Побег на Альфу Центавра (сборник)

– Скажите, Николь, когда вышла последняя книга Бердски? – с изрядной долей сарказма спросил он

– Понятия не имею, Генри. Я давно покинула ряды поклонников его таланта. Но зачем вам это? – удивилась я.

– Держу пари, по крайней мере, лет пять о нем никто не вспоминал, – заявил мой шеф без тени сомнения в голосе.

– Если вы считаете это важным, я позвоню Бобу Ломбарди, – усмехнулась я понимая, куда он клонит.

– Конечно, потом позвоните. У вас уже есть версии, Николь? – спросил он.

– Пожалуй, есть одна... – слегка слукавила я.

На самом деле их было две, если не считать того, что я уже предвидела, какую версию выдвинет Генри, но обсуждать с ним версию о похищении Бердски инопланетянами было явно бессмысленно. Легче обсудить с атеистом непорочное зачатие.

– И?

– Похоже на отвлекающий маневр. Кто-то похитил Лайоша Бердски, обставив дело так, будто поработали инопланетяне. Может, скоро потребуют выкуп?

– Вы противоречите себе, Николь! Понятия не имею, что могут потребовать инопланетяне, только не выкуп. Но что тогда?

– Наверно, вы правы, Генри. Не знаю, что можно потребовать от писателя-фантаста.

– От писателя можно потребовать две вещи: либо написать книгу, либо уничтожить написанную.

– Сумасшедший поклонник, истосковавшийся по новым книгам любимого автора, похищает его, чтобы под дулом пистолета заставить написать новый роман!

– Либо столь же сумасшедший ненавистник хочет принудить автора уничтожить собственные произведения.

Я рассмеялась и посвятила Генри в историю, произошедшую со мною в детстве. Генри посочувствовал мне и пожалел, что я не реализовала свои детские желания.

Мы обсудили оба варианта и пришли к выводу, что конструктивная версия выглядит намного убедительнее деструктивной и оправдывает привлечение к делу инопланетян. Ведь уничтожить рукописи они могли, не похищая автора...

– А у вас, Генри, есть версия? – спросила я, уже представляя, что сейчас услышу, хотя, как оказалось, не совсем угадала.

– Да, Николь, и у нее есть преимущество перед вашей: она обходится без сумасшедшего поклонника.

– Но вы же не думаете, что его похитили инопланетяне? – я попыталась, как умела, приправить свой вопрос сарказмом, и, кажется, мне это удалось.

– Я удивлен, что вы не высказали эту версию. – Помолчав, Генри добавил: – Николь, если бы инопланетяне интересовались современной фантастикой, они бы давно оставили нашу планету в покое. Так что и инопланетяне здесь ни при чем.

– Это была шутка, Генри.

– Так вот, скорее всего, никто вашего горе-фантаста не похищал. Он скрывается в каком-нибудь Тьмуколорадо, где никто не слышал ни о нем, ни о его книгах, и внимательно следит за тем, как раздувается шумиха вокруг его имени. А потом подкинет главу своего романа, что-нибудь из жизни инопланетян... О чем он еще может написать?

– Так вы считаете, что это всего-навсего хитрый ход рекламной кампании?

– Не знаю, насколько хитрый. Кто может попасться на такой трюк?

– Что же делать? – спросила я, словно кто-то ждал от меня каких-либо действий.

– Только ждать, Николь. Самое интересное, что обе наши версии приведут к одному и тому же: появлению нового произведения Лайоша Бердски!

Между тем имя Бердски тиражировали во всех газетах, радио и телевидение не отставали. Со складов извлекли нераспроданные книги со старыми творениями Бердски, о которых, как еще недавно казалось, забыли навсегда.

Через неделю позвонил Боб Ломбарди. Он обнаружил в своем почтовом ящике дискету с первой главой нового романа «На альфу Центавра и обратно». Дискета была завернута в лист обычной белой бумаги, на котором рукой Лайоша (в этом у Боба не было никаких сомнений) было написано: «Передай Натали, что со мной все в порядке. Инопланетяне обещают меня вернуть, как только я закончу роман». Боб скопировал дискету в компьютер и сообщил полиции. Кроме отпечатков пальцев Бердски и Боба, никаких иных следов не обнаружили. Графологическая экспертиза подтвердила, что сопроводительная записка написана Бердски. Первая глава рассказывала о похищении и о шестипалых, трехглазых, но двуногих и с огромной головой, похитителях...

(У Николь сохранился небольшой фрагмент с этой первой дискеты, отрывок, опубликованный в одном из журналов, думаю, было бы любопытно его здесь привести)

«Трудно в это поверить, но мне было отпущено, по меньшей мере, двадцать лет с того момента, как я поставил точку в своем последнем романе “По образу и подобию”. Точка в романе – это не точка в жизни, скорее точка с запятой... Не боясь показаться наивным, предположу, что вы нашли несколько часов хотя бы пробежаться по нему по диагонали, спирали, экспоненте или еще какой замысловатой кривой.

Главный герой романа Джонни Норвуд страдает от шизофрении. Точнее, страдает его ближайшее окружение: друзья, родители, коллеги на работе. Сам он не ощущает себя больным и даже пытается (разумеется, безуспешно: медицинская комиссия ссылается на мифическую болезнь, придуманную в качестве заменителя шизофрении, как сахарин заменяет сахар) вступить в отряд космонавтов.

Он не осознает себя больным. По мере развития болезни ему кажется, что мир сходит с ума. Джонни ставит себе цель спасти его, переделать по своему образу и подобию. Как ни странно, он находит множество сочувствующих. Он создает партию СН («Светлое настоящее»), побеждает на выборах, становится президентом. Но, как выясняется, принципы всеобщей справедливости и чести, снискавшие отклик в сердцах избирателей и вознесшие его на вершину власти, не позволяют эффективно управлять страной. Соратники подставляют его, он становится помехой к достижению их корыстных целей и после некоторых перипетий уходит в отставку. Пытается покончить с собой, но неудачно, и доживает свои дни в частной психиатрической лечебнице.

Успешная работа над романом требует почти полного погружения в жизненные проблемы главного героя, абсолютное сопереживание с ним, и это не так сложно, как многие считают. Гораздо сложнее выйти из образа. Чтобы не последовать по стопам своего героя, я принял решение оставить на время занятия литературой и сдул пыль со своего диплома архитектора.

Прежде всего, я перестроил фасад нашего дома, что чуть не стоило мне полного разрыва с женой. Оценив результаты моих трудов, она приняла успокоительное и взяла с меня слово, что я не изменю внутреннюю планировку. Я смешал все известные мне стили: античные колонны, кариатиды вперемешку с атлантами внизу, верхние два этажа украсил нелепой лепниной, изображающей фантастических чудовищ, порожденных сном разума (тут уж я дал волю своему воображению), и завершил композицию пристроенными башенками с псевдоготическими шпилями. Гауди отдыхает.

Я не рассчитывал, что найдется хоть один здравомыслящий человек, возжелавший бы поселиться в столь чудовищном строении, но мой дом пробудил фантазию людей, дремлющую в большинстве из нас созидательную энергию, и я получил несколько вполне приличных заказов, экстравагантностью превзошедших мое творение. Мир в семье был восстановлен.

Двадцать лет трудов на этом поприще привели к тому, что мало кто помнил писателя-фантаста Бердски, зато многие знали меня как самобытного архитектора. Но вечная тяга к переменам заставила меня вновь взяться за перо: я засел за новый фантастический роман, который с нетерпением ожидали, по крайней мере, в издательстве «Вселенная». Согласно договору, после выпуска книги в свет мне предстояли не менее десяти встреч с читателями, чтобы напомнить им о моем существовании.

Первая из встреч должна была состояться в клубе ветеранов. Я выехал из дома, когда сумерки уже начали сгущаться, надеясь в пробках еще раз продумать план выступления – я основательно подзабыл, что это такое. До начала встречи оставалось более получаса. Вырвавшись на объездное шоссе, я решил начать выступление поэффектнее, для чего сгодился бы какой-нибудь анекдот, надо было только выбрать посмешнее. Не успел я как следует поднапрячь память, мои попытки выудить из нее что-нибудь подходящее были прерваны человеческой фигурой, неизвестно откуда взявшейся на моем пути. К счастью, я ехал с небольшой скоростью, так как понял, что попаду в клуб минут на десять раньше, чем приличествует известному писателю.