Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).

— Я бы хотела узнать побольше, — продолжала настаивать Вайолет.

Она попыталась развернуть записку с адресом, но он остановил ее.

— Прочитаете в лимузине, — сказал он. — Если вас это не устроит, дайте мне знать. Но думаю, это дело как раз для вас.

— А что сказал бы мой отец?..

— Ваш отец одобрил бы это, если бы вообще мог одобрить то, чем вы занимаетесь. Вашему брату даже не придется вас сопровождать.

— Так мне придется иметь дело только с дамами?

— Прочтите адрес, когда будете проезжать Пятую авеню.

Но сомнения не отпускали ее, и когда она наконец прочла записку с адресом, то не узнала ничего нового, кроме того, что место, куда она направляется, находится где-то неподалеку от Восьмидесятой улицы. Каково же было ее удивление, когда ее автомобиль остановился перед внушительным особняком известного финансиста, чья недавняя смерть так всколыхнула биржу. Вайолет не была лично знакома с хозяином, но, как и все в городе, знала этот дом. Один из самых роскошных домов в Нью-Йорке. К. Дадли Брукс знал, куда потратить свои миллионы, и весьма преуспел в этом. Отец Вайолет, тоже довольно известный финансист, однажды сказал, что Брукс — единственный человек в Америке, которому он завидует.

Едва открылась дверь, как Вайолет поняла, что ее ждали. Ее сразу же провели в дом, и она улыбнулась, завидев ангельское личико ребенка, смотревшего на нее из дальнего коридора. Видение это было мимолетным, но с той минуты великолепный холл с высокими колоннами уже не казался Вайолет столь неприветливым, а официальный прием — понадобилось трое слуг, чтобы препроводить ее в маленькую приемную рядом с входной дверью, — слишком официальным.

Оставшись в одиночестве, Вайолет с удивлением поняла, что совсем не знает, кто живет в этом доме, и задумалась: с кем же из членов семьи ей придется иметь дело? О семейной жизни мистера Брукса она знала только то, что он прожил остаток жизни вдовцом. Его сын… А был ли у него сын? Об этом Вайолет никогда не слышала, но ведь кто-то из родственников должен был все унаследовать. С ним-то ей и предстоит встретиться и сохранить должную выдержку: юная девушка вместо опытного детектива наверняка вызовет удивление.

Но когда дверь приемной открылась, удивляться пришлось Вайолет. Перед ней стояла женщина, довольно странная на вид. Однако в чем заключалась эта ее странность, Вайолет никак не могла понять. Быть может, все дело в том, как аккуратно были уложены ее седые локоны? Или в том, как резко ее живой и нетерпеливый взгляд контрастировал со слабыми, дрожащими губами? Она была в глухом траурном платье, очень дорогом, но что-то в ее манере держаться и в выражении лица говорило о том, что она вряд ли уделяла своему платью много внимания или вообще понимала, что на ней надето.

— Это я просила о встрече с вами, — сказала она. — Ваше имя мне известно, но моего вы, вероятно, не знаете. Моя фамилия Квинтард, миссис Квинтард, и я в беде. Мне нужна помощь, но негласная. Я не знала, куда еще обратиться, кроме детективного агентства. Поэтому я позвонила по первому попавшемуся мне на глаза объявлению, и… и мне велели ожидать визита мисс Стрэндж. Не думала, что это будете вы, хотя, наверное, такое в порядке вещей. Вы ведь потому сюда и приехали, хоть это все и несколько необычно?

— Конечно, миссис Квинтард, и если вы расскажете мне…

— Видите ли, душечка… да, я, пожалуй, присяду. На прошлой неделе умер мой брат, вы ведь о нем слышали — К. Дадли Брукс?

— О да, мой отец знал его — мы все были о нем наслышаны. Но не торопитесь, миссис Квинтард, я отослала свой автомобиль. У нас много времени.

— Увы, но времени у меня как раз нет. Он… я продолжу по порядку. Мой брат был вдовцом, детей — прямых наследников — у него не было. Об этом всем известно. Он фактически усыновил ребенка своей жены от первого брака и в завещании, написанном еще при ее жизни, сделал его своим единственным наследником. Но вскоре он понял, что этот молодой человек вряд ли сможет достойно справиться со столь великой ответственностью, и написал новое завещание — к сожалению, втайне даже от своих родственников и самых близких друзей. По новому завещанию все состояние моего брата переходит к его племяннику Клементу: он переменился к лучшему со времен его юности, и у него, помимо всего прочего, есть прелестные дети, к которым мой брат очень привязался. И это самое завещание — этот злосчастный лист бумаги, который для нас так много значит, — пропал! Утерян! И… — тут ее голос, сорвавшийся было на крик, понизился до перепуганного шепота, — и потеряла его я.

— Но должна же быть копия, всегда снимают копию…

— О, но ведь это еще не все. Мой племянник очень болен, уже много лет, поэтому он не бывает в обществе. Он умирает от чахотки. Доктора говорят, что надежды на выздоровление нет, и теперь, когда его терзает страх оставить жену и детей в полной нищете, он угасает так быстро, что любой день может стать для него последним. И мне приходится глядеть ему в глаза — в эти страдальческие глаза, — и их взгляд убивает меня. И все же я не виновата. Я не могла… О, мисс Стрэндж! — с чувством воскликнула она, оборвав себя на полуслове. — Завещание где-то в доме! Я никуда не уносила его с того этажа, на котором находится моя спальня! Отыщите его, отыщите, умоляю вас, или…

Вайолет поняла, что настало время для слов ободрения.

— Я постараюсь, — ответила она. Миссис Квинтард немного успокоилась.

— Но для начала, — продолжила девушка, — мне хотелось бы узнать побольше. Где находится ваш больной племянник?

— Вот уже восемь месяцев он здесь, в этом доме.

— Это его ребенка я видела в холле?

— Да, и…

— Я буду бороться ради этого ребенка! — порывисто вскричала Вайолет. — Уверена, что правда на стороне его отца! Но где же другой претендент на наследство, Карлос, кажется?

— В этом-то вся беда! Карлос плывет сюда на «Мавритании» и прибудет уже через несколько дней. Они с женой возвращаются из путешествия по Востоку. Мисс Стрэндж, пропавший документ необходимо найти до его возвращения, иначе огласят другое завещание и Карлос сделается хозяином дома, а это будет означать наш скорый отъезд и неминуемую смерть Клемента.

— Выставить за дверь больного? Родственника в столь тяжелом состоянии? О нет, миссис Квинтард, никто бы не осмелился на такое, даже если бы этот дом был хижиной, а его владельцы нищими из нищих.

— Вы не знаете Карлоса, вы не знаете его жены. Нам и недели на сборы не дадут. У них нет детей, и поэтому они завидуют Клементу. Наша единственная надежда — отыскать завещание и остаться здесь на законных правах. Либо это, либо — разорение. Теперь вы знаете, что нам грозит.

— Я приложу все силы к тому, чтобы помочь вам в этом действительно неприятном деле. Но позвольте спросить, не напрасно ли вы волнуетесь по поводу пропавшего документа? Ведь если это завещание составил поверенный мистера Брукса, то…

— Но это не так! — воскликнула миссис Квинтард. — Его поверенный — близкий родственник Карлоса, поэтому брат и не сообщил ему о своих намерениях. Клемент, я имею в виду моего брата, а не племянника, был великолепным финансистом, но в делах домашних он был робок, как дитя. Его жена помыкала им, пока была жива, а после ее смерти это стали делать ее не менее властные родственники. Когда брат наконец решил вычеркнуть из завещания Карлоса и переписать документ в нашу пользу, то он уехал из города — хотела бы я вспомнить, куда именно, — и попросил составить новое завещание какого-то совершенно постороннего человека, чьего имени я не могу припомнить.

Ее дрожащий голос и беспокойное поведение выдавали в ней ту же слабость характера, которая заставила ее брата втайне делать то, что он страшился сделать в открытую. Вайолет пришлось собраться с духом, чтобы начать задавать вопросы о том, как произошла роковая утрата документа. Она боялась услышать какой-нибудь банальный рассказ о непростительной беспечности. Требовалось что-то более необычное — присутствие некой стороны, противодействующей интересам Клемента-младшего, какого-то союзника Карлоса, некой враждебной силы в доме, полном слуг и домочадцев, — чего-то, что превратило бы заурядное дело в случай, достойный ее дарования.