонек терпеть не могла огнестрельное оружие. Она говорила, что выстрелить из него все равно не сможет. Даже спасая свою собственную жизнь. А вот холодное оружие мадам обожала. Не знаю почему, но оно приводило ее в трепет. Вы, наверное, слышали об инциденте в ночном клубе, когда она во время аттракциона выдернула из доски нож. Это и послужило поводом для их ссоры с Дугласом.

Предупреждая вопрос, он воскликнул:

— Нет, подаренный мной нож мадам Клонек взяла с собой на виллу не потому, что чего-то боялась. Просто с ним она чувствовала себя в большей безопасности.

Банколен слушал молча, втянув голову в плечи. Когда Стенфилд закончил, сыщик дважды подбросил кинжал и, повернувшись к Мабюсу, спросил:

— Отпечатки пальцев на кинжале были?

— Да. На рукоятке. Только убитой. Других не обнаружили.

— На рукоятке? Интересно. А на лезвии?

— Лезвие чистое. Вот только… — Доктор Мабюс замялся. — Об этом скажу позже. То же самое и на рукоятке револьвера. И вот еще что. Убийца перчаток не надевал — кинжал он брал полотенцем. На лезвии остались ворсинки ткани. Я их сохранил.

— Да, загадка, — задумчиво произнес Стенфилд. — Значит, на кинжале только отпечатки пальцев убитой! А она не могла покончить с собой?

— И после этого лечь в постель? — с иронией спросил Банколен. — Нет, такого не может быть. Обратите внимание на такой факт. Гортензия говорит, что, раскладывая вещи мадам, она убрала кинжал в ящик туалетного столика. Вспомним все, что рассказала нам горничная. Вчера утром, то есть в субботу, она пришла к вам с письмом и попросила его перевести. Вот это письмо.

Он вынул из кармана напечатанное на машинке письмо, подписанное «Ральф Дуглас».

— Да, это — оно, — подтвердил Стенфилд.

— Вы по-прежнему утверждаете, что никаких отношений, кроме деловых, у вас с мадам Клонек не было?

— Со всей определенностью заявляю, что да.

— А вас не удивляет, что долго проработавшая у нее горничная, теперь никак не связанная с ней, принесла вам на перевод столь деликатное письмо? Английский у Гортензии достаточно хорош, чтобы понять его содержание.

Зная, что может получить у мадам прежнее место, она могла бы вести себя более осторожно и не раскрывать секретов своей прежней хозяйки. У нее наверняка много знакомых среди горничных со знанием английского языка. И тем не менее Гортензия обратилась за помощью именно к вам. Почему?

— Об этом лучше спросить саму Гортензию. Я на этот вопрос ответить не могу. А вы удивлены, что, попав в затруднительное положение, люди обращаются за помощью в турагентство?

— А то, что к вам пришли с письмом такого содержания, вас не удивило?

— Нет, — резко ответил Стенфилд. — Поскольку письмо личного характера, я, читая его, чувствовал себя неловко. Из всего, что было тут сказано, я понял, что человек в коричневом плаще вовсе не Дуглас, а письмо — фальшивка. Поэтому я очень рад за мисс Толлер. Хотя неприятностей ей все равно не избежать.

Тогда, ознакомившись с текстом, я не знал, что это послание не Дугласа. Поэтому решил, что его отношения с мадам Клонек возобновились. А ведь он уже был помолвлен с мисс Толлер.

— И вы, естественно, рассказали обо всем миссис Бенедикт Толлер. Не так ли? Она же для вас не только начальница, но и друг.

Молчание затянулось. Куртис понял, что Стенфилд загнан в угол и ему оттуда уже не выбраться.

— Нет, я этого не сделал, — наконец напряженным голосом произнес Стенфилд. — Вот все, что я могу вам ответить.

— Ну, как хотите. Я вас об этом спросил только потому, что нечаянно подслушал разговор мисс Толлер, мистера Дугласа и мистера Куртиса. Вчера утром Гортензия принесла вам на перевод письмо. Вчера вечером после ссоры с матерью мисс Толлер уехала из дома, заявив той, что все равно станет женой мистера Дугласа. Знаете, для больших домашних скандалов всегда есть веские причины.

Банколен помахал письмом и бросил его на кровать.

— Мисс Толлер, — обратился он к Магде, — ваша мать знала о письме? Она вам о нем упомянула?

Девушка вся напряглась, в ее больших карих глазах появился лихорадочный блеск.