Убийце — Гонкуровская премия

Жозэ пересёк площадь Реколле. Домов не было видно, они растворились в тумане.

Улицы были пустынны. Свет фонарей лишь слегка пробивался сквозь плотную завесу, покрывшую спящий город.

Проходя мимо гостиницы Розовая гроздь, Жозэ остановился и взглянул на это старое здание. В окнах было темно.

Хозяева наверняка уже легли.

Учитель, видимо, отложил свои археологические исследования: не пробивался свет и сквозь щели его ставен.

Жозэ медленным шагом направился к монастырю Сен-Пьер. До чего же это тихий уголок! Вдали темнел портал с его каменными скульптурами. Журналист вспомнил низкий голос учителя истории: Портал — это жемчужина, да, да. Нечто невообразимое. Настоящее чудо. На фронтоне — апокалипсическая сцена. Боковые стены украшены скульптурами. К великому сожалению, они сохранились плохо. Жозэ уже любовался этими скульптурами. В самом деле, прекрасная работа. Жалко, что они пострадали от времени, а может быть, в этом повинна и человеческая небрежность.

Он чиркнул спичкой и подошёл вплотную к скульптурам, так искусно высеченным из камня.

Ветер пригнул пламя и загасил спичку. Здесь он дул со всех сторон.

Жозэ чиркнул второй спичкой, но на этот раз сам задул её и, резко отпрянув, спрятался в тени портала. Кто-то бродил поблизости. Жозэ подождал.

Нет, пожалуй, он ошибся.

Ну, ну, укроти своё воображение, говорил он себе, не сочиняй романов… Сегодня вечером у меня не назначено свидание с мосье Дубуа. Да вообще ещё не известно, в Муассаке ли этот мосье.

И тут он услышал чьи-то шаги.

Кто-то шёл — теперь уже в этом не было никакого сомнения, — и шёл к перекрёстку.

Ночной прохожий приближался со стороны железной дороги.

Может быть, он заметил пламя спички, это насторожило его и поэтому он остановился?

А потом снова пошёл. Улица Кабретт останется у него справа, а сейчас он пройдёт мимо портала.

Жозэ, притаившись в темноте, не шевелился. Он не спускал глаз с небольшого освещённого пространства — там горел фонарь, — которое загадочный прохожий не мог миновать.

Шаги стали торопливее.

Прохожий побежал.

Видимо, он стремился как можно скорее пересечь освещённый участок.

И в самом деле, ему удалось сделать это очень быстро.

Но в тот момент, когда на него упал свет фонаря, Жозэ охватило невероятное волнение.

Человек был в зеленой накидке.

При беге накидка взлетала, и Жозэ невольно вспомнил поэта Гастона Симони, старого поэта, чья зелёная накидка была столь известна в парижском литературном мире.

Неужели он приехал сюда, к древнему памятнику, помечтать в эту туманную ночь среди теней, покоящихся вокруг монастыря Сен-Пьер?

Ещё до того, как прохожий попал в полосу света, Жозэ услышал какой-то металлический звук.

Человек в зеленой накидке прошёл совсем близко от репортёра и углубился в улицу, которая вела к площади Реколле.

Жозэ колебался: идти за ним? Нет?

Но его заинтриговал металлический звук. Он ринулся к освещённому участку. Похоже было… похоже было, что упала монета…

Репортёр шарил глазами по мостовой. Что-то блеснуло между двумя булыжниками. Он нагнулся и протянул руку.

Это оказалась в самом деле монета — золотая, тяжёлая, блестящая.

Но куда же скрылся этот сеятель золотых монет?

И вот тут события начали развёртываться с невероятной быстротой.

Со стороны площади донёсся топот бегущих людей. Чей-то голос крикнул:

— Стой!

Жозэ быстро побежал вдоль тротуара к гостинице. Там, около входа, он чуть не столкнулся с возникшей из темноты массивной фигурой.

И тут же его ослепил луч карманного фонарика.

— Ах, это вы! — воскликнул знакомый голос.

Обладатель фонарика заглянул в коридор гостиницы и кого-то позвал, но кого именно, Жозэ не разобрал.

— Все в порядке, — ответили из коридора. — Я его держу. Он был во дворе.

На втором этаже с шумом раскрылись ставни, и в окно высунулось бледное лицо учителя Рессека. Наконец в коридоре зажгли свет.

На первой ступеньке лестницы стоял Жино, он ещё не снял пальца с кнопки выключателя. В глубине Жозэ увидел человека в зеленой накидке, его держал за руку инспектор полиции.

— Интересно, стоящая ли это добыча, — тихо заметил комиссар, стоявший рядом с Жозэ.

Жозэ разглядывал человека в зеленой накидке. Это был тот самый старик, которого он мельком видел до обеда во дворе гостиницы, он тогда пилил дрова. Несчастный человек, — сказал о нем Жино, — он немой. Кажется, от рождения.

У старика было странное, похожее на маску лицо, неподвижный взгляд. Губы у него слегка дрожали. Из-за берета торчал клок седых волос. Несмотря на свои шестьдесят — шестьдесят пять лет, он был ещё крепок и ловок.

Накидка, в которую он завернулся, была совсем новой и никак не подходила к его обтрёпанным, забрызганным грязью брюкам и дырявым башмакам.

— Ну, иди же! — сказал инспектор, тряся его за руку.

Старик все с тем же тупым выражением лица повернулся к полицейскому.

— Он вас не слышит, — сказал Жино и, огорчённо вздохнув, спросил:

— Что он ещё натворил?

Жозэ подошёл к глухонемому и поднял полу накидки, так, что стала видна его левая рука.

Старик отступил и что-то промычал. Под накидкой у него была чёрная от грязи рубашка и совершенно дырявый джемпер.

— Что он держит? — спросил комиссар, подойдя к старику.

— Ну-ка отдай! — грубо потребовал инспектор, пытаясь разжать старику кулак.

Но тот сопротивлялся.

— Отдай! — повторил инспектор.

И он вырвал из руки оборванца что-то вроде трубочки, обёрнутое в грязную тряпку.

Комиссар тихонько свистнул. Жино широко раскрыл глаза.

Инспектор развёртывал тряпку. На пол упала золотая монета. Жино бросился к ней.

Жозэ сунул руку в свой жилетный карман.

— А вот эту старик обронил на улице, — сказал он.

— Вечер не пропал даром, — удовлетворённо заметил комиссар.

Он взял одну из монет и стал внимательно её разглядывать.

— Латинский союз! Хм!.. Ему не отвертеться, он скажет, где он их нашёл.

Жино беспомощно развёл руками и покачал головой.

— Нет, господин комиссар, он вам этого не скажет, никогда, никогда. Он глухонемой и дурачок.

Комиссар нахмурил брови.

— Все равно, мы отведём его в участок.

— Скажите, комиссар, вы уже давно выслеживаете этого субъекта? — вполголоса спросил Жозэ.

— Нет, — виновато улыбаясь, ответил комиссар, — следователь просто поручил мне проследить, благополучно ли вы добрались до дома. Как видите, мы не зря потрудились. Нам удалось застукать Фризу… Да, его здесь так называют, я даже забыл его настоящую фамилию. А я-то считал, что он такой безобидный, но…

— Трудно будет вытянуть из него что-либо, — заметил репортёр.

— Надо все же попробовать.

Жино, слушавший разговор, с улыбкой подошёл к ним.

— Господин комиссар, я могу попытаться узнать то, что вам нужно. Я его хорошо знаю, и со мной он не дичится… Он приходит ко мне пилить дрова. Иногда я ему даю тарелку супа. Он меня в общем понимает… Правда, не всегда.

— Давайте, — проговорил Жозэ, — спросите его, где он нашёл золотые монеты. Не такой уж этот Фризу дурачок, — подумал репортёр, — раз он пытался спрятать от нас своё богатство! Жино повернулся к старику и, показывая пальцем на золотые монеты, с расстановкой произнёс:

— Скажи, Фризу, где ты их взял?

Глухонемой замычал, неуклюже пританцовывая в своих грязных башмаках.

Жино взял из рук инспектора одну монету и подбросил её, пристально глядя на глухонемого:

— Красиво, правда, красиво, тебе нравится? Скажи мне, Фризу, будь хорошим, я тебе дам большую тарелку супа.

Старик взволновался, у него ещё сильнее задрожали губы. Он сделал попытку вырваться.

— Отпустите его! — приказал комиссар инспектору.

Старик, почувствовав себя свободным, снял с себя накидку и вытянул вперёд руку.

Никто не понимал, чего он хочет.

Итальянец объяснил: