Госпожа президент

— Предлагаю пока условиться о трех ежедневных совещаниях. — Он медленно провел пальцем по верхней губе. — Кроме того, буду весьма признателен, если вы предоставите мне офицера связи. Коль скоро… — Улыбка вышла почти мальчишеская, будто он просил прощения, но только на словах. — Коль скоро это вам удобно. В смысле, если для вас это подходящий способ обмена информацией.

Бастесен пожал плечами и кивнул. Он по-прежнему держал в руках пиджак Сиффорда.

— И я бы предпочел, — Сиффорд написал имя, протянул листок начальнику полиции, — вот эту даму. Имя вам знакомо?

Взглянув на листок, Бастесен удивленно приподнял брови.

— Да, но это невозможно. Она не работает у нас. И никогда не работала, хотя… — Он положил сиффордовский пиджак на спинку стула. — Время от времени она помогала полиции. Совершенно неофициально. Однако в нынешней ситуации это исключено.

— А если я очень попрошу, — сказал Уоррен Сиффорд.

Совсем другим голосом. Без тени заносчивости. Тягучая, медлительная манера сменилась чуть ли не мольбой.

— Нет, — отрезал Бастесен, снова пытаясь всучить американцу пиджак. — Это исключено. Но я немедля подыщу кого-нибудь. Вам, наверно, пора идти. Они уже явно теряют терпение.

— Погодите. — Сиффорд написал в блокноте еще одно имя. — Тогда, может быть, он? Во всяком случае…

— Ингвар Стуббор, — медленно прочел Бастесен и легонько качнул головой. — Не знаю такого. Однако…

— Ингвар Стубё, — послышалось из угла возле двери.

Оба разом обернулись. Полицейский, покраснев до корней волос, пробормотал:

— Он наверняка имеет в виду Ингвара Стубё. Из Уголовной полиции. Он преподавал у нас в…

— Ингвар Стубё, — повторил Бастесен, помахав листком, который Сиффорд первоначально дал ему. — Так ведь он женат на этой самой даме! Вы что же, знакомы с ними обоими?

Уоррен Сиффорд поправил воротник рубашки и наконец-то надел пиджак.

— Стуббора я видел всего два раза, — ответил он, — и фактически не знаю его. А вот Ингер Юханну Вик… Ингер Юханну я когда-то хорошо знал. Так как насчет Стуббора?

— Стубё, — поправил Бастесен. — Стубё-о-о. Как в bird. Посмотрим, что тут можно сделать.

Оба направились к двери. Внезапно Бастесен остановился, положил руку на плечо американского гостя и с выражением любопытства на лице воскликнул:

— А ведь верно! У Ингер Юханны Вик есть своего рода предыстория, связанная с ФБР. Но я в нее не вникал. Вы знакомы по тем временам?

Уоррен Сиффорд не ответил. Подтянул галстук, одернул пиджак и пошел навстречу послу

12

Абдалла ар-Рахман по-прежнему был превосходным пловцом. Ровными, неторопливыми гребками рассекал воду. Однако по причине длинных рук и широких ладоней достигал высокой скорости. Воду не хлорировали. Химикалии вызывали у него легкую тошноту. Поскольку же большим бассейном никому другому пользоваться не разрешалось, туда закачивали соленую воду и меняли ее так часто, что он никогда не испытывал неприятных ощущений.

Мужчина, сидевший у бассейна в удобном кресле, среди мягких подушек, улыбался, любуясь красотой мозаичных узоров в бассейне и вокруг. Мелкие плитки всевозможных оттенков синего цвета искрились в отсвете факелов, горевших на западной стене. Вечерний воздух казался прохладным по сравнению с нещадным зноем, который терзал его весь день. Он так и не привык к жаре. Но любил ее остатки, накопленное солнечное тепло, дарившее вечером уют и наконец-то унимавшее боль в поврежденном колене.

Араб все плавал, разрезая поверхность воды. Мужчина у бассейна пил чай и взглядом следил за своим другом.

Звали его Том Патрик О'Рейли, а родился он в маленьком виргинском городке в 1959 году. Семья едва сводила концы с концами, и жизнь как-то не налаживалась. Отец пропал, когда Тому только-только сравнялось десять. Однажды под вечер поехал на бензозаправку, и с тех пор они никогда не видели ни его самого, ни старый двенадцатилетний пикап, единственный их автомобиль. Мать буквально надорвалась, стараясь хоть как-то прокормить четверых детей; она умерла, когда Тому было шестнадцать. В 1975-м. И еще во время скромных похорон Том решил рискнуть, сделать ставку на единственный козырь, которым располагал. Он очень неплохо играл в футбол за школьную команду и сумел за последние два года в школе стать самым перспективным защитником, какого в Виргинии не видели уже несколько десятилетий, а в итоге получил стипендию Стенфордского университета и уехал из родного городка, с рюкзаком одежды, тремя сотнями долларов в кармане и твердой решимостью никогда больше не возвращаться.

В первый же год подвело колено. Сухожилия, связки и мениск. Тому О'Рейли было двадцать, и он думал, что на будущем можно поставить крест. Академические его успехи, мягко говоря, были так себе, а стало быть, закончить университетский курс он мог, только оплачивая учебу своими великолепными футбольными пасовками.

Плача от досады, он сидел в комнате, и тут вошел Абдалла. Без стука. Парень, с которым Том до сих пор разговаривал всего-то раз-другой, сел на жесткий стул, посмотрел в окно. Молча, без единого слова.

Том О'Рейли, как ему помнилось, утер глаза. Неловко улыбнулся, одернул свитер, который стал ему заметно маловат. Тренировался Том все упорнее, а стипендии хватало лишь на самое необходимое — на оплату обучения и более чем скромную жизнь. Одежда — это уже роскошь. Парень, незваным явившийся к нему и сейчас ворошивший скудный багаж в рюкзаке, был в дорогих джинсах и шелковой рубашке. Да одни его туфли взорвали бы годовой бюджет Тома, выделенный на шмотки.

Сейчас, сидя во дворце близ Эр-Рияда, прихлебывая сладкий чай и имея состояние, о каком даже и не мечтал, когда стоял на пороге блестящей спортивной карьеры, Том вдруг подумал, до чего же абсурдным было случившееся теплым весенним днем 1978 года.

Он не знал Абдаллу. И никто в Стенфорде его не знал. По-настоящему не знал, хотя его приглашали на самые популярные вечеринки и временами он появлялся то тут, то там, неторопливый, с загадочной улыбкой на губах. Этот парень был сказочно богат. Нефть, думали все и каждый при виде черных волос и чеканного профиля. Наверняка нефть, но вопросов никто не задавал. Абдалла ар-Рахман не располагал к расспросам, тем более личного характера. В остальном он держался вполне дружелюбно, а вдобавок прекрасно плавал, участвовал в университетской команде. И хотя, не в пример другим, особо не искал общества сверстников, одиночкой не был. Девушки заглядывались на него — высокий, широкоплечий, большеглазый. Правда, все закидоны кончались ничем, он оставался чужаком.

Судя по всему, его это устраивало.

И вдруг он пришел сюда, в неприбранную студенческую комнату, где пахло нестираными носками, и протянул Тому О'Рейли спасительную соломинку, за которую нищий парень из Виргинии ухватился обеими руками.

Да так по сей день и цеплялся.

Чай до того сладкий, что сахар коркой оседает на языке. Том О'Рейли отставил стакан. Провел пальцами по светлым рыжеватым волосам и улыбнулся арабу, который по-кошачьи грациозно вылез из воды.

— Рад тебя видеть, — сказал Абдалла, протягивая руку. — Извини, что заставил ждать.

Всегда рукопожатие, думал Том О'Рейли. Ни традиционных объятий, ни поцелуя. Только рукопожатие, и всё. Рука была влажная, холодная, и Том О'Рейли слегка вздрогнул.

— Ты перегрелся на солнце, — сказал Абдалла, взяв полотенце, чтобы вытереть волосы. — Как обычно. Надеюсь, ты не скучал. Меня задержали кой-какие дела.

Том лишь улыбнулся в ответ.

— Как поживает Джудит? Как дети?

— Хорошо, — сказал Том. — Спасибо, все хорошо. Гарри делает успехи в футболе. Хорошего защитника из него, правда, не выйдет. Слишком он крупный и тяжелый. Но как полузащитник имеет все шансы сделать карьеру. Я попробую посодействовать.

— Не переусердствуй, — заметил Абдалла, натягивая через голову ослепительно белую рубаху и усаживаясь в соседнее кресло. — Дети вообще-то должны сами справляться. Еще чаю?